Тоуни, Ричард Генри

Ричард Генри Тоуни
Richard Henry Tawney
Дата рождения:	30 ноября 1880(1880-11-30)
Место рождения:	Калькутта, Индия
Дата смерти:	16 января 1962(1962-01-16) (81 год)
Место смерти:	Лондон, Великобритания
Страна:	Великобритания Великобритания
Научная сфера:	История экономики
Альма-матер:	Оксфордский университет

Ричард Генри Тоуни (1880—1962) — британский экономический историк, христианский социалист и поборник обучения взрослых. Член лейбористской партии, представитель фабианства. Оказал большое влияние на историческую науку своего времени. В советской и российской историографии известен прежде всего как учёный, поднявший вопрос о социальных предпосылках Английской революции XVII в.

Биография

Ричард Генри Тоуни родился в Калькутте (Индия) 30 ноября 1880 г. Его отец был ректором Президентского колледжа Калькутты. После переезда в Великобританию Тоуни учился в школе г. Рагби, где познакомился со своим ровесником Уильямом Темплом, будущим архиепископом Кентерберийским. Эту детскую дружбу и взаимное влияние друг на друга они сохранили на всю жизнь.

Изучал новую историю в Баллиол-колледже Оксфордского университета. После окончания университета в 1903 г. жил со своим другом Уильямом Бевериджем в общежитии выпускников «Тойнби-холл», чьи обитатели занимались социальной работой, что глубоко повлияло на его взгляды. Тоуни понял, что для борьбы с бедностью и принесения справедливости в общество усилий отдельных личностей недостаточно; необходимы коренные изменения.

В течение трех лет, начиная с января 1908 г., Тоуни обучал первые классы Workers' Educational Association (WEA) в Лонгтоне, Сток-он-Тренте (впоследствии составившими один город Сток-он-Трент), Рочдейле и Ланкашире. Некоторое время до переезда в Манчестер (после женитьбы на сестре Уильяма Бевериджа Жаннетт) он читал лекции по экономике в Университете Глазго.

Чтобы выполнить необходимую WEA работу, он ездил в Лонгтон на вечерние курсы по пятницам, а затем ехал в Рочдейл на дневные субботние курсы. Тоуни понимал образовательный процесс как двухсторонний: он писал, что учился благодаря этим занятиям и сам, приобретая знания, которые нельзя с легкостью получить по книгам.

В 1912 году в Лондоне издана первая значительная работа Тоуни как историка — «Аграрная проблема в XVI столетии» («The Agrarian Problem in the Sixteenth Century»).

Во время Первой мировой войны Тоуни служил сержантом в 22-м полку Манчестера. Ему была предложена офицерская служба, но он отклонил предложение, следуя своим убеждениям. Участвовал в Битве на Сомме (1916), где был дважды ранен в первый день и пролежал на поле битвы до следующего дня, когда его вынесли оттуда и положили во французский полевой госпиталь, а затем отправили в Англию.

Война навела Тоуни на размышления о первородном грехе. Она также укрепила его в убеждении о крайней необходимости значительных социальных, экономических и политических перемен. В 1918 году он написал большую часть отчета «Christianity and Industrial Problems» — пятого отчета комиссии Церкви Англии, включавшей несколько епископов. Отчет, «задавший тон англиканской послевоенной общественной мысли», отличался социалистическим настроем.

Политическая и общественная деятельность

В 1906 году вступил в Фабианское общество; в 1921—1933 годах избирался в его руководство. Его коллега по обществу Беатриса Вебб называла его «святым от социализма». В 1909 году Тоуни стал членом Независимой лейбористской партии, а в 1918 году — Лейбористской партии. В 1919, 1922 и 1924 годах выдвигался от лейбористов в Палату общин, все три раза безуспешно. Изначально поддерживал радикальную версию гильдейского социализма, затем перешёл к реформистскому градуализму и ревизионизму в 1950-х годах.

Боролся за всеобщее образование детей и взрослых. Больше четырёх десятилетий, с 1905 по 1948 год, входил в руководство Образовательной ассоциации рабочих, занимая в ней должности вице-президента (1920—1928; 1944—1948) и президента (1928—1944). В 1922 году написал книгу «Среднее образование для всех» (Secondary Education For All), ставшую манифестом лейбористов в образовательной сфере.

Научная и преподавательская деятельность

В послевоенные годы начал преподавать в Лондонской школе экономики. В 1926 году принял участие в создании Общества экономической истории и в течение последующих семи лет являлся соредактором журнала «The Economic History Review». С 1931 до отставки в 1949 году профессор Лондонской школы экономики, в этот период преподавательская и научная деятельность стали его основным занятием. В начале 30-х годов дважды посетил Китай, в результате поездок написал книгу «Земля и труд в Китае» (1932). На обратном пути из Китая посетил СССР.

С 1934 года член Британской академии.

Научный вклад

В Великобритании столетие истории Англии, предшествовавшее Английской революции, принято называть «веком Тоуни», ему он посвятил большинство своих исторических трудов.

В 1941 году в журнале «The Economic History Review» Тоуни опубликовал эпохальную для британской историографии статью «Возвышение джентри, 1558—1640», спровоцировавшую в конце 40 — 50-х годах громкие научные баталии. Вопреки традиционной религиозно-политической интерпретации истории гражданских войн в Англии в середине XVII в., Тоуни обратил свой взор к социально-экономической стороне этих событий. На основе обширных статистических материалов он продемонстрировал упадок в тот период старой английской аристократии, роялистов, выступивших в поддержку короля, и одновременное «возвышение джентри», нового мелкопоместного дворянства, коммерческой буржуазии, сумевшей адаптироваться к развивающимся капиталистическим отношениям. Неизбежный вывод, вытекающий из его рассуждений, состоял в том, что попытки короля остановить эту тенденцию и привели к кровавым событиям середины XVII столетия.

Тоуни не подозревал о том, какой масштаб дискуссии и накал страстей спровоцирует эта небольшая по объему публикация. В 1948 году на страницах того же журнала в его поддержку, но со своей интерпретацией событий, выступил оксфордский историк Л. Стоун. Однако место главного и беспощадного критика концепции «возвышения джентри» в начале 50-х годов занял энергичный британский исследователь Х. Р. Тревор-Ропер. Он подверг жесткой, но весьма субъективной критике статистические подсчеты Тоуни и оспорил выдвинутую им интерпретацию событий. С точки зрения Тревор-Ропера, в конечном счете нельзя было говорить ни об экономическом упадке аристократии, поскольку имелись обратные примеры, ни, тем более, о «возвышении джентри». Напротив, хозяйства значительной части «настоящих» джентри — мелких землевладельцев — находились в плохом состоянии, и именно это толкнуло их на бунт против короны. На протяжении последующих лет в дискуссию оказалось вовлечено множество британских историков, представлявших различные школы и направления.

Сам Тоуни высказался лишь однажды. В 1954 году он опубликовал на страницах того же журнала «Поскриптум» к своей работе 1941 года. Обвинения, выдвинутые в предыдущие годы против его концепции, «отталкивающая резкость», в которую критика в ущерб себе самой порой вырождалась, едва ли были ему приятны. В статье Тоуни философски заметил, что даже заблуждающийся с точки зрения других историков коллега не амаликитянин, чтобы «разбивать его наголову». Со своей стороны, полемизируя с Тревор-Ропером, он представил в работе новые статистические данные в пользу своей концепции «возвышения джентри».

Основные работы

• The Agrarian Problem in the Sixteenth Century (Аграрная проблема в XVI столетии), 1912
• The Acquisitive Society (Стяжательное общество), 1920
• Secondary Education for All (Среднее образование для всех), 1922
• Education: the Socialist Policy, 1924
• Religion and the Rise of Capitalism (Религия и становление капитализма), 1926
• Equality (Равенство), 1931
• Land and Labour in China (Земля и труд в Китае), 1932
• The Rise of the Gentry, 1558 – 1640. – The Economic History Review, 1941, v. XI, N1, p. 1 – 38.
• The Radical Tradition: Twelve Essays on Politics, Education and Literature (Ортодоксальная традиция: двенадцать эссе о политике, образовании и литературе), 1964

Ссылки

• Суслопарова Е. А. [historystudies.org/2013/03/susloparova-e-a-richard-touni-1880-1962-lejboristskij-ideolog-eticheskogo-socializma-i-uchenyj-istorik/ Ричард Тоуни (1880—1962): лейбористский идеолог этического социализма и ученый историк.] — Новая и новейшая история — 2012. — № 2. — C. 158—177.

Отрывок, характеризующий Тоуни, Ричард Генри

«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.