Тоётама-химэ
Тоётама-химэ (яп. 豊玉姫 — «дева обильных жемчужин» или «дева обильного божественного духа»[1]), более известна как Отохимэ (яп. 乙姫) — богиня в японской мифологии, прекрасная дочь бога моря Ватацуми-но ками.[1] Является одним из персонажей в Кодзики и Нихон сёки.
Изложение мифа
Тоётама-химэ вышла замуж за охотника Хоори, и перед родами отправилась из моря на сушу, где родила сына Угая-фукиаэдзу-но-микото, к которому возводит свой род Дзимму, первый император Японии. Её муж, Хоори, подсмотрел за родами жены, тем самым нарушив запрет, а вместо супруги увидел чудовище (в разных версиях истории это или кашалот или крокодил). После рождения ребёнка Тоётама-химэ была вынуждена навечно уйти в морскую пучину.[1]
Интерпретации
В мифе о Тоётама-химэ отразился запрет брачных отношений между членами общинного коллектива, имеющих общий тотем (см. Экзогамия). Таким тотемом в мифе о Тоётама-химэ является крокодил или кашалот. Данное табу существовало как в эпоху первобытнообщинного строя, так и в более поздние времена.[1]
Культурное влияние
- Персонажа Рю Шинрон в аниме Dragon Ball GT, моряки живущие рядом с местом её пробуждения начали именовать её "Отохимэ" за то что она засыпает побережье рыбой, устраивая водные смерчи.
- Отохимэ появляется как персонаж в видеоигре «Okami».
- В карточной игре Yu-Gi-Oh существует группа карт под названием «Духи-монстры», которые все основаны на мифах о японских богах, где также имеется карта отсылающая к мифу об Тоётама-химэ.
- Муцуми Отохимэ из манги и аниме «С любовью, Хина» получает своё имя в честь этой богини.
- Королева Отохимэ с Острова Рыболюдей из популярной манги и аниме «One Piece» является отсылкой к мифологическому прототипу.
- В аниме «Gintama», Отохимэ является богиней, которая вызвала проблемы со старением.
- Отохимэ является одним из персоонажей в аниме «Namiuchigiwa no Muromi-san».
Напишите отзыв о статье "Тоётама-химэ"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Мифы народов мира / Под ред. С. А. Токарева. — М.: Советская энциклопедия, 1992. — Т. 2. — С. 517. ISBN 5-85270-072-X (т. 2)
Отрывок, характеризующий Тоётама-химэ
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».