G 8

G 8 DRG-Baureihe 55.16–22 ÖBB Reihe 755 PKP Tp 3 НКПС/ МПС Тп3
Основные данные
Страна постройки	Пруссия Пруссия
Завод	Vulcan, Grafenstaden, Hanomag, Henschel, Schichau
Годы постройки	1902 — 1913
Всего построено	1054
Нумерация	DRG 55 1601–2268
Ширина колеи	1435 мм
Конструкционная скорость	55 км/ч
Технические данные
Осевая формула	0-4-0
Служебный вес паровоза	58,5 т
Нагрузка от движущих осей на рельсы	14,7 тс
Мощность	809 kW
Диаметр движущих колёс	1350 мм
Полная испаряющая поверхность нагрева котла	135,2 / 140,0 м²
Поверхность нагрева пароперегревателя	31,7 / 41,2 м²
Площадь колосниковой решётки	2,25 / 2,35 м²
Диаметр цилиндров	575 / 590 / 600 мм
Ход поршня	660 мм
Эксплуатация
G 8 на Викискладе

Паровоз G 8 или G8 — прусский паровоз типа 0-4-0, строившийся для Прусских государственных железных дорог с 1902 по 1913 гг. Всего было построено свыше тысячи паровозов данной серии, вместо него с 1913 года заводы начали выпуск паровоза разновидности G 8.1, который был усиленной версией G 8 и стал массовым паровозом государственных железных дорог Прусского государства (свыше 5000 локомотивов).

История

Всего же с 1902 по 1913 годы было выпущено 1054 паровоза G 8. Это был первый паровоз немецкого производства оборудованный пароперегревателем, при этом конструкторы старались сохранить осевую нагрузку в пределах 14—15 тс, из-за чего у ряда деталей был снижен вес в ущерб прочности. В процессе выпуска конструкция постоянно развивалась, так были постепенно увеличен диаметр цилиндров, а также площади колосниковой решётки и пароперегревателя. Помимо этого были попытки улучшить систему парораспределения, однако должный эффект так и не был достигнут. После окончания Первой мировой войны, 336 паровозов G 8 по репарациям оказались в других странах, ещё 18 попали на Саарскую железную дорогу.

В 1925 году в локомотивном парке новообразованной Deutsche Reichsbahn числилось 656 данных паровозов, которым присвоили обозначение серии 55.16-22 и номера 55.1601—2256. В 1935 году из Саара поступили ещё 12 паровозов, которым присвоили номера 55.2257—2268. В начале Второй мировой войны на немецкие дороги из Польши вернулось несколько паровозов (на Польских железных дорогах они имели обозначение Tp3) которые получили номера между 55.1604 и 55.1710. Также в ходе Второй мировой войны часть этих паровозов оказалась в Советском Союзе. Так, например, только из Польши на советские железные дороги, по советским данным, попало 45 паровозов серии (по немецким — 48), которым присваивали обозначение серии Т_п3 (аналогично с польским, но латиницу заменили кириллицей) либо 55 (в основном уже попавшие с территории Германии). Также после окончания войны 3 паровоза (№ 1681, 1881, 2180) остались в Австрии, причём один из них (№ 1881) в 1950 году был возвращён на DB, а оставшимся двум присвоили обозначение ÖBB Class 755 с сохранением номеров. В основном бывшие паровозы G 8 были списаны во второй половине 1950-х. Отдельные экземпляры были сохранены и продолжают обслуживать ретро-поезда на железных дорогах Германии, Австрии, Болгарии и Югославии.

Отрывок, характеризующий G 8

– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.