Требака

Требака, трамбак, трембакул, трабакколо, требакула (от итал. trabaccolo) — парусное двухмачтовое грузовое, торговое или рыболовецкое судно.

Описание судна

Парусное деревянное двухмачтовое судно. Соотношение длины к ширине судна составляло примерно 3:1. Грузовые и торговые требаки имели длину от 20 до 30 метров, ширину около 6 метров и высоту борта около 2 метров, рыболовецкие отличались меньшими размерами, их длина составляла от 10 до 20 метров, ширина от 3 до 5 метров, а высота борта от метра до двух. Суда имели рейковое парусное вооружение, с 2 кливерами на выдвижном бушприте.

Грот-мачта располагалась вертикально в 5/19 длины палубы от кормы, а фок-мачта была слегка наклонена вперед и находилась от кормы в 15/19 длины палубы. Длина грот-мачты от киля до топа равнялась утроенной наибольшей ширине судна, а длина фок-мачты была на 1 фут 8 дюймов меньше.

Перебрасываемый и неперебрасываемый люгерные паруса отличались способом крепления. Фал при перебрасываемом парусе крепился на рее почти посередине — в 2/5 длины рея к носу, а галс гаком заводился за что-либо впереди мачты. При этом парус всегда находился на подветренной стороне мачты. При лавировке и переходе на другой галс для перевода паруса на подветренную сторону нижний конец рея обводился вокруг мачты, и галс снова гаком крепился на соответствующем обухе. Фал при неперебрасываемом люгерном парусе крепился на 1/4 — 1/3 длины рея от нижнего конца, а галс — на мачте или на палубе. Этот парус при лавировке не перебрасывался, в связи с чем периодически находился то на подветренной, то на наветренной сторонах мачты. Как и на большинстве средиземноморских судов, мачты на требаках были без штагов.

Вооружались требаки орудиями малого калибра.

Использование судна

Использовались преимущественно для каботажного плавания в Средиземном, Чёрном и Азовском морях, наибольшее распространение получили на Адриатике. Повсеместно заслужили славу хороших прибрежных судов, способных выходить и в море. Своё происхождение данный тип судов берёт из Кьоджа.

В европейских флотах требаки нередко использовались для транспортировки войск и военных грузов. В российском флоте распространения не получили, так для нужд флота было построено только 5 требак. Строились эти требаки по образцам итальянских купеческих требак «Коло» и использовались в качестве посыльных, транспортных и лоц-судов. Трофейные требаки зачастую переоборудовались и входили в состав флота в качестве судов другого типа.

Отряд средиземноморских военных судов США к началу XIX века приобрел две требаки для последующего переоборудования их в бомбардирские суда.

Литература

• Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат, 2002. — Т. 2. — 480 с. — (Корабли и суда Российского флота). — 5000 экз. — ISBN 5-203-01789-1.
• Чернышёв А. А. Великие сражения русского парусного флота. — М.: «Яуза»:«Эксмо», 2010. — 416 с. — ISBN 978-5-699-37859-3.
• Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007. — 448 с. — ISBN 978-5-9533-1517-3.
• [www.runivers.ru/bookreader/book9607/#page/2/mode/1up Военная энциклопедия] / Под ред. В. О. Новицкого, А. В. фон Шварца, В. А. Апушкина и Г. К. фон Шульца. — 2-е изд. — С-Пб.: Товарищество И. Д. Сытина, 1911. — 384 с.
• История русской армии и флота / под ред. А. С. Грищинского, В. П. Никольского и Н. Л. Кладо. — М.: Московское книгоиздательское товарищество «Образование», 1913. — Т. 10. — 172 с.
• Боевая летопись русского флота / Под ред. Н. В. Новикова. — М.: Военное издательство Министерства вооружённых сил СССР, 1948. — 490 с. — 55 000 экз.

Отрывок, характеризующий Требака

– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]