Буль-бейтинг

Буль-бейтинг (англ. bull-baiting), травля быка — кровавый спорт с привлечением собак (бульдогов) и быков. Вид азартного развлечения, был популярен в Англии до середины XIX века; впоследствии запрещён.

История

Травля животных, одна из древнейших массовых забав в Англии, имела огромную популярность вплоть до запрета в первой половине XIX века. Ещё древнеримский поэт Клавдиан на рубеже IV—V веков н. э. упоминал о «британской собаке, которая прижимает огромный бычий лоб к земле». Вполне вероятно, что римляне и привили любовь к кровавым зрелищам жителям Британских островов.

Буль-раннинг

Существовало две разновидности боев между быками и собаками — буль-бейтинг и буль-раннинг (англ. bull-running). Буль-раннинг — преследование быка — часто заканчивался его травлей, буль-бейтингом. Какое из этих развлечений появилось раньше, трудно установить. Известно, что первые массовые зрелища с забегами собак и быков состоялись в Стэмфорде в 1209 году во времена правления Иоанна Безземельного. По легенде, мясники увидели на поле двух дерущихся быков и попытались их разнять. При этом они согнали быков на большую дорогу, а собаки, бывшие при них, начали громко лаять и быки стремглав помчались по дороге в город, изрядно перепугав горожан. В это время граф Уоррен прогуливался верхом и, увидев опасность, бросился за быками. Ему удалось загнать их в загон, но само приключение доставило ему такое удовольствие, что граф повелел в память о нём передать в дар городу луг, на котором начались события, при условии что каждый год в День Святого Брайса горожане будут загонять одного быка. С тех пор буль-раннинг стал ежегодной традицией в Стэмфорде. Задачей преследователей было прогнать быка через весь город, загнать его на мост и, окружив его там, сбросить в реку. Если им это удавалось сделать до полудня, то в награду они получали ещё одного быка. Для того, чтобы животное приходило в должную ярость, его предварительно мучили и истязали всевозможными способами.

Похожая традиция появилась в Татбери (Стаффордшир) предположительно в 1374 году, но там она носила полурелигиозный характер. Быка гоняли менестрели татберского замка через протекавшую поблизости реку Дав. Обычай вошёл в ранг церковного обряда. Ежегодно церковь, с благословения настоятеля, предоставляла для проведения обряда быка. Вероятно, затея эта была устроена в подражание испанцам. Дело в том, что жена герцога Ланкастерского Джона Гонта (1340—1399), владевшего замком, Констанца Кастильская была родом из Испании. Достоверно известно, что быков гоняли уже XIII веке в Памплоне, на фиесте Сан-Фермин. Всё празднество в Татбери называлось «Двор менестрелей», а буль-раннинг был его завершающим аккордом.

Буль-раннинг в Татбери устраивали следующим образом. Быка предоставлял управляющий поместьем. Животному отпиливали кончики рогов, подрезали уши и хвост, намыливали его всего мылом, в ноздри вдували молотый перец. Затем распорядитель праздника объявлял о начале забега, велел зрителям освободить дорогу быку и преследующим его менестрелям. Быка гнали до Дербишира, по дороге менестрели норовили срезать с него ножом лоскут кожи. Того, кому это удавалось, провозглашали «королём музыки», если же бык добирался до финиша невредимым, то животное возвращали настоятелю монастыря. Но, как правило, бык к своему прежнему хозяину не возвращался. После окончания забега быка затравливали собаками на специальной арене. Первый раунд буль-бейтинга проводили в честь «короля музыки», второй — в честь настоятеля, третий — в ознаменование праздника, а затем быка травили на потеху публике до тех пор, пока животное не переставало сопротивляться. После этого новый хозяин забирал его себе.

В дальнейшем обычай видоизменился. Быка стала гонять палками молодёжь. Одна группа гнала его из Стаффордшира в Дербишир, другая стремилась задержать его. Часто палкой по голове доставалось не только быку, но и его преследователям.

Затем появился обычай «выкупать» быка у «короля музыки». Управляющий платил победителю забега 5 ноблей, а животное отправляли в поместье герцога Девонширского Хардуик. Там его откармливали и на Рождество закалывали для простолюдинов. В Татбери подобные развлечения проводились ежегодно более четырехсот лет, пока в 1778 году обычай не был отменён.

По всей видимости, описанные традиции имели место всего в трёх городах Англии: Стэмфорд в Линкольншире, Татбери в Стаффордшире и Тетбери в Глостершире. Они носили характер народных гуляний и не служили источником дохода, их нельзя отнести к числу азартных игр. Зато буль-бейтинг в чистом виде распространился по всей Англии.

Буль-бейтинг

Во времена королевы Анны (конец XVII-начало XVIII века) травли быков и других животных в Лондоне проводились в Хокли-ин-де-Хоул (Hockley-in-the-Hole) дважды в неделю. К этому времени подобное развлечение стало популярным повсеместно, буль-бейтинг стал обычным и любимым публикой зрелищем и азартым видом спорта во многих провинциальных городках Англии. Есть основания предполагать, что буль-бейтинг стал популярен ещё раньше буль-раннинга, и развлечение это было столь обыденно, что современники даже не считали нужным упоминать о нём в летописях и печати. Как бы то ни было, с XIII по XVIII век буль-бейтинг был настоящим национальным развлечением англичан, которому были покорны все слои общества.

Слуга и биограф Томаса Бекета учёный монах Вильям Фитцстефен в описании Лондона в 1174 году пишет, что каждое зимнее праздничное утро начиналось с кабаньих боёв или с травли быков и медведей собаками. Эти представления притягивали толпы зевак. Иногда даже травили не вполне подходящих для этого животных — ослов и лошадей.

Джон Хьютон оставил свидетельство о первых состязаниях по буль-бейтингу в Татбери, вероятно, в Бэнксайд Беар-гарден (Bankside Bear Garden):

Расскажу кое-что о травле быка. На него надевали ошейник с верёвкой, длиной три, четыре или пять ярдов. Верёвку вешали на крюк, так чтобы бык мог поворачиваться и видеть противника, мастиффа (mustiff dog), с вздёрнутой мордой и перекусом, позволяющим крепко вцепиться в бычий нос. Хорошая собака всегда начинает ползать на брюхе, нацеливаясь на бычий нос, тогда как бык старается его уберечь, прижимая нос к земле и выжидая момент, чтобы поддеть собаку рогами и подбросить её.

Если сразу выпустить двух или нескольких собак, или если собаки трусливы и попадаются под ноги быку, он тут же может выпустить из них кишки.

Я видел, как бык подбрасывал собаку на тридцать, если не на сорок футов вверх, и зрители ловили их, чтобы собаки не получили увечья при падении. Обычно землю вокруг посыпают песком, на тот случай если собака всё же упадёт с большой высоты. Несмотря на эти предосторожности, много собак погибало, многие ломали лапы и теряли зубы, когда бык принимался мотать их в разные стороны.

С владельцев собак, желавших участвовать в соревновании, брали входную плату. Если собака побеждала, хозяин получал приз — пять шиллингов, расшитую золотом шляпу и красивый собачий ошейник. Для участия в боях многие приезжали издалека.

Вот одно из типичных объявлений в английской прессе (Weekly Journal, 22 июля 1721):

…также будет затравлен медведь и свирепый матёрый бык на арене; над ним будут гореть факелы, к хвосту будет привязана комета, на него спустят бульдогов. В центре арены над факелами поднимут собаку. На той же сцене будет проводиться травля осла.

Оригинальный текст (англ.)  

...also a bear to be baited and a mad green bull to be turned loose in the Gaming-place; with fireworks all over him and a comet at his tail, and Bulldogs after him. A dog will be drawn up with fireworks after him in the middle of the yard; and an ass to be baited upon the same stage.

— Weekly Journal

Любопытно, что в мартовском выпуске «The Sporting Magazine» за 1802 год автор одной из статей утверждал, что известный случай с графом Уореном положил начало буль-бейтингу, а не буль-раннингу. Описание происшествия почти полностью совпадает со стэмфордской легендой.

Собак часто поднимали над ареной, на которой должна была произойти схватка. Собака держалась зубами за губку на перекладине и висела на высоте над языками пламени, стараясь избежать попадания в огонь.

Ещё одной составной частью представления могли быть боксёрские поединки. Например, в 1824 году на буль-бейтинг с последующей схваткой боксёров собралось 5 тысяч зрителей.

Популярность буль-бейтинга была поистине огромна, и общество само поддерживало её. Например, считалось что мясо затравленного быка гораздо полезнее, питательнее и нежнее, чем быка, просто убитого на скотобойне. Мясников даже штрафовали, если они после празднества или базарного дня продавали мясо быков, не затравленных накануне. В архиве поместья Барнард-Касл есть документ, содержащий указание:

Ни одному мяснику не должно убивать быка старше двух лет, не приведя его прежде на ринг и не потравив должным образом.

Разумеется, вокруг боёв вращались большие деньги, кроме того буль-бейтинг считался традиционным развлечением англичан. Назревший к началу XIX века вопрос о запрете буль-бейтинга и других видов «кровавого спорта» решался долго и трудно. В 1802 году после жарких дебатов палата общин отвергла законопроект о запрете травли быков. Буль-бейтинг просуществовал ещё более четверти века, пока, наконец, в 1835 году не был запрещён парламентом «Законом о жестоком обращении с животными» (Cruelty to Animals Act 1835). Однако нелегальные бои проводились до середины века: в Уиксворде — до 1838/40, в Ланкастере — до 1841/42, в Эшборне — до 1842, в Вест-Дэрби-Уэйксе — до 1853 года.

Однако закон не запрещал собачьи бои, которые уже давно набирали популярность, и к концу XVIII века успешно конкурировали с травильным спортом. Именно собачьим боям и было суждено заменить запрещённый буль-бейтинг и остальные виды травли.

Другие виды травли

Помимо травли быков в Англии проводились бои и с участием других, самых разнообразных животных: как диких, так и домашних. В популярности с буль-бейтингом соперничал беар-бейтинг — травля медведя. Травили волков, лис, барсуков. Травили экзотических животных: больших и малых обезьян, гиен, львов, тигров (в двух последних случаях хищники отделывались царапинами). Травили лошадей и ослов. Травили уток в пруду, предварительно подрезав им крылья. Существовала особая забава «рэттинг» — травля стаи крыс одной собакой на скорость. Есть даже информация о случаях, когда против бойцовых собак выходили люди.

Значение буль-бейтинга для кинологии

Популярность травильного спорта привела к расцвету селекции собак и появлению новых бойцовых пород, большинство из которых вели свою линию от молоссов (мастифов). Травля быка предъявляла к собаке особые требования, как её конституции, так и темпераменту. Собака должна была быть выносливой, бесстрашной до безрассудства, невосприимчивой к боли, всегда настроенной на поединок. Это должна была быть приземистая, коренастая, не слишком тяжёлая собака с широкой грудью и развитым плечевым поясом, с короткой гладкой шерстью и мёртвой хваткой. Так были выведены бульдоги — порода, уникальная по своим качествам, крайне функциональная, идеально подходящая для выполнения поставленной перед ней задачи. О возможностях породы говорит такой факт: зафиксирован случай, когда хозяин бульдога во время травли на пари отрубал ему лапы одну за другой. Собака при этом продолжала поединок с быком до тех пор, пока хозяин не подозвал её к себе и не отрубил ей голову.

Однако с ростом популярности собачьих боёв порода пришла в упадок. Для схватки с другими представителями собачьего племени требовались уже совсем другие качества — скорость, гибкость, подвижность. Бульдогов стали вязать с терьерами, такая помесь, совмещающая в себе лучшие для боёв качества обеих пород, стала высоко цениться. От бульдога происходят бультерьер, стаффордширский бультерьер, американский стаффордширский терьер, боксёр.

Ко времени запрета буль-бейтинга чистокровных бульдогов в Англии практически не осталось.

Бульдоги начали принимать участие в выставках в 1859 году, а стандарт породы (Фило-Куонский стандарт) был разработан и описан в 1865. В 1875 году был основан Клуб английских бульдогов, задачей которого стало спасение породы от вымирания. Однако, эта задача решалась путём преобразования бойцовой породы в выставочную. Во главу угла были поставлены цели сохранения и улучшения внешнего вида бульдога. Лучшей стала считаться та собака, у которой наиболее развиты характерные для породы признаки — короткая верхняя челюсть, выпяченная нижняя, большая голова. О боевых качествах и темпераменте речи вообще не шло, бульдог должен был спокойно и с достоинством держаться на выставках. Порода стала модной и престижной, всё больше отдаляясь от своего предка — староанглийского бульдога. Сегодняшний английский бульдог — декоративная, достаточно флегматичная собака, к тому же весьма уязвимая и, безусловно, неспособная противостоять быку.

В 1971 году американец Давид Левитт начал проект по воссозданию породы в её изначальном виде и достиг определённых успехов. Левитт скрестил английского бульдога (50 %), американского бульдога, бульмастифа и американского пит-бультерьера (в общем 50 %). Воссозданный им староанглийский бульдог внешне очень близок к собакам, изображённым на старинных гравюрах.

Литература

• Хейнс, Б. С. Английский бульдог = The new bulldog. — М.: Центрполиграф, 2000. — 343 с. — ISBN 5-227-00687-3.

См. также

• Беар-бейтинг
• Коррида

Отрывок, характеризующий Буль-бейтинг

– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.