Травля (охота)
Травля — преследование жертвы сворой. В животном мире некоторые хищники нападают на жертву стаей.
Травля животного человеком — одна из распространённых с древнейших времён кровавых забав. Например, травля зверя сворой борзыx собак — классическая разновидность охоты.
Псовая охота
Существует традиция псовой охоты и на Руси, причем одна из пород охотничьих собак называется русская борзая.
Точно неизвестно, когда псовая охота приобрела популярность на Руси и откуда появились охотничьи собаки. Некоторые винят в отсутствии информации по этому вопросу монахов-летописцев, неодобрительно относившихся к собакам и называвшим их «псами смердячими». По одной версии охотничьих собак привезли с собой татаро-монгольские завоевателями.
Существуют свидетельства о том, что собаки служили подарком для знатных особ. Так, в приданое дочери Ярослава Мудрого Анны, которая вышла замуж за короля Франции Генриха I, входили три борзые собаки. Дарил борзых и царь Борис Годунов. (И, возможно, реплика из «Ревизора» Гоголя о даче взяток борзыми щенками имеет отношение к этой традиции).
Полагают, что псовая охота уже была достаточно популярна во времена Ивана Грозного, причем не менее популярна, чем соколиная охота.
Одну из первых русских книг о псовой охоте под названием «Регул принадлежащий до псовой охоты» (1635) написал Лессинг. В этом труде он в частности высоко отмечал качества русской борзой.
Император Александр II был страстным охотником. В особенности он увлекался псовой охотой. Борзые для его двора регулярно закупались у помещиков, специализировавшихся в разведении собак. Александр II получал собак в подарок и сам дарил их, например принцу Уэльскому и принцу Карлу Прусскому. Собачья свора императора принимала участие в международных выставках. Так, в 1867 г. большой приз на Всемирной выставке в Париже достался «своре Его Величества борзых собак». Увлекались псовой охотой Александр III и Николай II.
См. также
Напишите отзыв о статье "Травля (охота)"
Отрывок, характеризующий Травля (охота)
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
