Травлёный штрих

Травлёный штрих — гравюра на металле, офортная манера, именуемая также штриховым, игловым, чистым, классическим или даже просто — офортом. Технологически является основной в этом виде станковой графики глубокой печати, поскольку даже за счёт сравнительно несложных подготовительных работ, выполнения рисунка на металлической доске достаточно простыми инструментами и, что основное — травления, эта техника в оттисках позволяет достигать очень ёмкого валёрного разнообразия, дающего, в свою очередь, богатые средства выразительности как по характеру линий, так и в фактурности, тональной глубине широкого диапазона.

Технология

Как основная его манера, травлёный штрих вобрал в себя все характерные и уникальные особенности техники офорта; поэтому на начальном этапе владение ею до такой степени важно, что, не обладая им, невозможно постичь не только саму природу офорта, но также и рассчитывать на какое-либо понимание особенностей других манер, — возможности использования их должным образом для достижения желаемых результатов .

Создание офорта травлёным штрихом включает следующие этапы:

• подготовка доски (нанесение кислотоупорного грунта и копчение)
• гравирование (рисунок офортной иглой по кислотоупорному грунту);
• травление;
• пробный оттиск и коррекция печатной формы;
• печать.

Материалы

Основными металлами в офорте, проверенными опытом, являются медь, цинк и сталь.

Медь — наиболее ценный и удобный в работе материал. Медные печатные формы используются в офорте с момента его возникновения благодаря следующим очевидным достоинствам: твёрдость, пластичность и лёгкость в обработке. Доска красной меди должна быть прокована и прокатана в листы толщиной от 1.3 до 3 мм. Медь бывает вязкой и хрупкой, для офорта используются оба вида.

Этот материал даёт очень стойкие печатные формы и качественные по всем параметрам оттиски. Для травления применяется азотная и серная кислоты, однако процесс протекает сравнительно медленно. Также для травления применяют хлорное железо (6-ти водное).

Цинк — самый распространённый металл в офорте; он лёгок в обработке и хорошо травится азотной кислотой, даёт живописные оттиски с хорошей фактурой штриха, тональным разнообразием Предпочтительны листы фабричного производства — 1,5—3 мм, которые достаточно только очень хорошо отполировать.

Успешно используется и офсетный, полиграфический цинк, но он имеет следующие недостатки: потребность дополнительной обработки и полировки, обусловленный примесями более продолжительный процесс травления, но главное — малая толщина листов не позволяет протравливать глубокий штрих, что чревато, в данном случае, «пробоем»; легко окисляясь, он боится влаги, и это требует дополнительных условий хранения.

Сталь — Обладает наибольшей твердостью. Преимущества: доспутность, дешивизна, большая устойчивость печатной формы. Офорты, выполненные на стали, отличаются сухостью штриха и приглушенностью тона. Печатная форма на стали трудно поддается исправлениям. При травлении стальных досок в азотной кислоте обильно выделяются вредные испарения.

Подготовка офортной доски

Немаловажным на начальном этапе является знание свойств и особенностей металлов — от этого последовательно и органично зависит результат во всех стадиях работы над офортом: соответствие произведения поставленным изобразительным, художественным задачам; качество оттисков; долговечность печатной формы и, как следствие того — тиражность.

Перед работой, доску нужно подготовить. Если доска деформирована, ее следует выровнять (для этого обычно ее прокатывают через офортный станок, а мелкие бугорки убирают, аккуратно постукивая деревянным молотком). Чтобы доска при печати не порвала бумагу и не повредила вал станка, углы доски слегка закругляют и снимают фасеты. Затем доску шлифуют и полируют. Перед нанесением грунта доски следует промыть и обезжирить, для лучшего сцепления лака с поверхностью формы.

Затем, доску погрывают кислотоупорным грунтом (доску подогревают, наносят грунт и равномерно распределяют по доске мягким тампоном или валиком). Сразу после нанесения твердого лака доску нужно закоптить (после копчения лак становится плотным и его кислотоупорные свойства усиливаются). В качестве грунта также используют жидкий лак. Жидкий лак легче наносится, не требует копчения и особо тщательного обезжиривания, что делает его использование удобнее в некоторых случаях. Однако твердый лак надежнее, особенно для длительной работы на больших досках.

Травление

Перед травлением обратную сторону доски и фасеты выкрывают специальными лаками, чтобы защитить от воздействия кистоты. Затем доску травят в кислоте. Травление можно производить в один или несколько приёмов.Чем крепче раствор, тем активнее идет процесс травления. Глубину штриха можно увеличить за счет крепости раствора или за счет продолжительности травления. Травление проходит активнее при свете и при повышении температуры.

Печать

После травления доску промывают и удаляют грунт. Сперва делают пробный оттиск, затем вносят коррективы, производят повторное травление или догравировывают доску механическим способом. Печатную форму набивают офорной красной, снимают излишки так, чтобы краска оставалась только в штрихах, иногда оставляют легкий тон. Набитую краской доску размещают на талере станка, накрывают увлажненной бумагой и слоем плотного сукна (из фетра или тонкого войлока). Затме доску прогоняют между валами станка, под давлением краска вынимается из штрихов и остается на бумаге.

Инструменты

Гравирование производится стальными игламы разных диаметров и сечений. Также используют параллельные иглы и пучки игл, металлические щеточки и т.д.

Литература

Звонцов В., Шистко В. Офорт. Техника. История. СПб: Аврора, 2004 ISBN 5-7300-0712-5

Отрывок, характеризующий Травлёный штрих

– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.