Трагедии на «Айброкс»

Трагедии на «Айброкс» (англ. Ibrox disaster) — ряд несчастных случаев, случившихся на стадионе «Айброкс» (ранее арена называлась «Айброкс Парк») в шотландском городе Глазго в 1902, 1961 и 1971 годах. В этом ряде эпизодов погибло в общей сложности 93 человека.

Первая трагедия

5 апреля 1902 года на стадионе «Айброкс Парк» в шотландском Глазго проводился футбольный матч в рамках розыгрыша Домашнего чемпионата Великобритании между местной сборной и национальной командой Англии. Поединок собрал большое количество зрителей — 70 тысяч. Накануне вечером в городе выпали обильные осадки в виде проливных дождей. Насквозь промокшая деревянная Западная трибуна не выдержала большого скопления публики и на 51-й минуте поединка обрушилась. Сотни болельщиков упали с высоты 12 метров на землю. В результате 25 человек погибло, ещё 517 получили ранения.

Тем не менее, матч был доведён до конца, чтобы избежать массовой паники и, следовательно, давки на других трибунах. По решению сторон результат этой встречи был аннулирован, и поединок команды переиграли 3 мая того же года в английском Бирмингеме на арене «Вилла Парк». Все средства, вырученные от продажи билетов, пошли семьям погибших.

Специально созданная комиссия по расследованию трагедии постановила, что основной причиной инцидента послужило то, что опоры трибуны на «Айброкс» были сделаны из стали. Ранее на стадионе не проходили матчи подобного уровня, соответственно, трибуны не могли быть рассчитаны на столь массовое скопление публики. После катастрофы на аренах Великобритании опоры были в срочном порядке заменены на железобетонные. Причиной смерти большинства жертв стало падение с большой высоты и получение множества переломов, не совместимых с жизнью. Другая часть погибших ушла из жизни в результате нанесения им обломками и краями трибуны рваных ран.

Инциденты 60-х годов

В 60-х годах администрация стадиона столкнулась с другой проблемой — недостаточной шириной лестницы рядом с проходом номер 13 (англ. Stairway 13). Данный выход со стадиона располагался прямо напротив ближайшей к арене станции метро — «Копланд Роуд» (ныне носит одноимённое название — «Айброкс»). Соответственно, после завершения матчей на лестнице скапливалось большое количество зрителей, желающих побыстрее уехать. Так, 16 сентября 1961 года в давке погибло два человека. Подобные инциденты также произошли в 1967 и 1969 годах, было зафиксировано большое количество пострадавших, но до жертв дело не доходило. Администрации стадиона удалось решить данную проблему путём расширения и усовершенствования лестницы, но затраты на это по тем временам были колоссальные — 150 тысяч фунтов стерлингов.

Вторая трагедия

Вторая, более масштабная трагедия, произошла 2 января 1971 года — в тот день на «Айброкс» игрался матч непримиримых соперников по «Old Firm» — «Рейнджерс» и «Селтика». В самом конце встречи на злополучной лестнице около прохода номер 13, где массово выходили сотни болельщиков «джерс» случилась давка, в которой погибло 66 и было ранено около 200 человек.

Скопление людей в этом месте было обусловлено тем, что до самого конца матча «Рейнджерс» проигрывали 0:1, и фанаты глазговцев, не желая досматривать неудачную игру своих любимцев, валом начали уходить со стадиона. Версии же причины произошедшего расходятся. В самом начале расследования трагедии высказывалось предположение, что давка произошла после того, как под ноги толпе упал ребёнок, которого нёс на плечах его отец. Стоявшие вокруг люди попытались сделать «кольцо» вокруг упавшего, дабы случайно его не задавить. Но публика, шедшая сзади и не видевшая эпизод, напирала и, в результате, образовался «затор», приведший к давке.

Но большинство свидетелей, выживших в этой трагедии, выдвигали другую версию произошедшего. Уже в добавленное время встречи форвард «джерс» Колин Стин сравнял счёт в матче, принеся «джерс» ничью 1:1. Шедшие в первых рядах по лестнице, услышав восторженный рёв стадиона, попытались повернуть назад, чтобы узнать, чем он вызван. Но задние ряды, не видя этого шли вперёд — люди, оказавшиеся в середине толпы попросту оказались зажаты с двух сторон. Проведённые позднее экспертизы установили, что большинство жертв погибли от асфиксии. Версия полиции гласила, что никакого столкновения потоков не было и давка произошла «из-за большого скопления людей на лестнице и, как следствие, обрушения перил».

Через 11 лет случай-близнец произошёл в Москве на стадионе «Лужники» после матча между местным «Спартаком» и нидерландским «Харлемом». Давка унесла жизни 66 человек (такое же число погибших было зафиксировано на «Айброкс»).

Последствия

Трагедия привела к полной реконструкции «Айброкс». В том же 1971 году делегация клуба «Рейнджерс» во главе с наставником команды Уильямом Уодделлом посетила немецкий «Вестфаленштадион» — одну из самых безопасных арен того времени. Основной целью визита было знакомство с новейшими системами безопасности зрителей для их внедрения на своём стадионе. Через три года реконструкционных работ три четверти трибун «Айброкс» были заменены на современные сидячие места. Это уменьшило вместительность арены до 44 тысяч зрителей. В 1990 году следующая реконструкция довела наполненность трибун до 50 тысяч человек.

Мемориалы и память

В течение многих лет после трагедии о катастрофе напоминала лишь небольшая мемориальная табличка, установленная на месте давки. В 1995 году «Рейнджерс» обнародовал планы по открытию памятника, посвящённому всем несчастным случаям, случившимся на «Айброкс». 2 января 2001 года, на тридцатую годовщину трагедии, на углу Главной трибуны и «террасы» «Копланд Роуд» был открыт большой монумент. На нём были прикреплены три синих таблички с именами погибших в трёх страшных катастрофах 1902, 1961 и 1971 годов. На вершине монумента установили статую капитана «джерс» в злополучном матче 30-летней давности, Джона Грейга.

Ровно через десять лет на «Айброкс» вновь встречались «Рейнджерс» и «Селтик». На поле команды вывели капитаны клубов образца 1971 года Джон Грейг и Билли Макнилл (Макнилл не участвовал в том поединке из-за травмы). Состоялась минута молчания, а команды провели матч в траурных повязках.

См. также

• Список трагедий на футбольных стадионах мира

Ссылки

• [ayeready.com/ibrox/disaster.html Список погибших в трагедии 1971 года]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Трагедии на «Айброкс»

– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.