Традиционная китайская медицина

Традиционная китайская медицина (ТКМ, англ. Traditional Chinese Medicine, TCM) — система современных учений и практик, зародившаяся в Древнем Китае и возникшая из внимательного наблюдения за функционированием человеческого организма и последующей систематизации этих наблюдений с использованием характерной для данного региона парадигмы, которую можно охарактеризовать как учение о символах и числах. В Китае рассматривается как часть науки о «воспитании жизни» («ян шэн сюе» — 養生學), куда помимо медицины входят и различные методы психофизиологических практик (ушу, цигун, дао-инь и т. д.), диетология и тому подобное.

В середине 1950-х годов в Китае был возрождён интерес к древним учениям и практикам, в это время ТКМ окончательно сформировалась как вид альтернативной медицины и стала позиционироваться правительством как национальное достояние, символ Китая, как научная дисциплина. После 1972 года, когда границы стали более прозрачными, ТКМ получила заметное распространение в западных странах.

ТКМ является объектом критики из-за отсутствия у неё научных оснований, по причине её использования взамен общепринятой медицины при сомнительной эффективности, возможности побочных эффектов, употребления токсичных и заражённых микроорганизмами препаратов, угрозы экологии из-за уничтожения животных и растений, в том числе редких и исчезающих видов, способствования созданию чёрного рынка органов животных и нелегальной торговле ими. Зачастую рассматривается наукой и доказательной медициной как псевдонаучная и основанная на метафизических предпосылках.

По данным МОЗ КНР за последние 60 лет (1949—2009) средняя продолжительность жизни увеличилась с 35 до 73 лет. Это напрямую связано с внедрением в Китае современной научной медицины взамен традиционной и с прогрессом медицинских наук.

Основные положения

Китайская медицина и китайская философия с момента своего возникновения формировались одновременно и неразрывно; в достаточно полной мере это формирование состоялось уже в середине первого тысячелетия до нашей эры. К этому времени обобщающими концептуальными сочинениями стали:

• И Цзин (易經) — «Книга Перемен»,
• Дао Дэ Цзин (道德經) — «Трактат о Дао и Дэ», автор Лао Цзы,
• Шэнь Нун Бэньцаоцзин (神農本草經) — «Трактат о лекарственных средствах императора Шэнь-нуна»,
• Хуан Ди Нэйцзин (黃帝內經) — «Трактат о внутреннем Жёлтого Императора Хуан-ди»,
• Наньцзин (難經) — «Трактат Трудные вопросы».

Значение этих сочинений исключительно важно для китайской философии даже в большей степени, чем для китайской медицины, поскольку считается, что в период царствования императора Цинь Шихуанди (259—210 до н. э.) все книги по философии были по его приказу уничтожены, кроме трактатов с медицинской направленностью.

Традиционная китайская медицина рассматривает человека как часть природы и органически целое, центральное место в котором занимают «плотные» и «полые» органы, а внутренние коммуникации обеспечивается системой меридианов.

Все явления окружающего мира, включая человека и природу, интерпретируются китайской медициной как взаимодействие между двумя началами ян, представляющими собой противоположные аспекты единой действительности. Возникновение и развитие болезни рассматриваются китайской медициной как результат борьбы между защитными силами организма и вызывающим болезнь нарушением, как проявление неуравновешенности между инь и ян или как результат внутренних причин, действующих внутри человеческого организма.

В середине XX века руководство Китая приложило усилия к тому, чтобы в теориях и практиках традиционной китайской медицины объединить подходы западной и восточной медицины.

Девять законов медицины

«От Неба и Земли происходит все великое множество предметов; и от Начала до Завершения ими управляют Девять законов.»

— Нейцзин

В трактате «О внутреннем» (Нэйцзин) выделено девять основных категорий, или законов медицины. Эти законы сопоставлены частям тела человека:

	Категория	Соответствие в теле человека
1-й	Небо	Кожа
2-й	Земля	Плоть
3-й	Человек	Кровь и пульсирующие сосуды
4-й	Время	Связки
5-й	Звук	Слух
6-й	Ритм	Инь-Ян
7-й	Звезды	Зубы, лицо, глаза
8-й	Ветер	Энергия ци
9-й	Пространство	Девять отверстий организма и триста шестьдесят пять его сосудов

Небо, земля, человек

Первые три закона — Небо, Земля и Человек — символизируют весь комплекс взаимоотношении, которые только могут возникнуть между Космосом, непроявленной Природой и объединяющей её серединой, которую представляет человек. Философ Мэн-цзы объясняет эти три закона с позиции внутреннего сознания человека:

Тот, кто до предела совершенствует своё внутреннее сознание, тот познает свою природу (то есть Землю); тот, кто познает свою природу, тот познает Небо".

В трактате Наньцзин («Трудные вопросы») законы Небо, Земля и Человек проявляются специальным органом «три обогревателя» (сань-цзяо), где верхний обогреватель соответствует Небу, средний — Человеку, а нижний — Земле.

В области исследования пульса на лучевой артерии руки также выделяется три уровня, следующих Небу, Человеку и Земле — верхний, средний и нижний.

Остальные категории

Время — категория, на основе которой понимаются суточные и сезонные изменения активности важнейших органов и циркуляция ци и крови по организму. В трактате Наньцзин говорится, что «за целые сутки, пока из водных часов клепсидры изольется сто капель воды, питающая чистая энергия инь-ци и защитная мутная энергия вэй-ци совершат двадцать пять переходов в области Ян тела и двадцать пять переходов в области Инь тела, что составляет целый оборот энергии». Также выводится зависимость между временем года и характером пульса человека.

Звук — посредством звука или вибрацией определенной частоты может быть выражено состояние любого явления. Когда древний философ приступал к исследованию предмета, он обращал всё внимание не на интеллектуальную его оценку, но на трансцендентальное интуитивное восприятие состояния его «энергетической вибрации». В Наньцзин говорится: «Тот, кто слушает и познает, именуется совершенномудрым… (он) вслушивается в звуки и после этого приступает к лечению больного. Тот, кто познает внутреннюю сущность предметов, имеет мудрость, превосходящую все мыслимое.» Это можно понимать так: уяснение биоэнергетического состояния пациента уже позволяет определять болезнь и выбирать методы лечения.

Ритм — из концепции инь-ян вытекает концепция пяти первоэлементов (у-син), которые составляют основу всех вещей и явлений. Пять плотных органов (чжан) разделены по пяти первоэлементам. В эмоциональной сфере человека пяти первоэлементам соответствуют пять эмоций, а в духовной сфере — пять духов. Выделяются также пять цветов, пять звуков, пять сезонных вредоносных биоклиматических влияний на человека, пять видов жидкостей организма и т. д. Среди ритмических характеристик, которым подчинена человеческая жизнь, выделяется дыхание, ритм пульса, смену дня и ночи, сезоны года и годичные циклы, в соответствии с которыми меняется активность функциональных систем организма.

Звезды — этому закону подчиняется человеческая жизнь. Имеется в виду влияние фаз Луны, движения планет, положение Солнца и звезд в зодиакальных знаках на здоровье и судьбу человека.

Ветер — этим законом определяется влияние ветров на самочувствие, а также состояние всего энергетического потенциала человека, обозначаемого понятием жизненные силы ци.

Пространство — этим законом определяется влияние болезни, присутствующей на том или ином плане нашего многомерного мира, на общий ход течения патологических процессов в организме. Врач должен учитывать «тонкие» составляющие заболевания, например, те, которые определяются экстрасенсорно (согласно современным трактовкам). Древние философы были знакомы с концепцией многомерности мироздания. Так, например, некоторые виды жизненной силы ци, движущейся по каналам внутри тела, представлены на более «тонких» пространственных мерностях.

Инь-ян

Учение об инь и ян составляет мировоззренческую основу традиционной китайской медицины. Все явления окружающего мира, включая человека и природу, интерпретируются китайской медициной как взаимодействие между двумя началами инь и ян, представляющими собой различные аспекты единой действительности.^{[неавторитетный источник? 4694 дня]}

Первоисточники традиционной китайской медицины

см. en:Wushi'er Bingfang 五十二病方: наиболее длинный из известных манускриптов по медицине раннего периода, обнаруженный в 1973 г. в захоронении Мавандуй.

Нэй цзин

Согласно мнению большинства комментаторов, священная книга "Нэй цзин", авторство которой приписывают легендарному императору Хуан-ди, (на самом деле) была написана (или составлена) многими знаменитыми врачами-иглоукалывателями в период "борющихся царств" (примерно за пятьсот лет до Рождества Христова) во времена правления Ханьской династии, которое закончилось во втором веке нашей эры.

В первоначальном варианте "Нэй цзин" содержала девятнадцать глав и состояла из двух частей, из которых первая называлась "Су вэнь", а вторая — "Трактат по акупунктуре" (впоследствии её назвали "Линь шу"). "Нэй цзин" является самым древним медицинским трактатом из числа сохранившихся до наших дней. Он является основой и наиболее фундаментальным текстом по традиционной китайской медицине, содержащим в себе совокупность опыта использования акупунктуры. В ней также обобщены почти все школы философской мысли Древнего Китая:

• конфуцианство,
• "космологическая школа Инь-Ян",
• школа пяти стихий
• даосизм

Она включает в себя сведения по:

• анатомии,
• физиологии,
• патологии,
• гигиене,
• методам лечения посредством иглоукалывания
• назначения лекарственных средств.

Однако эта книга непроста — не учебник метафизических знаний. Книга является прежде всего плодом наблюдений и экспериментирования и для формирования концепции "энергии" в ней были использованы самые разные течения мысли из числа существовавших в эпоху её создания.

Методы диагностики

В области диагностики болезней китайская медицина использует:

• Четыре метода исследования
• Восемь руководящих принципов
• Синдромы плотных и полых органов, шести каналов
• Синдромы трёх обогревателей

Методы лечения

При лечении заболеваний наибольшее внимание китайская медицина уделяет профилактике их возникновения. В этом отношении в настоящее время, как и тысячелетия назад, находит применение принцип «лечить пациента прежде, чем возникнет болезнь». Основным правилом лечения является устранение причины заболевания. К терапевтическим правилам относится также лечение пациента при строгом учёте его индивидуальной предрасположенности, географического положения и времени года.

Традиционная китайская и западная медицина

Для традиционной китайской медицины характерны представления о меридианах, выступающих в качестве каналов движения жизненной энергии ци. Эти представления до сих пор базируются на метафизических принципах, характерных для донаучной медицины. Меридианы и соответствующие им точки рассматриваются современной наукой как вымышленные сущности.

Современные западные научные представления о человеческой анатомии также возникли на основании метафизических представлений донаучной медицины, таких как «жидкости» (гуморы), «мышцы» и др. В процессе становления научной медицины были установлены соответствия между этими метафизическими принципами и результатами эмпирических наблюдений, что привело к формированию современных анатомических знаний. Так, метафизические представления о жидкостях (гуморах) трансформировались в современные знания о кровеносной и лимфатической системах.

Традиционная китайская медицина строилась на иных представлениях. Так, идея «мышц» в ней отсутствовала. При этом существуют попытки установления аналогий между метафизическими представлениями о гуморальной циркуляции в западной традиции и движении ци в китайской. Среди современных китайских исследователей распространено убеждение в научности традиционной китайской медицины, как имеющей эмпирические основания^{[какие?]}, но развивающейся на основании представлений о человеческом теле, отличающихся от принятых в западной традиции.

Рядом исследователей предпринимались заметные усилия по установлению соответствия между современными научными представлениями о человеческой анатомии, в частности о сердечно-сосудистой, нервной и лимфатической системах, и меридианами. Однако достоверных научных доказательств подобных соответствий обнаружить не удалось.

См. также

• Акупунктура

Литература

• Лувсан, Гаава. Традиционные и современные аспекты восточной медицины. — Московские учебники и Картолитография, 2000. — 408 с. — 50 000 экз. — ISBN 978-5-7853-0107-5.</span>
• Мачоча, Джовани. Основы китайской медицины. Подробное руководство для специалистов по акупунктуре и лечению травами. Пер. с англ. В 3-х т. — Москва : Рид Элсивер, 2011. — Т. 1—2. — 440 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-91713-051-4.</span>

Отрывок, характеризующий Традиционная китайская медицина

Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.