Трактат о реликвиях

Тракта́т о моща́х или Тракта́т о рели́квиях (фр. Traitté des reliques) — богословское сочинение Жана Кальвина, написанное в 1543 году на французском языке и посвященное подлинности многих христианских реликвий, включая как мощи, так и контактные реликвии, находящихся в храмах и монастырях Западной церкви; в данном сочинении Кальвин подвергает жесткой критике как подлинность самих реликвий, так и выдвигает идею полного отказа от поклонения реликвиям. Сочинение издано в Женеве и с года издания попало в индекс запрещенных книг.

Полное название сочинения: фр. «Traitté des reliques: ou, advertissement tres-utile du grand profit qui reviendrait a la chrestiente s'il se faisait inventaire de tous les corps saincts & reliques qui sont tant en Italie qu'en France, Alemagne, Espagne & autres royaumes & pays» — «Трактат о реликвиях или предупреждение весьма полезное о великой пользе, могущей произойти для христианства, если бы оно составило перечень всем святым мощам и реликвиям, находящимся как в Италии, так и во Франции, Германии, Испании и других королевствах и странах»

Предыстория

Со времен раннего христианства поклонением и почитанием пользовались предметы, связанные с именами христианских святых. В число их входили не только остатки от тел святых: кости, черепа, кожа, волосы и т. п.; но и предметы, которыми святые пользовались в своей жизни (контактные реликвии): одежда, головные уборы, пояса, обувь и т. п. Одновременно с подлинными вещами, связанными с именами святых, в христианстве было создано и хранилось в храмах и монастырях многочисленные фальсифицированные реликвии: как сами тела святых, так и предметы, связанные с их именами. Реликвиями, в том числе поддельными, бойко торговали как на Западе, так и на Востоке. Богатые правители, храмы и монастыри с удовольствием покупали реликвии у торговцев или принимали в дар от правителей. Особенно усилился поток продаваемых реликвий на Запад после Крестовых походов. Поместные соборы неоднократно высказывались против торговли поддельными реликвиями, но эти меры мало помогали. Реликвии продолжали подделывать, подделки продавали и активно покупали; после чего сфальцифицированные реликвии богато украшались золотом, серебром, драгоценными камнями; а затем выставлись в храмах и монастырях и становились объектами паломнических путешествий и массовых поклонений верующих, которые считали их подлиными реликвиями. На протяжении 1500 лет число реликвий в христианских церквах стало огромным, а отличить подлинные от фальсификатов практически не было никакой возможности, поскольку и те, и другие находились в храмах на протяжении веков и являлись объектами для поклонения.

Наиболее яркое и известное критическое осмысление истории и практики почитания мощей было изложено в начале XII века в богословско-дидактическом сочинении, написанном Гвибертом Ножанским, лат. «De sanctis et pigneribus eorum» («О святых и их поручительстве»). Поводом для этого стал спор о мощах в монастыре Сен-Медар в Суасоне. Монахи утверждали, что в обители хранится молочный зуб Спасителя; в ответ Гвиберт Ножанский объяснял, почему воскресший во плоти и вознесшийся на небеса Спаситель не мог оставить на земле даже малую частицу Своего Тела, ни пуповину, ни крайнюю плоть; однако в средние века нередко данные предметы были объектами почитания. Гвиберт называет несколько примеров фальшивых святынь, в том числе череп Иоанна Предтечи, на наличие которого одновременно претендовали Анжер и Константинополь. Несколько глав сочинения Гвиберта посвящено перечислению реликвий, которые автор считает несомненно фальшивыми. Сочинение Гвиберта было рукописным и не получило широкого распространения. Есть предположение, что Кальвин был знаком с данным сочинением.

Содержание

В своём сочинении Кальвин пользуется достаточно обширными, но далеко не полными сведениями о реликвиях христиан. Он упоминает о пяти городах Германии, трёх Испании, 15 Италии и 30-40 городах Франции.

В начале сочинения Кальвин говорит о том, что еще во времена Августина существовали поддельные мощи и осуществлялась торговля ими. С течением времени, на протяжении тысячелетия, эта тенденция только усилилась, и к моменту написания Кальвином данной работы с почитанием мощей наблюдается весьма неприглядная картина. Одной из основных идей трактата является мысль о том, что поклонение мощам неизбежно ведет к суеверию и идолопоклонству; вместо почитания Иисуса Христа, углубленного изучения Евангелия и подражания жизни Спасителя и святых люди начинают всё своё главное внимание уделять реликвиям.

В своём труде Кальвин достаточно подробно перечисляет с адресами, известные ему, многочисленные фальсифицированные христианские реликвии, которые хранятся в храмах и монастырях и служат объектами массовых поклонений, празднований в Западной церкви.

Начинает Кальвин свой обзор с реликвий, связанных с Иисусом Христом, такими реликвиями являлись обрезанная часть крайней плоти Иисуса Христа, которая непонятно как сохранилась и почему-то была в двух экземплярах: одна в Аббатстве Шарру, в Пуату; а другая в Латеранском соборе, в Риме. Далее рассказывает, что во многих храмах и монастырях хранится кровь Иисуса, где по несколько капель, а где и целая чаша — в Риме. По легенде, эту кровь Никодим собрал в перчатку, когда присутствовал при Распятии. Кроме того, имеются по крайней мере две плащаницы в разных городах, в которую был положен мёртвый Иисус; ясли, в которые Христа положили после рождения; колонна из Храма Соломона, на которую опирался Иисус, когда был в Иерусалимском храме. В храмах разных городов Испании, Франции, Италии для поклонения были выставлены сосуды из Канны, в которых Христос претворил воду в вино, сосуды были разных форм и размеров. В Орлеане паломникам даже с ложечки дают вино, которое сделал из воды Христос в Кане Галилейской, при этом уверяют, что вино в чаше никогда не уменьшается. В Латеранском соборе, в Риме, показывают стол, на котором Христос совершал Тайную Вечерю, второй, такой же стол — в Испании. В Австрийском Трире — нож, которым Христос резал Пасхального Агнца. Имеется и чаша, из которой причащал Христос учеников на Тайной Вечере, в двух экзеплярах, в разных местах; блюдо, на котором лежал Пасхальный агнец, в трёх экземплярах: в Риме, Генуе и Арле; полотенце, которым Христос вытирал ноги апостолов на Тайной Вечере, в двух экземплярах: в Италии и Германии; кусок хлеба, которым Христос насытил пять тысяч; одна из ветвей, с которой Христа встречали во время входа Его в Иерусалим; земля на которой стоял Христос, когда воскресил Лазаря.

Согласно сочинениям историков Феодорита Кирского, Созомена, Сократа Схоластика, Крест Господень был разделён на две части. Но для общего поклонения он по-прежнему стоял целиком, в Иерусалиме. Во многих храмах и монастырях на Западе было огромное количество больших кусков дерева, которые выдавали за части Креста Господня. Кальвин говорит о том, что их количество столь велико, что если их все собрать, то из частей можно сделать большой корабль. В Тулузе и в Риме показывали целые титла Креста Господня; Кальвин насчитал 14 гвоздей, которыми Христос был прибит ко Кресту вместо четырех, которые находились в разных ему известных церквях Германии, Франции, Италии (древние историки: Руфин, Феодорит, Амвросий сообщают о том, что равноапостольная Елена использовала найденные ею гвозди для изготовления узды и царской короны). В разных церквях имелось четыре копья Лонгина. Частей тернового венца было столь велико, что если бы их собрали, то получилось бы более четырёх венцов. Они были: третья часть венца в Сент-Шапеле в Париже; три шипа в Римской церкви Св. Креста; много шипов в Римской церкви святого Евстафия; множество шипов в Сиене; один шип в Виченце; пять шипов — в Бурже; в Безансоне, в церкви Святого Иоанна — три; в Мон-Руаяле (фр. Mont-Royal (Sarreinsberg)) — три; в соборе Овьедо в Испании; в соборе Святого Иакова в Галисии — два; в Альби — три; в Тулузе; Маконе; в Шарру (Вьенна) (фр. Charroux (Vienne)) в Пуату; в базилике Нотр-Дам де Клери-Сент-Андре (фр. Basilique Notre-Dame de Cléry-Saint-André); Сен-Флур (Канталь); в Сен-Максимен-ла-Сент-Бом (фр. Saint-Maximin-la-Sainte-Baume) в Провансе; в l'abbaye de la Salle; в приходской церкви Святого Мартина в Нуайоне. Кроме того, объектами почитания были: риза Спасителя, полотенце, которым он вытирался - все эти реликвии были также в нескольких экземплярах, в разных местах; кусок рыбы, который ел Христос после воскресения; отпечаток ноги Христа на камне; слёзы Христа.

Большое распространение имел культ почитания волос и особенно молока Богородицы. Количество молока Девы Марии было столь велико в разных городах и странах Европы (оно хранилось в разных сосудах и было объектом поклонения), что если собрать его вместе, то, по ироническому мнению Кальвина, такое количество могла дать только корова. Объектами поклонения были рубашка очень больших размеров, два гребня, кольцо, тапочки — все эти вещи считали личными вещами Девы Марии. К реликвиям, связанных с именем Архангела Михаила, относились меч и щит очень небольших размеров, с помощью которых бесплотный Михаил победил бесплотного духа Дьявола. Во второй половине трактата Кальвин описывает реликвии святых Нового и Ветхого Завета. Здесь картина не менее удивительная. Частей черепа Иоанна Предтечи так много, что в итоге получалось, что Иоанн Креститель должен был быть многоголовым. Согласно древним историкам, тело Предтечи, а вернее, кости, язычники выкопали в IV веке и сожгли; согласно Руфину Аквилейскому удалось спасти лишь небольшую часть костей от тела; но для поклонения выставлен целый и невредимый указательный перст правой руки Иоанна, причем в шести экземплярах, в разных церквях. Еще большие странности наблюдаются с мощами святых: целое тело одного и того же святого, например, праведного Лазаря в трёх экземплярах; Марии Магдалины, апостола Матфея, апостола Фомы, апостола Варфоломея в двух экземплярах. Помимо целых тел, еще были объектами поклонения и отдельные части тел, тех же самых вышеназванных святых. Получалось, что у святых по два-три тела с руками и ногами, да еще по несколько дополнительных конечностей. Кальвину совсем непонятно, откуда взялись мощи волхвов или вифлеемских младенцев, камни, которыми побили Стефана, ковчег Завета, сразу два жезла Аарона. Кальвин повествует о том, что между разными церквями возникали споры и даже судебные тяжбы о подлинности мощей, поскольку обе церкви имели мощи одного и того же святого, и каждая доказывала, что у неё подлинные; но такие споры ни к чему не приводили, поскольку ни одна из сторон не могла ничем подтвердить подлинность хранящихся у неё мощей.

Все без исключения реликвии Кальвин называет хламом, мусором; а поклонение им суеверием и идолопоклонством. Язык сочинения изобилует сатирическими насмешками над реликвиями, острыми и порой жесткими метафорами, порой глумлением над почитанием реликвий.

В конце своего сочинения Кальвин делает вывод и предостережение для читателей:

Так обстоит дело с реликвиями; тут всё так туманно и запутанно, что нельзя было бы почитать кости того или иного мученика без того, чтобы не рисковать поклониться костям какого-либо разбойника или грабителя, или, скорее того, осла, или лошади, или собаки. Нельзя почитать кольцо Богородицы или её гребень, чтобы не рисковать поклониться украшениям какой-нибудь распутницы. Потому, кто пожелает, тот остерегается этой опасности, потому что никто отныне не будет вправе ссылаться на своё незнание.

Критика XX века полностью подтвердила наблюдения Кальвина над отдельными реликвиями. Литературные достоинства сочинения Кальвина, по мнению профессора Н. И. Радцига, весьма значительны: ясная и выразительная речь, простота, остроумие, логическая последовательность, выдержанность плана.

Издания и значение сочинения

Издание этого сочинения стало одним из этапов Реформации. В XVI веке книга имела огромный успех, широкое распространение и была многократно издана на французском, латинском, немецком, английском (с сокращениями) и голландском языках. Она нанесла ощутимый удар по культу мощей, в результате чего протестанты полностью отказались от почитания мощей. Кальвинисты убрали из своих храмов и иконы, лютеране допускают наличие изображений святых, но у них иконы не являются объектами почитания. С 1544 по 1611 год на французском книга была издана 10 раз, на латыни с 1552 по 1667 год книга издавалась 5 раз. В 19 веке книга была вновь издана 4 раза, в том числе в оригинале и на английском (с теми же сокращениями). На русский книга не переводилась. Используя книгу Кальвина и пользуясь иными источниками, в 1821-22 годах Коллен де Планси издал в трёх томах книгу: фр. «Dictionnaire critique des reliques et des images miraculeuses» («Критический словарь реликвий и чудотворных образов»). В данном сочинении в алфавитном порядки помещены святые. В каждой словарной статье, посвященной тому или иному святому, рассказывается сколько тел (2-3-4) имеется в различных храмах. В статьях «Иисус Христос» и «Мария Дева» перечислены реликвии, находящиеся в различных монастырях и храмах и связанные с именами Христа и Богородицы (кроме вышеперечисленных, волосы, пуповина Христа; волосы и ногти Девы Марии и т. п.).

Литература

• [www.christianfaith.com/resources/john-calvins-treatise-on-relics John Calvin's Treatise on Relics]
• [www.museeprotestant.org/en/notice/jean-calvin-a-treatise-about-relics-1543/ A Treatise about relics of Jean Calvin (1543)]
• [leboncombat.fr/jean-calvin-traite-des-reliques-quelques-extraits/ Jean Calvin, Traité des Reliques – Quelques extraits]

Ссылки

• [commons.wikimedia.org/wiki/File:Trait%C3%A9_des_reliques.pdf Traitté des reliques: ou, advertissement tres-utile du grand profit qui reviendrait a la chrestiente s'il se faisait inventaire de tous les corps saincts & reliques qui sont tant en Italie qu'en France, Alemagne, Espagne & autres royaumes & pays Jean Calvin ("Трактат о реликвиях или предупреждение весьма полезное о великой пользе, могущей произойти для христианства, если бы оно составило перечень всем святым мощам и реликвиям, находящимся как в Италии, так и во Франции, Германии, Испании и других королевствах и странах" Жан Кальвин) Издание Женева 1599 год]
• [www.info-bible.org/histoire/reforme/traite-des-reliques-jean-calvin.htm Jean Calvin: Le traite des reliques]
• [www.godrules.net/library/calvin/176calvin4.htm John Calvin's Treatise on Relics.]
• [www.gutenberg.org/files/32136/32136-pdf.pdf A Treatise on Relics - Project Gutenberg]

Отрывок, характеризующий Трактат о реликвиях

Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.