Тракторная улица (Санкт-Петербург)

Тракторная улица Санкт-Петербург
Общая информация
Район города	Кировский
Исторический район	Нарвская застава
Прежние названия	Крылов переулок
Протяжённость	327 м
Ближайшие станции метро	«Нарвская»
Почтовый индекс	198095
Тракторная улица в 2014 году
[www.google.ru/maps/place/Тракторная+ул.,+Санкт-Петербург,+198095/ на карте Google]
Тракторная улица на Викискладе

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7802730000

Тра́кторная улица — улица в Кировском районе Санкт-Петербурга. Проходит от проспекта Стачек до Сивкова переулка или до Балтийской улицы в районе Нарвской заставы.

История

Ранее здесь находился Крылов переулок (отсюда название «Крыловский участок»). Названа в 1926 году в память о выпуске первых тракторов на заводе «Красный путиловец» (ныне «Кировский завод»).

Застройка небольшой улицы представляет уникальный единый ансамбль жилого массива для рабочих, построенного в 1925—1927 гг. для рабочих Нарвской заставы (арх. А. И. Гегелло, А. С. Никольский, Г. А. Симонов и Н. Ф. Демков) из 16 трёх- и четырёхэтажных домов, вытянутых вдоль улицы, с двух-четырёхкомнатными квартирами для одной или двух семей. В ходе проектирования изучался передовой зарубежный опыт, Г. А. Симонов был командирован для этого в Германию и Швецию.

Корпуса расположены с промежутками, проезд превращён в аллею, в конце которой организована небольшая площадь, улица и дворы озеленены. Ближе к проспекту Стачек улица раздвигается уступами и, резко расширяясь, «вливается» в магистраль. Это место оформлено более высокими — четырёхэтажными — домами. Перспективы улицы замыкается стоящей на противоположной стороне проспекта школой им. 10-летия Октября, построенной под руководством А. С. Никольского в это же время. Корпуса на противоположных сторонах улицы не повторяются зеркально.

Входы во дворы выполнены в виде запоминающихся полуарок, соединяющих угловые дома. Форма и группировка балконов крайне разнообразны: они могут быть вкомпонованы в углы, совмещены с лоджиями или состыкованы с выступающими объёмами. Все лестничные клетки выходят на север (чтобы не отнимать свет у жилых комнат), поэтому на северной стороне они выходят во двор, а на южной — на улицу. В последнем случае «весомые пластичные объёмы лестниц организуют крупным ритмом… линию улицы. Эти выступы несимметрично скруглены, в криволинейные поверхности врезаны клинья консольных козырьков». Все подсобные помещения имеют естественное освещение — на фасадах им соответствуют мелкие окна.

Жилмассив на Тракторной улице был первой попыткой типизации жилого строительства. Построенные дома были двух- и трёхсекционными А. И. Гегелло пишет:

По количеству комнат квартиры намечались трёх типов и распределялись следующим образом: квартиры в составе жилой кухни-столовой и двух спален из расчёта заселения их одной семьёй — 20 %; квартиры в три комнаты с отдельной кухней, которые могли быть заселены в случае необходимости двумя семьями — 65 %; квартиры в четыре комнаты с кухней на две семьи — 15 %. При этом площадь жилой кухни-столовой была предусмотрена не менее 20 м², а кухня трёх- и четырёхкомнатных квартир на случай двухсемейного их заселения — не менее 9,1 м². Наименьшая площадь жилой комнаты была определена в 9,1 м² (при ширине комнаты не менее 2,7 м), высота этажа в чистоте — 2,98 м.

Разумеется, в условиях катастрофической нехватки жилья практически все квартиры стали коммунальными. В кухнях предусматривалось место для ванн, но установлены они не были, поскольку в стране они тогда не производились.

Строгое и лаконичное решение является синтезом двух доминировавших в 1920-е годы стилей: неоклассицизма и конструктивизма. Образцовая застройка Тракторной улицы противопоставлялась домам-колодцам центральной части города. По тем же принципам и теми же архитекторами был построен и так называемый Серафимовский участок.

Галерея

• Traktornaya Street 2011 (1).jpg

  Общий вид осенью

• Traktornaya st in St. Petersburg.JPG

  Общий вид зимой

• Traktornaya Street 2011 (6).jpg

  Полуарка между домами

См. также

• Авангард в архитектуре Ленинграда
• Конструктивизм (искусство)

Литература

• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 381. — 511 с.
• [www.lib.ru/NTL/PUTEWODITELI/leningrad_1986.txt Ленинград: Путеводитель] / Сост. В.А. Витязева, Б.М. Кириков. — Издание 2-е, стереотипное, с изменениями. — Л.: Лениздат, 1988. — 366 с. — ISBN 5-289-00492-0.
• Городские имена сегодня и вчера: Петербургская топонимика / сост. С. В. Алексеева, А. Г. Владимирович, А. Д. Ерофеев и др. — 2-е изд., перераб. и доп. — СПб.: Лик, 1997. — 288 с. — (Три века Северной Пальмиры). — ISBN 5-86038-023-2.
• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — СПб.: Норинт, 2002. — 353 с. — ISBN 5-7711-0019-6.

Отрывок, характеризующий Тракторная улица (Санкт-Петербург)

Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.