Трансильванское плато

Трансильванское плато (Подишул Трансилванией; рум. Podişul Transilvaniei, венг. Erdélyi-medence) — крупное межгорное плато на территории республики Румыния, имеющее своеобразное геологическое строение и географические характеристики, нашедшие отражение в истории, культуре и природе историко-культурной области Трансильвания, ядром которой плато и является. Основные крупные города современного плато — Клуж-Напока, Брашов, Сибиу, Тыргу-Муреш. Умеренно-континентальный климат. Лето жаркое, сухое. Зима довольно холодная, морозная (эффект котловины). Количество осадков варьирует в зависимости от положения склона по отношению к господствующим ветрам. Ландшафт — леса и степи, сельхоз. угодья. Плато населяют в основном румыны, венгры, также цыгане. В прошлом значительным было присутствие славян, оставивших некоторую топонимику (румынское название плато Подишул восходит к слав. предлогу «под», букв. «под горами»), и немцев (трансильванские саксы).

География

Трансильванское плато представляет собой своеобразную межгорную впадину-котлован со средними высотами в центральной части между 300—600 м над уровнем моря, по юго-восточным окраинам 700-900 м. С востока над плато возвышаются Восточные Карпаты, с юга - Южные Карпаты, с запада Западно-Румынские горы. На северо-западе плато открывается к Среднедунайской равнине, со стороны которой сюда мигрировали славяне, венгры и немцы. Имеется несколько перевалов. Рельеф плато можно охарактеризовать как сочетание холмов с плоскими вершинам, возвышенностей, небольших гор, куэстовых гряд. Плато сложено преимущественно песчаниками и глинами неогена, местами имеются выходы лёссами. Из-за довольно густой речной сети, стекающей с Карпатских склонов, плато подвержено водной и ветровой эрозии, за тысячелетия его сильно расчленили овраги и долинами рек Сомеш, Муреш, Олт и их многочисленных и довольно полноводных притоков. Плато имеет сложную геологию, богато полезными ископаемыми, что и привлекло сюда римские войска императора Траяна. До прихода римлян плато населяли древние даки (индоевропейские племена иллирийского происхождения). Именно римские поселенцы бывшей Римской Дакии начали организованную добычу ценых металлов (золото, серебро).

Хозяйственная деятельность

В новое время разработаны месторождения поваренной соли (Деж и др.), горючих газов (Медиаш, Сэрмаш, Лудуш, Базна, Надеш, Ноул-Сэсеск, Копша-Микэ и многие другие др.). Значительны посевные площади отведённые под выращивание пшеницы, табака, сахарной свёклы. Многие степные участки земли издавна были отведены под овцеводство и выпас крупного рогатого скота, хотя на сильно расчленённых, труднодоступнух склонах сохраняются местами девственные степи и лесостепи, по долинам рек леса. В крупных городах во времена позднего Средневековья и особенно во времена советской Румынии получила развитие текстильная, стекольная, кожевенно-обувная, пищевая, мебельная промышленность, а также машиностроение. сельзох. угодья. В некоторых регионах плато (так наз. Сибиуский край) часть румынского населения (моканы) сохраняет традиционный полукочевой уклад жизни.

История

Во времена античности плато было колыбелью культуры даков, золотые и серебряные рудники которых привлекли лобанских римлян. В II-III веках, после римского завоевания, защищённое горными хребтами плато стало местом интенсивной античной романизации. После ухода римской администрации романоязычное население (до 1 млн. чел), по-видимому сохранилось, несмотря на интенсивные миграции готов, аваров и гепидов вдоль и вокруг Карпатских гор. В VI-Х веках внутрь плато проникли мигрирующие на Балканы славяне, смешавшиеся с валахами, но оставившие значительные следы в их быте, языке и культуре. В Х-ХIХ веках на плато проникают также полукочевые венгерские племена (венгры, секлеры-секеи, чангоши), компактно заселившие ряд территорий плато, образовав многочисленные и довольно обширные анклавы внутри валашского ареала. В Средние века на плато возникло Трансильванское княжество.

Ссылки

• Трансильванское плато — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Трансильванское плато

– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.