Губернаторство Транснистрия

Губернаторство Транснистрия

Административный центр	Тирасполь (до 16 октября 1941) Одесса (после 16 октября 1941)
Крупнейший город	Одесса
Др. крупные города	Тирасполь, Овидиополь, Очаков
Дата образования	19 августа 1941
Дата упразднения	апрель 1944

Возможно, вы искали статью Приднестровье

Губерна́торство Трансни́стрия (рум. Transnistria), или Заднестро́вье, — административно-территориальная единица, образованная румынскими властями на территории части оккупированных Винницкой, Одесской, Николаевской областей Украинской ССР и левобережной части Молдавской ССР, во время Второй мировой войны. Столица — Одесса. Губернатор — профессор Георге Алексяну. Образована 19 августа 1941 года; де-факто ликвидирована советскими войсками 20 марта 1944 года в ходе Днепровско-Карпатской стратегической наступательной операции.

На Западе термином «Транснистрия» обозначается Приднестровье.

История появления и географические границы

Транснистрия была образована в соответствии с немецко-румынским договором, подписанным в Бендерах 30 августа 1941 года. По этому договору территория между Южным Бугом и Днестром, включающая части Винницкой, Одесской, Николаевской областей Украины и левобережную часть Молдавии, переходила под юрисдикцию и управление Румынии.

На основании этого договора правивший в Румынии в 1940—1944 гг. Ион Антонеску издал 19 августа 1941 года Декрет № 1 об установлении румынской администрации в Транснистрии с резиденцией управления в городе Тирасполь (в середине октября 1941 года, после ухода Красной армии из Одессы, столица была перенесена туда). Губернатором был назначен профессор Георге Алексяну.

Граница Транснистрии проходила на юге по побережью Чёрного моря между устьями рек Днестр и Южный Буг, на западе — по реке Днестр от устья до впадения в Днестр левого притока речки Лядова, на востоке — по реке Южный Буг от устья до впадения в Южный Буг правого притока речки Ров, на севере — по речкам Лядова и Ров до их истоков в Барском районе Винницкой области.

Административное деление

Транснистрия была разделена на 13 жудецев:

• Могилёвский
  • город Могилёв
  • город Жмеринка
  • район Балки
  • район Копайгород
  • район Красное
  • район Яришев
  • район Саргород
  • район Жмеринка
  • район Станиславчик
• Жугастру
  • город Ямполе
  • район Черновыц
  • район Крижополь
  • район Ямполе
  • район Томасполь
• Тульчинский
  • город Тулчин
  • район Браслав
  • район Спиков
  • район Тростинец
  • район Тулчин
• Рыбницкий
  • город Бырзула
  • город Рыбница
  • район Бырзула
  • район Каменка
  • район Кодыма
  • район Песчанка
  • район Рыбница
• Балтский
  • город Балта
  • город Бершад
  • район Балта
  • район Бершад
  • район Чичельник
  • район Обадовка
  • район Ольгополь
  • район Песчана
  • район Саврани
• Дубоссарский
  • город Дубоссары
  • город Григориополь
  • район Чёрна
  • район Дубоссары
  • район Григориополь
  • район Окна
  • район Захарьевка
• Ананиевский
  • город Ананьев
  • район Ананьев
  • район Чернова
  • район Петроверовка
  • район Сфынта-Троицка
  • район Сираево
  • район Валя-Хоцулуй
• Голтский
  • город Голта
  • район Кривое Озеро
  • район Доманёвка
  • район Голта
  • район Любашовка
  • район Врадиевка
• Тираспольский
  • муниципий Тирасполь
  • район Гросулова
  • район Раздельная
  • район Сельз
  • район Слободзея
  • район Тебриково
  • район Тирасполь
• Овидиопольский
  • город Овидиополь
  • район Балаевка
  • район Францфельд
  • район Овидиополь
  • район Выгода
• Одесский
  • муниципий Одесса
  • район Антоново-Кодинчево
  • район Благужево
  • район Яновка
  • район Одесса
• Березовский
  • город Берёзовка
  • район Берёзовка
  • район Ландау
  • район Мостовой
  • район Веселиново
• Очаковский
  • город Очаков
  • район Красна
  • район Очаков
  • район Варваровка

Экономическая и социальная политика администрации

Минимальное продовольственное обеспечение имели только те, кто был нужен оккупационной администрации и получали хлебные талоны. Официально хлеб стоил 12 пфеннигов за 1 кг, но его цена на свободном рынке достигала 3 марок.

Преступления против человечности в Транснистрии

См. также: Холокост в Одессе

В самой Одессе уже на следующий день после её занятия румынами, 17 октября, были расстреляны около 3-4 тысяч мужчин, главным образом евреев. 22 октября была взорвана румынская комендатура, погибли 66 солдат и офицеров, среди них 1 генерал. На следующее утро были расстреляны и повешены заложники — около 5 тысяч мирных граждан, тогда же в артиллерийских складах за городом были расстреляны пленные красноармейцы, коммунисты, комсомольцы и советские руководители, в том числе около 19 тысяч евреев, а их тела сожжены, а ещё 5 тысяч евреев — согнаны в тюрьму и 24 октября уведены на заставу Дальник, где помещены в бараки и сожжены. Немецкое гестапо уничтожило ещё 1 тысячу евреев, а 15 ноября при последнем расстреле в Одессе было убито ещё 1 тысяча евреев. Итого, менее чем за месяц было уничтожено около 35 тысяч евреев.

С 21 декабря 1941 г. по 15 февраля 1942 г. было расстреляно 44 000 евреев, согнанных из Одессы и Одесской области в село Богдановка Березовского района.

Осенью 1941 г. и зимой 1941—1942 годов в Транснистрию было депортировано около 150 тысяч евреев из румынских Губернаторств Бессарабии и Северной Буковины, почти все из которых погибли.

Всего в Транснистрии погибло 200 тысяч советских и румынских евреев.

Гетто Транснистрии имели четкую структуру управления во главе с «президентом общины». В них существовали хорошо развитые социальные службы и кустарное производство. С начала 1942 года узники гетто Транснистрии, депортированные из Бессарабии и Буковины, стали получать регулярную финансовую и продовольственную помощь еврейской общины Румынии, а с 1943 года — и международных еврейских организаций. Это было одной из главных особенностей этих гетто, что помогло спастись многим узникам. Именно в Транснистрии уцелело около 70 % всех выживших в оккупации советских евреев.

В отношении славянского населения румынские власти установили жестокий режим, где основным наказанием была смертная казнь.

Ликвидация Транснистрии

История румынской оккупации Транснистрии завершилась в апреле 1944, когда советская армия полностью освободила территорию между Днестром и Южным Бугом от румынских и немецких войск.

См. также

• Румыния во Второй мировой войне
• Молдавия в Великой Отечественной войне
• Губернаторство Буковина
• Губернаторство Бессарабия

Литература

• Альтман И. А. [jhist.org/shoa/hfond_135.htm Холокост и еврейское сопротивление на оккупированной территории СССР] / Под ред. проф. А. Г. Асмолова. — М.: Фонд «Холокост», 2002. — 320 с. — ISBN 5-83636-007-7.
• Никульча И.Я. Румынский оккупационный режим в Транснистрии // Записки історичного факультету Одеського державного університету ім. І.І. Мечникова. - Одеса, 1997. - Вип. 5. - С. 182-187.
• Dallin A. [www.odessitclub.org/en/archives/dallin/dallin.html Odessa, 1941-1944: A Case Study of Soviet Territory Under Foreign Rule]. — Iasi-Oxford-Portland, 1998. — 296 с. — (Romanian Historical Studies). — ISBN 9739839118.

Ссылки

• [odesskiy.com/chisto-fakti-iz-zhizni-i-istorii/transnistrija-territorija-mezhdu-dnestrom-i-bugom-v-samoj-juzhnoj-chasti-ukrainy.html Некоторые материалы по истории Транснистрии на сайте «Одесса от А до Я»]
• [www.eleven.co.il/article/14148 Транснистрия] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• Юлиус С. Фишер. [berkovich-zametki.com/2005/Zametki/Nomer11/Fisher1.htm Транснистрия: Забытое кладбище]. Заметки по еврейской истории. Проверено 2 декабря 2011. [www.webcitation.org/65KFWFnMr Архивировано из первоисточника 9 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Губернаторство Транснистрия

– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.