Траугот, Валерий Георгиевич

Валерий Георгиевич Траугот
Место рождения:	Ленинград
Жанр:	книжная графика, скульптура
Учёба:	Ленинградское высшее художественно-промышленное училище имени Мухиной
Влияние:	Георгий Траугот, В. В. Стерлигов
Звания:

Валерий Георгиевич Траугот (23 июня 1936, Ленинград — 5 октября 2009, Санкт-Петербург) — российский книжный график, участник творческого содружества Г. А. В. Траугот (с отцом Георгием и братом Александром). Член Союза художников России (с 1965 года), председатель бюро секции графики Союза художников Санкт-Петербурга.

Биография

Валерий Траугот родился в Ленинграде в семье художников Георгия Траугота и Веры Яновой. Фамилия его отца писалась как Трауготт, но он изменил её написание в конце 1920-х годов.

С 1941 года, на протяжении всей Великой Отечественной войны, вместе с другими детьми — В. Г. Петровым, Г. А. и О. А. Почтенными, В. В. Прошкиным, К. И. Суворовой, О. А. Скрыпко, был в эвакуации в селе Емуртла Упоровского района Тюменской области. Первым его учителем стал сопровождавший детей, раненый на Ленинградском фронте, скульптор Г. А. Шульц.

В 1945 году Валерий Траугот вместе с упомянутыми детьми ленинградских художников возвращается в Ленинград. С юности дружеские узы связывали В. Г. Траугота со скульптором О. А. Скрыпко, архитектором Е. П. Линцбахом, художником-фотографом Ф. Ф. Беренштамом, скульптором М. В. Войцеховским и очень многими другими — художниками, учёными, поэтами, артистами, музыкантами, издателями.

В 1948 году поступил учиться в СХШ при Академии художеств. Закончил СХШ в 1955 году. Позднее, в начале 2000-х написал воспоминания о времени своей учёбы в СХШ.

Своим основным учителем В. Г. Траугот всегда считал отца — Георгия Николаевича Траугота, отмечая, что в детские годы его художественным обучением занимался также друг отца, художник В. В. Стерлигов.

С 1955 года продолжил учёбу в Москве, в Суриковском институте (на отделении скульптуры).

В 1957 году перевёлся в Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В. И. Мухиной, где учился на монументальном отделении у В. И. Ингала, закончил его в (1960).

Начал участвовать в общих выставках в 1955 году.

Первая персональная выставка «Тигры и кошки» прошла в Ленинграде в 1959 году — в квартире В. В. Стерлигова на Большом проспекте Петроградской стороны, д. 98.

Первая книга, проиллюстрированная братьями Траугот под руководством отца, и под общей подписью Г. А. В. Траугот, вышла в 1956 году.

В 1950-х начал вместе с братом работать в скульптуре малых форм. Вместе с А. Г. Трауготом им сделано несколько работ в фарфоре, выпущенных значительным тиражом в кооперативной артели «Прогресс» (Ленинградская область); первая модель — фарфоровая статуэтка «Клоун с собачкой» (роспись в двух вариантах — клоун в зеленом и чёрном костюме). По моделям А. и В. Трауготов производились тиражные фарфоровые фигурки, изображающие сказочных персонажей: «Чиполлино», «Папа Карло и Буратино» и «Мальвина с Артемоном». При создании этих произведений скульптурную часть работы, в большей степени выполнял Александр Георгиевич Траугот, роспись делал Валерий Георгиевич Траугот. С начала 1960- х гг. сотрудничал с ЛФЗ им М. В. Ломоносова.

Работал, преимущественно в книжной графике, станковой графике. Обращался также к круглой скульптуре, создавал живописные произведения.

В 1965 году вступил в ЛОСХ. С 1987 по 2009 год, до конца жизни, возглавлял бюро секции графики Союза художников, состоял в его правлении. Участник многочисленных выставок.

С 1985-го по 1993 год — главный художник издательства «Детская литература». С 2002 года возглавлял издательство «Царское село».

В 2005 году получил звание Заслуженного художника РФ.

В 2009 году написал воспоминания о художниках, с которыми дружил в течение жизни.

Скончался 5 октября 2009 года, похоронен на Серафимовском кладбище, рядом с отцом и матерью.

Жена — актриса Алла Андреева, сын — актёр Георгий Траугот (1965—2010), внучка — Александра Траугот.

Г. А. В. Траугот

Валерий Георгиевич начал работу в области детской книжной иллюстрации в 1956 году совместно с отцом и братом — под псевдонимом Г. А. В. Траугот.

Награды и выставки

На всероссийских конкурсах братья Трауготы получили более 30 дипломов, из которых 14 — первой степени (в том числе дипломами Комитетов по печати СССР и РФ за иллюстрации к сказкам Г.-Х. Андерсена).
Художники регулярно участвуют в выставках книг и иллюстраций в России, Германии, Италии, Чехии, Словакии, Польше, Японии, Франции.
Работы братьев А. и В. Трауготов находятся в музеях Москвы (в том числе в Третьяковской галерее), Санкт-Петербурга, Твери, Архангельска, Петрозаводска, Вологды, Иркутска, Красноярска, Рязани, Калининграда; за рубежом: в музее Андерсена в Одессе, в Японии, Германии, Чехии и др., а также во многих частных коллекциях в Европе, США, Израиле.

Литература

• Валерий Траугот. Воспоминания// Experiment/Эксперимент: Журнал русской культуры. № 16: Шестнадцать пятниц: Вторая волна ленинградского авангарда. Издание подготовила Елена Спицына: В 2-х ч. LA (USA), 2010. Ч.2. С.132-172
• Семья Траугот. Альманах. Спб.: Рalace Еditions, 2012
• Кудрявцева Л., Фомин Д. Линия, цвет и тайна Г. А. В. Траугот. — СПб.: Вита Нова. 2011
• Кошелев В. Ветер за окном. —СПб. : Агат, 2003. С.116-117
• Траугот А. Г. Квартира № 6. // Ничто не забыто: 320 страниц о 900 днях блокады Ленинграда 1941—1944. Сборник. Редактор-составитель Д. Колпакова. — СПб.: ДЕТГИЗ—-Лицей, 2005. С. 108—117
• Яков Друскин. Дневники. — СПб.: Академический проект, 1999. С. по указ.
• В. Траугот. Династия Чарушиных. anima.ucoz.ru/vstrechi/char/char_7_srv.html

Ссылки

• [www.farfor.su/cgi-bin/sf_texts.pl?cmd=scbio&idx=64 Скульптор Траугот Г. А.В. — на сайте «Советский фарфор»]
• rusmuseum.ru/exhib/lenta/exhibition2012/sem_ya_traugot/
• www.youtube.com/watch?feature=endscreen&NR=1&v=hg0toMRW4Ok
• www.youtube.com/watch?v=2QPz0XHnprI&feature=youtu.be
• www.youtube.com/watch?v=Yp98UNHfVKc&feature=youtu.be
• www.tv100.ru/news/v-mramornom-dvorce-otkrylas-vystavka-semya-traugot-61184/

Отрывок, характеризующий Траугот, Валерий Георгиевич

В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.