Трезини, Пьетро Антонио

Не путать с Пьетро Трезини — сыном Доменико

Пьетро Антонио Трезини
Основные сведения
Дата рождения	26 сентября 1692(1692-09-26)
Место рождения	кантон Тичино, Швейцария
Дата смерти	после 1760
Работы и достижения
Работал в городах	Санкт-Петербург, Москва
Архитектурный стиль	барокко

Пьетро Антонио Трези́ни (итал. Pietro Antonio Trezzini, на русский манер Пётр Трезин) (26 сентября 1692 — после 1760) — швейцарский архитектор барочного стиля, работавший преимущественно в Петербурге. В 1742—1751 гг. — главный архитектор города.

Родился в местечке Аньо в швейцарском кантоне Тичино (округ Лугано). Учился в Италии и работал на крупных стройках в Милане под руководством своего отца, потомственного зодчего. Приехал в Санкт-Петербург в 1726 году. Сначала работал самостоятельно, позднее сотрудничал с Доменико Трезини, М. Г. Земцовым.

Первые 10 лет занимался работами по частным заказам; в 1731—32 годах получил контракт на выполнение штукатурных и каминных работ в здании Двенадцати коллегий. В 1735 году П. А. Трезини было поручено восстановление сгоревшей Исаакиевской церкви.

С ноября 1743 года он приступил к руководству постройкой Спасо-Преображенского собора в Литейной части Петербурга (в связи с кончиной М. Г. Земцова, по чьему проекту возводился собор). В 1745 году согласно указу императрицы Елизаветы Петровны Трезини переделал проект «таким подобием, как в Москве на Успенском соборе …», в результате чего Преображенский собор стал первой пятикупольной церковью в Петербурге.

В 1742—1751 годах П. А. Трезини руководит достройкой Александро-Невского монастыря, построив за этот период Фёдоровский корпус и почти завершив постройку Фёдоровской церкви.

С 1742 года П. А. Трезини исполнял должность архитектора Главной полицмейстерской канцелярии Санкт-Петербурга, занимаясь контролем частных построек и их соответствием плану города. Занимался достройкой здания Почтового двора, достройкой таможни и Придворных конюшен.

В 1746 году он выполнил проект Троицкой Новосергиевской пустыни под Санкт-Петербургом, представлявшей собой квадратный комплекс с находящимся в центре крестообразным пятикупольным собором и колокольней, а также двумя жилыми корпусами к северу и югу от собора.

В 1740—1747 возводил каменный Успенский собор «на Мокруше» (освящён в 1789 году как Князь-Владимирский).

Закончил строительство Морского госпиталя (Выборгская наб., 1), построил два дома католической церкви Святой Екатерины.

В новейшей литературе Трезини приписывают много других культовых построек, к примеру, проекты Пантелеимоновской церкви, Спасо-Сенновской и Владимирской церкви. По стилистическим соображениям Трезини также приписывается церковь Климента (1743) на Пятницкой улице в Москве, строившаяся по заказу А. П. Бестужев-Рюмина.

П. А. Трезини болезненно переживал успех и славу, доставшиеся в царствование Елизаветы Петровны архитектору Ф.-Б. Растрелли — капризно требовал дополнительного вознаграждения за свой труд, различных привилегий и преимуществ. Не получив таковых и не будучи готовым мириться с «отходом на второй план», архитектор весной 1751 года уехал в Италию (также указываются даты 1753, 1755 гг.). Формально это был годичный отпуск, однако архитектор задержался в Италии на несколько лет, в течение которых выполнял различные работы во дворце миланского герцога.

В 1760 году П. А. Трезини вновь жил в Санкт-Петербурге, однако уже не состоял на государственной службе и, вероятно, работал по частным заказам.

Родственные связи

Пьетро Антонио Трезини приходился дальним родственником Доменико Трезини — жена сына Доминико, Пьетро, приходилась Пьетро Антонио двоюродной сестрой. В Петербурге П. А. Трезини поддерживал тесные контакты с женой и детьми Доминико (в частности, стал крёстным отцом внука Д. Трезини), и имел один с ними круг общения.

Литература

• Андреев А. Н. [human.snauka.ru/2014/03/6283 Католики Трезини в России] // Гуманитарные научные исследования : Электронный научно-практический журнал. — 2014. — Вып. 3.
• [polki.mirpeterburga.ru/preob/topo/new3480 Спасо-Преображенский собор] // Храмы-памятники Санкт-Петербурга: во славу и память российского воинства / Баторевич Н. И., Кожицева Т. Д. — СПб. : Дмитрий Буланин, 2008. — С. 231—253. — 332 с. — ISBN 5-86007-544-3.</span>
• Вздорнов Г. И. Архитектор Пьетро Антонио Трезини и его постройки // Русское искусство XVIII века: Материалы и исследования. — М., 1968. — С. 139—156.
• Клименко С.В. К вопросу об атрибуции Успенского собора Свенского монастыря // Архитектурное наследство. 47 / Отв. ред. И.А. Бондаренко. М., 2007. — С. 134–141.
• Корольков М. «Архитекты» Трезини // Старые годы. 1911, апрель. — С. 17–36;
• Малиновский К. В. Архитекторы из итальянской Швейцарии в Санкт-Петербурге // Швейцарцы в Петербурге. — СПб. : Петербургский институт печати, 2002. — С. 109—110. — 624 с.</span>
• Малиновский К. В. Трезини Пьетро Антонио // Три века Санкт-Петербурга : Энциклопедия: В 3 т. / Отв. ред. П. Е. Бухаркин. — 2-е изд., испр. — СПб. : Филологический факультет СПбГУ ; М. : Издательский центр «Академия», 2003. — Т. 1 : Осьмнадцатое столетие: В 2 кн., кн. 2 : Н—Я. — С. 418. — 640 с. — ISBN 5-8465-0052-8. — ISBN 5-8465-0147-8 (т. 1).</span>
• Овсянников Ю. М. Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси. — СПб. : Искусство-СПб, 2001. — 632 с. — С. 197—199
• Смирнов Г. К. [sias.ru/upload/2013_1-2_126-145-smirnov.pdf Неизвестный проект Пьетро-Антонио Трезини]. К вопросу о типологии центрических церквей в русской и европейской архитектуре барокко // Искусствознание. 1-2/2013. М., 2013. — С.126-145.
• Федотова Т.П. К проблеме пятиглавия в архитектуре барокко первой половины XVIII века // Русское искусство барокко: Материалы и исследования / Под ред. Т.В. Алексеевой. М., 1977. — С. 70–87
• Шилков В.Ф. Архитекторы-иностранцы при Петре I // Русская архитектура первой половины XVIII века. М., 1954. — С. 120–130

Ссылки

• [encspb.ru/object/2804008805 Энциклопедия Санкт-Петербурга]

Отрывок, характеризующий Трезини, Пьетро Антонио

Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.