Треножник

Треножник (др.-греч. τρίποδος ; Tripodion) — металлический котёл с тремя ножками, а также любая утварь на трёх подставках. В домашнем хозяйстве треножник применялся для разогревания воды и пищи. Изготовлялся из различных материалов, мог быть культовым предметом, призом в борьбе, священным даром богам (например Аполлону). Треножники находили применение в архитектуре в качестве декоративного элемента (акротерий). В Дельфах треножник использовался как сиденье для пифии. В геометрическом периоде преобладали цельные треножники, украшенные орнаментом и рельефом. Начиная с архаического периода стали изготовляться так называемые посоховые треножники, треножники, обособленные от котла. У этрусков и римлян часто были богато украшены.

Три точки опоры делали сосуд наиболее простым в изготовлении и устойчивым. Как следствие, прототипы треножника можно найти во многих первобытных культурах.

Треножник в эпоху Гомера и Гесиода

Гомер часто упоминает использование треножника при обрядах теоксении, при воздаянии похвалы, в качестве награды победителям атлетических агон. Гесиод свидетельствует о награждении треножником победителей поэтических агон, сообщая о своем участии в состязании аэдов и получении им «ушатого треножника».

В ту эпоху треножники украшали и наносили на них надписи, посвящённые различным богам.

Отрывок, характеризующий Треножник

– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.