Тренос

Тренос (греч. Θρηνος) — произведение полемической литературы Речи Посполитой, созданное Мелетием (Смотрицким) и напечатанное в 1610 году типографией православного братства Святого Духа в Вильно.

Полное название — «Тренос или Плач единой святой вселенской апостольской восточной Церкви, с объяснением догматов веры сначала с греческого языка на славянский, а теперь с славянского на польский переведен Теофилом Ортологом, той самой святой Восточной Церкви сыном в Вильно года Божьего 1610.»

Издано на польском языке и посвящено князю-магнату Михаилу Михайловичу Вишневецкому.

Король польский и великий князь литовский Сигизмунд III Ваза, обеспокоенный выходом этой книги, в письме, написанном под Смоленском 1 апреля 1610 указывал, что «в типографии русской Св. Духа какие-то пасквили против превосходства и сокровенные книги печатают»; затем выдал мандат, по которому тираж книги подлежал сожжёнию, а печатник и автор должны быть арестованы.

Печатник — Леонтий (Карпович) — за выход книги был арестован и брошен в тюрьму, анонимный автор избежал этого.

«Тренос» оказал большое влияние на современников Мелетия (Смотрицкого). Полемически-художественная книга автора «Тренос или плач Восточной церкви» издана в Вильно под псевдонимом Теофил Ортолог. Поводом для книги послужило столкновение между православными и сторонниками Брестской унии, а также захвата у виленских православных братского Свято-Троицкого монастыря.

Непосредственной причиной был погром виленских православных мещан, инициированный в 1609 году Ипатием Поцеем при поддержке польских королевских властей.

Содержание

1. «Посвящение»
2. «Предисловие к читателю»
3. 1 часть
4. 2 часть
5. 3 часть
6. 4 часть
7. 5—9 части
8. 10 часть

«Тренос» является вершиной литературного творчества Мелетия (Смотрицкого) и всей славянской полемической литературы, плач-причитание западно-русской Православной Церкви по всем церквями и монастырями, которые были отобраны королём Речи Посполитой и католиками.

Историк Михаил Грушевский писал,

Это последний в ряде религиозно-полемических произведений, мощно окрашенных литературной красотой и общественным темпераментом, составляет нерв сего возрождения. Польский язык книги, в ряду других писаний, как я в своё время имел возможность заметить, является печальным симптомом того, что задача сего возрожденного культурного движения не была достигнута. Мероприятия вокруг подъема украинской культуры не успели захватить верхи гражданства и придержать их при своей вере и народности.

Ссылки

• [litopys.org.ua/human/hum37.htm Мелетій Смотрицький. Тренос, тобто Плач] (укр.)

Отрывок, характеризующий Тренос

В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.