Тренчард, Хью, 1-й виконт Тренчард

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тренчард, Хью»)
Перейти к: навигация, поиск
Хью Монтегю Тренчард
Hugh Montague Trenchard, 1st Viscount Trenchard
Дата рождения

3 февраля 1873(1873-02-03)

Место рождения

Тонтон, Великобритания

Дата смерти

10 февраля 1956(1956-02-10) (83 года)

Место смерти

Лондон

Принадлежность

Великобритания Великобритания
Британская армия

Род войск

пехота, ВВС Великобритании

Годы службы

1893—1930

Звание

Маршал Королевских ВВС

Командовал

ВВС Великобритании

Сражения/войны

Англо-бурская война (1899—1902)
Колониальные экспедиции в Нигерии
Первая мировая война

Награды и премии
В отставке

с 1930

Хью Монтегю Тренчард (англ. Hugh Montague Trenchard, 1st Viscount Trenchard; 3 февраля 1873 — 10 февраля 1956) — британский военачальник, Маршал Королевских ВВС (1 января 1927). Виконт Тренчард (1936). Имел славу «Отца Британских ВВС».





Биография

Из небогатого, но древнего дворянского рода. Сын армейского офицера, вскоре вышедшего в отставку и ставшего чиновником. С 10 лет учился в частных школах в Хэмпшире, Дувре и Беркшире. Учился без особого желания, интересуясь лишь математикой, но зато большое внимание уделяя спорту. Результат сказался в том, что не смог сдать экзамены на офицерский чин ни во флот, ни в армию. В результате в большим трудом смог в марте 1891 года добиться зачисления вторым лейтенантом в артиллерию британской милиции (территориальные войска, не входившие в состав британской армии).

Начало военной службы

В сентябре 1893 года сумел перевестись из милиции в армию и поступил вторым лейтенантом в Королевский Шотландский фузилерный полк, размещённый в городе Сиялкот (Пенджаб, Британская Индия). Отслужил в этом полку несколько лет, также не особо утруждая себя службой, но зато став отличным спортсменом и возглавляя команды полка по регби и поло. На почве спорта в 1896 году познакомился с молодым офицером гусарского полка Уинстоном Черчиллем.

Довоенные годы

В июле 1900 года участвовал в англо-бурской войне (ранее неоднократно пытался добиться перевода на войну, но ему каждый раз отказывали). Там он был назначен командиром конной разведывательной команды. В октябре того же года попал в засаду буров и был тяжело ранен. Долго лечился в Англии и в Швейцарии. После выздоровления вновь стремился попасть на войну, но теперь ему отказывали по состоянию здоровья. Тогда он записался волонтером в подразделение Канадских скаутов (кавалерийский разведывательный отряд) и в июле 1901 года вновь прибыл на театр военных действий. Создал репутацию храброго солдата.

С октября 1906 года служил в британском протекторате Южная Нигерия заместителем командира Южного Нигерийского полка. В 1904-1905 годах исполнял обязанности командира полка, а в 1907 году был утвержден в должности командира полка и командовал им три года. Участвовал в многочисленных экспедициях для покорения нигерийских племён и подавления их восстаний. В 1910 году тяжело заболел и вернулся в Англию.

С августа 1910 года вновь служил в Королевском шотландском фузилёрном полку (который в то время был расквартирован в Северной Ирландии) в должности командира роты. С августа 1912 года проходил обучение по личному желанию в только что созданной Центральной Лётной школе на аэродроме Юпавон в Уилтшире. После завершения обучения оставлен в школе инструктором (октябрь 1912), а с сентября 1913 года был заместителем начальника школы. В качестве лётчика участвовал в армейских манёврах. Обучал пилотированию Уинстона Черчилля, к тому времени уже ставшему Первым лордом Адмиралтейства.

Первая мировая война

После начала Первой мировой войны 7 сентября 1914 года был назначен командиром воздушного крыла в Королевского лётного корпуса. Штаб крыла находился в Фарнборо, оно выполняло задачи по прикрытию с воздуха объектов Южной Англии и подготовке авиационного состава. Тренчард был очень недоволен этим назначением и 14 ноября 1914 года добился назначения командиром 1 авиационного крыла Британских экспедиционных сил на Западном фронте. Крыло поддерживало действия Первой армии, сражавшейся во Франции. Участвовал в второй битве при Ипре и в второй битве при Артуа. Организовал детальную воздушную разведку и фотографирование германских оборонительных рубежей. К тому времени Тренчард уже имел значительное влияние в военных кругах, пользовался поддержкой Военного министра лорда Китченера. Начальник Королевского лётного корпуса генерал Дэвид Хендерсон предлагал Тренчарду должность своего начальника штаба, но он отказался.

С лета 1915 года - начальник Королевского лётного корпуса по рекомендациям повышенного в должности Хендерсона и Китченера. Подавляющую часть времени на этом посту провёл во Франции. Уделял большое внимание координации действий авиации с наземными войсками, особенно в ведении разведки и корректировке артиллерийского огня. С этой целью добивался установки на самолётах самой современной фотоаппаратуры и бортовых радиостанций, чего не было ещё в авиации других государств. Был сторонником активных наступательных действий авиации (при которых они несли тяжелые потери), одним из первых организовал массированные бомбовые удары в тактических целях, для поддержки наступавших наземных войск. Сначала недооценил роль истребительной авиации, но после тяжелых потерь от немецких истребителей предпринял энергичные меры для развития британских истребителей. Имел большое влияние на Дугласа Хейга, бывшего командующего Первой армией, ставшего в конце 1915 года главнокомандующим Британскими Экспедиционными Силами во Франции. Непосредственно участвовал в битве при Сомме, битве при Вердене, битве при Аррасе и других.

Сосредоточившись на боевых действиях на Западном фронте, Тренчард недостаточно времени уделял противовоздушной обороне Британских островов. Германские массированные бомбардировки Лондона в июле и августе 1917 года встретили незначительное противодействие и привели к большим разрушениям и жертвам. Значительное общественное возмущение побудило руководство Военного министерства потребовать от Тренчарда проведения массированных воздушных ударов по немецким индустриальным центрам. Сам Тренчард был противником этой идеи, полагая что такие рейды не ведут к достижению ощутимых военных результатов и отвлекают от реальной боевой работы авиации на Западном фронте, но был вынужден подчиниться.

В то же время по поручению Военного министерства в 1917 году генерал Ян Смэтс проанализировал положение дел в британской авиации и подготовил доклад, в котором выдвинул идею объединения армейской и военно-морской авиации в самостоятельный единый род войск. Любопытно, что Тренчард первоначально выступил против этой идея, полагая что такое разделение нарушит взаимодействие авиации и сухопутных войск в боевой обстановке и пагубно скажется на ходе боевых действий.

В декабре 1917 года статус Тренчарда был повышен - после создания самостоятельного Министерства авиации он стал командующим британскими Авиационными силами. А с 3 января 1918 года он стал первым командующим нового рода войск - Королевских военно-воздушных сил (RAF), окончательное оформление которых в самостоятельный род войск после завершения всех мероприятий по объединению армейской и военно-морской авиации завершилось к 1 апреля того же года. Однако практически сразу вступил в резкий конфликт с министром авиации лордом Ротермиром и уже с 1 апреля 1918 года был уволен с должности. Через несколько дней Тренчарда сняли и с должности командующего Королевских ВВС, после чего он подал в отставку с военной службы. Такой демарш в разгар войны не мог не сопровождаться громким скандалом, в результате которого следом был вынужден уйти в отставку и сам министр. За время вынужденного безделья Тренчард отклонил целый ряд заманчивых предложений высоких постов от нового министра авиации (главный координатор действий британских и американских ВВС, главный инспектор ВВС за границей, командующий ВВС на Ближнем Востоке, инспектор-генерал ВВС на Британских островах).

Однако в июне 1918 года Тренчард принял пост командующего создаваемых Независимых авиационных сил - прообраза стратегической авиации, созданных путём объединения бомбардировочных подразделений для нанесения массированных ударов по коммуникациям и промышленным центрам Германии, и убыл в их штаб-квартиру во Франции. На этом посту находился до конца войны.

Военная служба после войны

Когда после Компьенского перемирия Тренчард вернулся в Англию в отпуск, ему как ближайшему «оказавшемуся под рукой» генералу было поручено подавить мятеж солдат в Саутгемптоне в январе 1919 года, с чем он справился без применения оружия, но весьма жесткими мерами. В феврале 1919 года Министром авиации был назначен давний друг Тренчарда Уинстон Черчилль, который немедленно вызвал Тренчарда и предложил ему вновь возглавить Королевские ВВС. Тренчард дал согласие и 31 марта вступил в должность. В декабре 1919 года ему был пожалован титул баронета.

Оставаясь на этом посту свыше 10 лет, много работал над развитием Королевских ВВС Великобритании. В условиях послевоенного сокращения их численности, поставил на ведущее место организацию подготовки лётного состава. Боролся с попытками командования Королевского военно-морского флота вернуть в подчинение флоту авиацию ВМФ.

Был одним из крупнейших теоретиков боевого применения ВВС, разделяя и развивая идеи массированных бомбардировочных ударов с целью достижения стратегического превосходства Джулио Дуэ и Уильяма Мичелла. Действия ВВС в будущей войне видел только наступательными. В 1920 году Тренчард стал одним из инициаторов применения RAF для подавления национально-освободительного восстания в Сомали. В январе 1920 года английские бомбардировщики провели серию ударов и разбомбили занятые восставшими форты в Талехе и их главную базу, после чего сухопутные войска легко подавили все очаги сопротивления. Но из этой операции, проведённой в условиях отсутствия какого-либо противодействия со стороны наземных войск противника и против неорганизованных племён, ранее вообще не видевших самолётов и подверженных панике при бомбёжке, Тренчард сделал далеко идущие выводы, уверовав в возможность победы силами одной авиации. Следствием стал явный перекос развития ВВС в сторону бомбардировочной авиации в ущерб развитию истребительной авиации. Только после 1936 года были приняты меры к исправлению перекоса, но его последствия сильно сказались в начале второй мировой войны и, в-частности, в ходе битвы за Англию.

Активно использовал ВВС в ходе подавления восстаний в Ираке и в Индии, а также в боевых действиях в Афганистане (в 1929 году британские ВВС несколько раз бомбили Кабул, что вызвало большие жертвы среди мирного населения). Более того, предлагал использовать авиацию и для подавления рабочих выступлений и забастовок на территории самой Англии.

Полагая выполненными поставленные перед ним цели, в 1929 году подал рапорт об отставке и 1 января 1930 года вышел в отставку. К тому времени уже имел славу «отца британских ВВС», которая сохранилась за ним до конца жизни. Стал первым командиром, получившим все высшие воинские авиационные звания, начиная с вице-маршала авиации. При отставке был пожалован титулом барона.

После военной службы

Оставался активным участником политической и военной жизни Великобритании. Имел огромный авторитет в военных и парламентских кругах, регулярно выступая в печати по военным вопросам, подавая доклады по военным вопросам и привлекаясь для консультаций. Активно участвовал в дискуссиях в прессе и в парламенте. С 1930 года - постоянный член Палаты лордов парламента Великобритании. Обладатель значительного количества почётных титулов и званий, был почётным шефом Королевского Шотландского фузилерного полка (в котором начинал свою военную службу), почётным доктором права Оксфордского университета и Кембриджского университета, почётным членом и председателем правления общественных организаций.

С октября 1931 по ноябрь 1935 года - Комиссар столичной полиции, причем на этом посту находился не номинально, а на практике руководил работой полиции Лондона, провёл в ней ряд важных преобразований. В 1936-1953 годах занимал руководящие посты в «United Africa Company», крупной компании по торговле с африканскими и азиатскими колониями и государствами и обладавшей крупным собственным торговым флотом.

В начале Второй мировой войны выступал сторонником активных наступательных действий авиации. После назначения Черчилля на пост премьер-министра, тот предложил Тренчарду возглавить подготовку пилотов ВВС на территории Канады, но Тренчард отказался, так как рассчитывал на более высокий пост. После отказа ещё на одно из предложений Черчилля, более никаких предложений Тренчарду не поступало. Со временем Тренчард стал неофициальным генерал-инспектором Королевских ВВС, посетив практически все театры военных действий. После войны также оставался очень активен до 1954 года, когда его здоровье резко ухудшилось.

Скончался в Лондоне. Похоронен с высшими почестями в Вестминстерском аббатстве. Его имя носят университет, база ВВС, музей ВВС, учебные заведения, другие объекты.

Воинские звания

Второй лейтенант 31 марта 1891
Лейтенант 12 августа 1896
Капитан 28 февраля 1900
Майор (временное звание) 22 августа 1902
Подполковник (лейтенант-полковник) (временное звание) 1 июня 1908
Майор (постоянное звание) 4 ноября 1910
Подполковник (лейтенант-полковник) (постоянное звание) 7 августа 1914
Полковник 3 июня 1915
Бригадный генерал 25 августа 1915
Генерал-майор (временное звание) 24 марта 1916
Генерал-майор (постоянное звание) 1 января 1917
Вице-маршал авиации (первый, кому присвоено это звание) 1 августа 1919
Маршал авиации (первый, кому присвоено это звание) 11 августа 1919
Главный маршал авиации (первый, кому присвоено это звание) 1 апреля 1922
Маршал Королевских ВВС (первый, кому присвоено это звание) 1 января 1927

Награды

Британские награды

Иностранные награды

Напишите отзыв о статье "Тренчард, Хью, 1-й виконт Тренчард"

Литература

Ссылки

  • [www.rafweb.org/Biographies/Trenchard.htm Послужной список Хью Тренчарда на неофициальном сайте RAF]
  • [www.firstworldwar.com/bio/trenchard.htm Биография на сайте «мультимедийная история Первой мировой войны»]

Отрывок, характеризующий Тренчард, Хью, 1-й виконт Тренчард

– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Тренчард,_Хью,_1-й_виконт_Тренчард&oldid=80983922»