Треско

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
ТрескоТреско

</tt>

</tt>

Треско
англ. Tresco Island
Треско с высоты птичьего полёта
49°57′00″ с. ш. 06°20′00″ з. д. / 49.95000° с. ш. 6.33333° з. д. / 49.95000; -6.33333 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.95000&mlon=-6.33333&zoom=16 (O)] (Я)Координаты: 49°57′00″ с. ш. 06°20′00″ з. д. / 49.95000° с. ш. 6.33333° з. д. / 49.95000; -6.33333 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=49.95000&mlon=-6.33333&zoom=16 (O)] (Я)
АкваторияАтлантический океан
СтранаВеликобритания Великобритания
РегионАнглия
РайонЮго-Западная Англия
Треско
Треско
Площадь2,97 км²
Население (2001 год)180 чел.
Плотность населения60,606 чел./км²

Треско (англ. Tresco Island, корнск. Ynys Skaw) — второй по площади и населению остров архипелага Силли, один из пяти его обитаемых островов.

На острове площадью 2,97 км² проживает 180 человек (2001). На Треско — два поселения: Нью-Гримсби и Олд-Гримсби.

С древности Треско, как и остальные острова Силли был прибежищем отшельников. Генрих I передал острова Тавистокскому аббатству, и на Треско был основан монастырь Святого Николая, упразднённый во времена Реформации. Сегодня от него остались руины, а его месте в XIX веке были созданы сады Треско, где выращиваются множество культур. Мягкий климат позволяет выращивать многие субтропические культуры, несмотря на сравнительно умеренное лето.

Само название Треско (Trescaw) впервые было употреблено в 1814 году. До этого остров упоминался как Сент-Никлас по имени монастыря.

Из достопримечательностей Треско, кроме остатков монастыря и садов, следует отметить руины замков Карла и Кромвеля и старый блокгауз.

С 2001 года в один день с Лондонским марафоном на Треско проходит другой марафонский забег, участники которого должны преодолеть около 7,5 кругов вокруг острова.

Основная отрасль экономики острова — туризм.



Галерея

Напишите отзыв о статье "Треско"

Примечания

Ссылки

  • [www.tresco.co.uk/ Сайт острова Треско]
  • [www.ios-wildlifetrust.org.uk/wildlife/wildlife_of_Scilly Wildlife of Scilly]


Отрывок, характеризующий Треско

Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.