Третий рейх

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Третий Рейх»)
Перейти к: навигация, поиск
Германская империя
нем. Deutsches Reich (1933—1943)
нем. Großdeutsches Reich (1943—1945)
Диктатура
24 марта 1933 — 23 мая 1945


Флаг Третьего рейха Герб Третьего рейха
Девиз
нем. Ein Volk, ein Reich, ein Führer
(«Один народ, одна империя, один вождь»)

     Германия[П 1]

     Рейхскомиссариаты      Военные администрации

Столица Берлин
Крупнейшие города Берлин, Вена, Гамбург, Мюнхен
Язык(и) немецкий
Религия светское государство[1]
Денежная единица рейхсмарка
Гимн Песнь немцев
Площадь 633 786 км² (1938)
696 265 км² (1941)
Население 90 млн (4 % населения
Земли
на 1941 год)
Форма правления де-юре: президентско-парламентская республика[2]

де-факто: автократия[3][4]

Фюрер
 - 1934—1945 Адольф Гитлер
Рейхспрезидент
 - 1925—1934 Пауль фон Гинденбург
 - 1945 Карл Дёниц
Рейхсканцлер
 - 1933—1945 Адольф Гитлер
 - 1945 Йозеф Геббельс
 - 1945 Иоганн фон Крозиг
Предшественники и оккупированные государства[5]
Преемники:
Веймарская республика
Саар (Лига Наций)
Первая Австрийская Республика
Чехословакия
Клайпедский край
Вольный город Данциг
Польская Республика (1918—1939)
Дания
Норвегия
Люксембург
Нидерланды
Бельгия
Третья республика
Королевство Югославия
СССР
Советская зона оккупации Германии
Американская зона оккупации Германии
Британская зона оккупации Германии
Французская зона оккупации Германии
Чехословакия
Польская Народная Республика
Люксембург
Федеративная Народная Республика Югославия
Оккупационные зоны Австрии
К:Появились в 1933 годуК:Исчезли в 1945 году

Тре́тий рейх (нем. Drittes Reich — Третья империя, Третья держава) — неофициальное название Германского государства с 24 марта 1933[6][7] по 23 мая 1945 года.

Официальное название немецкого государства с 18 января 1871 по 26 июня 1943 года — Deutsches Reich (Германская империя). Официальное название с 26 июня 1943 по 23 мая 1945 года — Großdeutsches Reich (Великогерманская империя). Слово «рейх», обозначающее земли, подчинённые одной власти, обычно переводится как «империя», иногда как «царство» или «держава» (в зависимости от контекста). В литературе и историографии часто обозначается также как нацистская Германия или фашистская Германия.

Германия в этот период представляла собой тоталитарное[8] государство с однопартийной системой и доминирующей идеологией (национал-социализмом), контролю подвергались все сферы жизни общества. Третий рейх связан с властью Национал-социалистической немецкой рабочей партии под руководством Адольфа Гитлера, который был бессменным главой государства (официальный титул — «фюрер и рейхсканцлер») вплоть до своей смерти 30 апреля 1945 года.

Внешнюю политику Третьего рейха можно условно разделить на три периода.

Первый период (1933—1936) был связан с укреплением власти НСДАП, нацификацией всех сфер жизни в Германии и накоплением внутренних резервов для подготовки к реваншу за поражение в Первой мировой войне. Прежде всего речь идёт о ревизии Версальского мирного договора в плане реализации курса Адольфа Гитлера на достижение военного паритета с ведущими мировыми державами. Уже 14 октября 1933 года Германия объявила о выходе из Лиги Наций. В январе 1935 года в результате плебисцита Германии был возвращён Саар, который до этого находился под протекторатом Лиги Наций, а в марте Гитлер заявил о разрыве Версальского договора и о восстановлении всеобщей воинской повинности, то есть о создании регулярной армии рейха — вермахта, включая люфтваффе. 18 июня того же года было заключено германо-британское морское соглашение. В 1936 году германская армия вступила в демилитаризованную Рейнскую область. В том же году в связи с гражданской войной в Испании была создана ось «Берлин — Рим» и заключён Антикоминтерновский пакт с Японией[9].

Второй период приходится на 1936—1939 годы, когда руководство нацистской Германии, не прибегая к прямой военной конфронтации, под предлогом борьбы с коммунистической угрозой начало вводить силовую составляющую в свою внешнюю политику, постоянно вынуждая международных контригроков идти на уступки и соглашательство. В эти годы нацистской Германией был создан плацдарм для будущей войны[9]: в марте 1938 года был осуществлён аншлюс Австрии[10], в сентябре 1938 — марте 1939 года к Германии была присоединена Чехия (Мюнхенское соглашение 1938 года) и Клайпедский край.

Третий период включает в себя Вторую мировую войну от нападения на Польшу до безоговорочной капитуляции в 1945 году. Развязав войну, руководство Третьего рейха включало некоторые из завоёванных территорий непосредственно в состав Германии, тогда как на остальных территориях были созданы либо намечались к созданию подконтрольные ей генерал-губернаторство, рейхспротекторат, рейхскомиссариаты, колонии, а также марионеточные государства. В результате военной кампании 1939 года были присоединены Вольный город Данциг и часть польских территорий[11], в 1941 году был аннексирован Люксембург (присоединение различных территорий продолжалось и позже). Первые годы Второй мировой войны были для Германии весьма успешными, к 1942 году под её контролем находилась большая часть континентальной Европы (кроме Испании, Португалии, Швейцарии и Швеции), часть территорий была оккупирована, часть представляла собой де-факто зависимые государственные образования (например, Хорватия), исключение составляли Болгария и Финляндия, которые, будучи союзниками Германии, проводили лишь отчасти самостоятельную политику[12]. Однако в 1943 году наступил перелом в боевых действиях в пользу антигитлеровской коалиции, в январе 1945 боевые действия перенеслись на довоенную территорию Германии. Третий рейх прекратил своё существование после роспуска союзниками Фленсбургского правительства 23 мая 1945 года, которое возглавлял рейхспрезидент Карл Дёниц.





Термин

Происхождение термина

Немецкое слово «рейх» (нем. Das Reich) может переводиться на русский и как «государство», и как «империя», но ближе всего оно к понятию «держава». В немецком языке оно также употребляется мистически в значении «царство»: Dein Reich komme — «Да приидет Царствие Твое»[13]. Первоначально этим термином германцы обозначали Римскую Империю, затем «Священную Римскую Империю германской нации», откуда пошло употребление термина в смысле общегерманского государства, объединяющего немецкие земли (по этой причине «Рейхом» официально именовалась и Веймарская Республика). Понятие «Третий рейх», которое изначально носило мистический характер («Третье царство») и употреблялось в хилиастических ересях и радикальных протестантских доктринах конца Средневековья — начала Нового Времени, в политическом смысле ввёл придерживавшийся националистических взглядов немецкий писатель и переводчик Артур Мёллер ван ден Брук, который назвал так свою книгу, выпущенную в 1923 году. Согласно Мёллеру ван ден Бруку, первым рейхом была Священная Римская империя германской нации (9621806). Вторым рейхом — Германская империя, провозглашённая в 1871 году и ликвидированная в 1918 году. Третий рейх — идеальное пангерманское государство, которое должно прийти на смену слабой Веймарской республике.

Гитлер перенял идею Третьего рейха от Мёллера ван ден Брука, который, впрочем, был невысокого мнения о Гитлере и покончил с собой в 1925 году[14].

Мистические коннотации

Третий рейх нередко называют «Тысячелетним рейхом» (нем. Tausendjähriges Reich). Это название вошло в употребление после выступления Гитлера на партийном съезде в Нюрнберге в сентябре 1934 года. «Тысячелетний рейх» Гитлера перекликается с христианским мистицизмом. В частности, тысячелетнее царство упоминается в Откровении Иоанна Богослова:

И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет. И низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть освобожденным на малое время.

Откр. 20:1—6

На толковании этого отрывка основано учение хилиазм. Одним из его ярких представителей был живший в XII веке монах Иоахим Флорский, который разработал учение о трёх царствах: ветхозаветном Царстве Бога Отца, современном Царстве Бога Сына и грядущем идеальном Царстве Святого Духа. Царство Святого Духа и должно было стать тысячелетним царством[15].

Эта идея Иоахима Флорского дожила до Нового Времени, сыграв видную роль, в частности, во время Реформации. Идея Мёллера ван ден Брука содержала именно эти мистические коннотации с идеей Иоахима Флорского о Третьем Царстве как высшей и завершающей точке человеческой истории. Сам ван ден Брук писал: «Идея Третьего рейха есть идея мировоззренческая, выходящая за рамки действительности. Не случайно все представления, возникающие в связи с этим понятием, в связи с самим названием „Третий рейх“… на редкость туманны, полны чувства, неуловимы и абсолютно потусторонни». Нацистский редактор одного из изданий книги Брука, Ханс Шварц, указывает в свою очередь, что «для всех людей, пребывающих в постоянных исканиях, Третий рейх обладает легендарной силой»[13].

Третий рейх, в концепции Мёллера ван ден Брука — это кульминация «младоконсервативной революции», утопическое царство всеобщей красоты и гармонии, противостоящее современной либерально-индустриальной цивилизации, с сакральным центром мира и храмом для обожествленной нации. При этом Священная Римская империя мыслилась как тезис, империя Бисмарка — как антитезис, а Третий рейх — как синтез. Грядущий Третий рейх должен взять все лучшее у своих предшественников, а также в идеалах революционеров-социалистов и консерваторов-националистов, и на основе консервативных национальных ценностей примирить существующие в Веймарской Германии антагонизмы. Существует мнение, что на эту концепцию Мёллера ван ден Брука кроме идей Иоахима Флорского оказала влияние также славянофильская концепция «Третьего Рима», как она изложена у Достоевского (которым Мёллер ван ден Брук очень интересовался и специально занимался). Мёллер ван ден Брук также указывал на необходимость для германской нации внешней экспансии[16].

История

   Национал-социализм
Основные понятия

Диктатура Вождизм Правая идеология Шовинизм Расовая политика Милитаризм Антидемократизм

Идеология

Народное движение «25 пунктов» • «Моя борьба» • Недочеловек Нюрнбергские расовые законы Расовая теория Гюнтера Расовая политика «Миф двадцатого века»

История

Общество Туле Немецкая рабочая партия Пивной путч Третий рейх Ночь длинных ножей Хрустальная ночь Вторая мировая война Решение чешского вопроса / еврейского вопроса Катастрофа европейского еврейства Холокост Военные преступления против жителей СССР Нюрнбергский процесс

Персоналии

Адольф Гитлер Генрих Гиммлер Герман Геринг Рудольф Гесс

Организации

НСДАП СА СС Гитлерюгенд Гестапо Вервольф Союз немецких девушек Юнгфольк Союз девочек Зимняя помощь Германский трудовой фронт Сила через радость Вера и красота Образование в Третьем рейхе Национал-социалистические (мехкорпус авиакорпус народная благотворительность женская организация союз студентов союз врачей союз учителей союз юристов союз помощи жертвам войны)

Нацистские партии и движения

Венгрия Северный Кавказ Бельгия Нидерланды Чечня Норвегия Латвия Белоруссия

Родственные понятия

Фашизм Антикоммунизм Неонацизм Интегральный национализм Нацистский оккультизм


Мировой экономический кризис 1929 года стал началом конца Веймарской республики. Уже летом 1932 года количество безработных достигло 6 миллионов. Политическая ситуация в стране сильно радикализировалась. Росло число сторонников коммунистической партии Германии — на выборах 1932 года компартия получила наибольший результат за всю её историю (с 1919 г. по 1933 г.) — 16,9 % голосов. В то же время усиление роли компартии входило в противоречие с интересами крупного капитала. Однако выросла популярность и Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП).

В июле 1932 года национал-социалисты собрали 37 % голосов — больше всех остальных партий. Но и этого не хватало для того, чтобы создать правительство. Поэтому были назначены повторные выборы на ноябрь 1932 года, на которых НСДАП получила ещё меньше голосов — 34 %. В течение 1932 года президент Гинденбург неоднократно предлагал Гитлеру войти в правительство, в том числе предлагал ему занять пост вице-канцлера. Но он соглашался только на пост рейхсканцлера, а также требовал пост рейхсминистра внутренних дел одному из членов НСДАП и себе как главе правительства чрезвычайных полномочий. Только в конце января 1933 года Гинденбург согласился на эти условия Гитлера.

30 января 1933 года Адольф Гитлер стал рейхсканцлером.

Ликвидация федеративного устройства

Веймарская конституция установила в Германии федеративное устройство, территория страны была разделена на области (земли), которые имели собственные конституции и органы власти. Уже 7 апреля 1933 года был принят Второй закон «Об унификации земель с рейхом» (нем. Zweites Gesetz zur Gleichschaltung der Länder mit dem Reich), по которому в землях Германии вводился институт имперских наместников (рейхсштатгальтеров, Reichsstatthalter). Задачей наместников было руководство местными органами власти, для чего им были предоставлены чрезвычайные полномочия (в том числе право роспуска ландтага, роспуска и формирования земельного правительства во главе с министром-президентом). Законом «О новом устройстве рейха» (Gesetz über den Neuaufbau des Reichs) от 30 января 1934 года суверенитет земель был ликвидирован, ландтаги во всех землях были распущены. Германия стала унитарным государством. В январе 1935 года имперские наместники стали постоянными представителями правительства в землях. 1 апреля 1937 года Любек потерял статус вольного города и был включён в состав Шлезвиг-Гольштейна.

Рейхсрат (верхняя палата германского парламента, орган представительства земель по Веймарской конституции) сначала был практически полностью лишён полномочий, а в феврале 1934 года ликвидирован. В этом же году были упразднены крейстаги и гемайндераты.

Запрет КПГ и СДПГ

В феврале 1933 года компартия была запрещена (предлогом для этого стал поджог рейхстага 27 февраля 1933 года, в котором обвинили коммунистов), а против её активистов были начаты репрессии. 3 марта 1933 был арестован председатель КПГ Тельман. Из 300 тысяч членов КПГ (на начало 1933 года) около половины подверглись преследованиям, были брошены в тюрьмы и концлагеря, десятки тысяч убиты.

В подполье коммунисты вместе с социал-демократами вели борьбу против нацистского правительства в рамках антинацистского Движения Сопротивления. В июле 1943 года по инициативе ЦК КПГ на территории СССР был создан национальный комитет «Свободная Германия».

1 февраля 1933 года рейхстаг был распущен. Декрет рейхспрезидента «О защите немецкого народа» от 4 февраля 1933 года стал основанием для запрета оппозиционных газет и публичных выступлений. Использовав в качестве предлога поджог Рейхстага 27 февраля, Гитлер приступил к массовым арестам. Ввиду нехватки мест в тюрьмах, были созданы концентрационные лагеря. Были назначены перевыборы.

Из выборов в рейхстаг, проходивших 5 марта 1933 года, НСДАП вышла партией-победительницей. Голоса, поданные за коммунистов, были аннулированы. Новый рейхстаг на своём первом заседании 23 марта задним числом одобрил чрезвычайные полномочия Гитлера.

Нацификация

Часть интеллигенции бежала за границу. По закону от 14 июля 1933 года все партии, кроме нацистской, были запрещены. Однако, активисты правых партий не только не были арестованы, но многие из них вошли в состав НСДАП. Профсоюзы были распущены и запрещены. Вместо них был создан Германский трудовой фронт во главе с одним из соратников Гитлера, рейхсляйтером Робертом Леем. Забастовки были запрещены.

В конце июня 1934 года Гитлер ликвидировал высшее руководство Штурмовых отрядов СА во главе с начальником штаба Эрнстом Рёмом, требовавшим «второй революции», социалистической по духу, и создания «народной армии». Гитлер обвинил руководство СА в измене родине и объявил их врагами государства. В этих событиях, получивших название «Ночь длинных ножей», было ликвидировано немалое число неугодных нацистам людей, не имевших отношения к СА и его руководству. Так был убит бывший рейхсканцлер Курт фон Шлейхер и бывший заместитель Гитлера по партии Грегор Штрассер.

Благодаря окончанию Великой депрессии, уничтожению всякой оппозиции и критики, ликвидации безработицы, пропаганде, игравшей на национальных чувствах, а позднее — территориальным приобретениям, Гитлер увеличил свою популярность. Кроме того, он добился крупных успехов в экономике. В частности, при Гитлере Германия вышла на первое место в мире по производству стали и алюминия.

В 1936 году был заключён Антикоминтерновский пакт между Германией и Японией. В 1937 году к нему присоединилась Италия, в 1939 году — Венгрия и Испания.

9 ноября 1938 года произошёл погром евреев, известный под названием «Хрустальная ночь». С этого времени начались массовые аресты и уничтожение евреев[17].

В 1938 году в состав рейха вошла Австрия (см. Аншлюс), в октябре 1938 года — Судеты, а в марте 1939 — Чехословакия (см. Мюнхенское соглашение).

В 1939 году Германия заключила с СССР Договор о ненападении и Договор о дружбе и границах. Советско-германские политические отношения получили развитие также в торговой и военно-технической сфере.

В сентябре 1940 года Германия заключила с Японией и Италией Тройственный пакт, к которому в качестве новых членов стран «оси» затем присоединились их союзники и марионеточные государства. В ноябре 1940 года Германия предложила Советскому Союзу войти в число держав «оси». Советское правительство дало согласие при условии отнесения к сфере интересов СССР Румынии, Болгарии и Турции[18], однако эти требования были отвергнуты германской стороной.

Экономика Третьего рейха до и во время войны

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Успех нацистов в первые годы правления опирался на достижения Адольфа Гитлера во внешней политике, которые обеспечили не только бескровные завоевания, но и экономическое возрождение Германии. Подобные успехи в партийных кругах и даже среди некоторых зарубежных экономистов расценивались как чудо. Безработица, проклятие послевоенной Германии, сократилась с 6 миллионов чел. в 1932 году до неполного миллиона спустя четыре года. В период с 1932 по 1937 год промышленное производство возросло на 102 %, удвоился доход. Промышленность развивалась все быстрее. В течение первого года правления нацистов экономическая политика, которая в значительной мере определялась Ялмаром Шахтом (Адольф Гитлер практически не вмешивался), сводилась к усилиям трудоустроить всех безработных путём резкого увеличения фронта общественных работ и стимулирования частного предпринимательства. Безработным предоставлялся государственный кредит в виде специальных векселей. Значительно снизились налоги для компаний, которые расширяли капитальные вложения и обеспечивали стабильный рост занятости.

Но настоящей основой возрождения Германии было перевооружение, на которое с 1934 года нацистский режим направил усилия предпринимателей и рабочих, совместив их с усилиями военных. Экономика Германии, которая именовалась нацистами «военной экономикой», была целенаправленно организована так, чтобы функционировать во время войны и в мирное время, ориентированной на войну. Умение Ялмара Шахта устраивать финансовые дела было направлено на оплату подготовки Германии к войне. Печатание банкнот было лишь одной из его уловок. Шахт проворачивал махинации с валютой так ловко, что, как подсчитали иностранные экономисты, немецкая марка одно время обладала 237 различными курсами сразу. Он заключал поразительно выгодные для Третьего рейха товарообменные сделки с десятками стран и, к удивлению ортодоксальных экономистов, успешно демонстрировал, что, чем больше ты должен стране, тем шире можешь развернуть с ней бизнес. Возрожденная Шахтом экономика с 1935 по 1938 год использовалась исключительно для финансирования перевооружения и оценивалась в 12 миллиардов марок.

В 1936 году в связи с разработкой и передачей четырёхлетнего плана под жесткий контроль Германа Геринга, который стал вместо Шахта «диктатором» экономики, хотя был в этой области таким же невеждой, как Гитлер, Германия перешла к системе тотальной военной экономики. Целью четырёхлетнего плана было превратить за 4 года Германию в страну, которая могла обеспечивать себя всем необходимым в случае войны и её не смогла бы удушить военная блокада. Импорт был сокращен до минимума, был введен жесткий контроль за ценами и размером заработной платы, дивиденды ограничивались 6 % годовых, строились огромные заводы по производству синтетического каучука, тканей, горючего и другой продукции из собственного сырья. Были построены гигантские заводы Германа Геринга, производившие сталь из исключительно местной руды. Немецкая экономика была полностью мобилизована на нужды войны, а промышленники, доходы которых резко подскочили, превратились в механизмы военной машины. Деятельность Шахта была скована ограничениями и огромной отчетностью.

В 1937 году Ялмара Шахта сменил Вальтер Функ, сначала на посту министра экономики, а в 1939 году на посту президента Рейхсбанка. В общем и целом к началу Второй мировой войны Германия на полных парах разогнала свою экономику, но несмотря на это Третий рейх оказался не готовым к продолжительным военным действиям. Снабжение сырьём было сильно ограничено. Размеры военного производства были самыми минимальными. Положение с рабочей силой на всем протяжении войны было неудовлетворительным как в количественном, так и в качественном отношении. Но несмотря на все проблемы, благодаря немецкой организованности и тотальному контролю госаппарата, экономику удалось поставить на нужные рельсы. В течение всех лет войны, до 1945 года, военное производство неуклонно росло. Также с годами росла доля военной промышленности, в 1940 году менее 15 % от валовой продукции, в 1941 году 19 %, в 1942 году 26 %, в 1943 году 38 %, в 1944 году 50 %[9].

В техническом отношении финансирование вооружений было доведено в Германии до очень высокого уровня. Что же касается управления и организации экономики, а также проведения валютной политики, то здесь было допущено немало ошибок. Хотя доля налогов в покрытии общих военных расходов была большей, чем в первую мировую войну, разрешить проблему избыточной покупательной способности все же не удалось. Метод кредитования, превращавшего вкладчика на 90 % в государственного кредитора, привел к систематически увеличивающемуся перевесу краткосрочных долгов, к росту инфляции и к разрушению всех основ данной системы финансирования. Подводя итоги деятельности экономической системы Третьего рейха, можно смело сказать, что подобное экономическое возрождение послевоенной Германии 30-х годов, стало возможно в основном благодаря тотальному контролю над всеми аспектами жизни немецкого народа, ужесточению законодательства и принудительному труду[19][20], но «разогнав локомотив, конструкторы не рассчитали тормоза».

До самого начала Великой Отечественной войны Германия имела с СССР серьёзное экономическое и военно-техническое сотрудничество.

Вторая мировая война

1 сентября 1939 года немецкие войска вторглись в Польшу. Великобритания и Франция объявили войну Германии. В течение 1939—1941 годов Германия разгромила Польшу, Данию, Норвегию, Люксембург, Нидерланды, Бельгию, Францию, Грецию, Югославию. 22 июня 1941 года Германия вторглась на территорию Советского Союза и заняла часть его территории.

В Германии росла нехватка рабочей силы. На всех оккупированных территориях велась вербовка вольнонаёмных остарбайтеров. На славянских территориях принудительно производился массовый вывоз работоспособного населения. Во Франции также осуществлялся принудительный набор рабочих, чьё положение в Германии было промежуточным между положением вольнонаёмных и заключённых.

Тем не менее, установка на неиспользование немецких женщин на производстве продолжала действовать, и они лишь в незначительном количестве отвлекались от домашнего хозяйства. В то же время интенсивно использовалась привозная рабочая сила. Так уже в августе 1944 года в Германии в разных областях хозяйства работало около 8 миллионов иностранцев. В промышленности их число составляло четверть от общего количества. Большинство (почти треть)- 2,5 миллиона были гражданами СССР, 1,7 миллиона — поляки, 1,3 миллиона — французы, 600 000 — итальянцы. 2 миллиона работников были военнопленными и 650 000 — заключенными концентрационных лагерей, в большинстве — евреями, работавшими в военной промышленности. Около половины работников из Советского Союза и Польши были женщинами, средний возраст которых был около 20 лет[21].

После поражения Германии значительное количество рабочих было возвращено администрацией союзников на родину, в том числе Советский Союз. В организации репатриации большую роль играл английский юрист Дин (Dean), ставший затем обвинителем на Нюрнбергском процессе[22], способствовавший перенаправлению миллионов жителей Восточной Европы в Советский Союз[23].

На оккупированных территориях был установлен режим устрашения. Немедленно началось массовое уничтожение евреев, а в некоторых районах (главным образом, на территории СССР) — и уничтожение местного нееврейского населения в качестве профилактики партизанского движения. На территории Германии и некоторых оккупированных территориях росло число концентрационных лагерей, лагерей смерти и лагерей военнопленных.

Методы террора, применяемые немецкой администрацией на оккупированных территориях, исключали возможность сотрудничества с местным населением, вызвали рост партизанского движения в Польше, Белоруссии и Югославии. Постепенно партизанская война развернулась также на других занятых территориях СССР и славянских стран, а также в Греции и Франции. В Дании, Норвегии, Нидерландах, Бельгии, Люксембурге оккупационный режим был мягче, поэтому антинацистских выступлений было меньше. Отдельные подпольные организации действовали также в Германии и Австрии.

20 июля 1944 года группой генералов вермахта была произведена неудачная попытка антинацистского переворота с покушением на Гитлера. Этот заговор позже был назван «Заговором Генералов». Многие офицеры были казнены, даже те, которые имели лишь косвенное отношение к заговору.

В 1944 году нехватку сырья стали ощущать и немцы. Авиация стран антигитлеровской коалиции бомбила города. Авиацией Англии и США почти полностью были разрушены Гамбург и Дрезден . Из-за больших потерь личного состава в октябре 1944 года был создан фольксштурм, в который мобилизовали местных жителей, в том числе стариков и юношей. Были подготовлены отряды «Вервольф» для будущей партизанско-диверсионной деятельности.

7 мая 1945 года в Реймсе был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии, продублированный на следующий день советской стороной в Берлине (Карлсхорст). 9 мая было объявлено днём прекращения военных действий[21]. Затем, 23 мая во Фленсбурге, было арестовано правительство Третьего рейха.

Административно-территориальное устройство Третьего рейха

Территория Третьего Рейха делилась на 14 земель (Land) и 3 (с 1937 г. — 2) вольных городов (freie Stadt), земли на районы (Kreis) и вольные районные города (kreisfreie Stadt), районы на общины (Gemeinde) и города (Stadt), города могли делиться на городские округа (Stadtbezirk).

Во главе земель стояли имперские наместники (Reichsstatthalter), исполнительными органами земель являлись земельные правительства (Landesregierung), состоящие из премьер-министра (Ministerpräsident) и земельных министров (Landesminister), назначавшееся имперским наместником, главы районов — ландраты (Landrat), назначавшихся имперскими наместникам, исполнительные органы районов — районные комитеты (Kreisausschuss), состоявшие из ландрата (Landrat) и районных советников (Kreisrat), назначавшихся ландратом, главы общин — бургомистры (Bürgermeister), назначавшихся имперскими наместниками, исполнительные органы общин — общинные комитеты (Gemeindeausschuss), состоящие из бургомистра и общинных советников (Gemeinderat), назначавшихся бургомистром. До 30 января 1934 года существовали законодательные органы земель — земельные сеймы (Landtag), до 30 января 1935 года представительные органы районов — районные сеймы (Kreistag), общин — общинные советы (Gemeinderat).

Территории, включённые в состав рейха в ходе территориально-политической экспансии и населённые преимущественно этническими немцами, входили в состав рейха в статусе рейхсгау — имперских округов. На семь рейхсгау была разделена Австрия, отдельными рейхсгау стали Судетская область, область Рейхсгау Данциг — Западная Пруссия и Вартеланд (польская область с центром в Познани). На большой части территории Чехии было создано зависимое государственное образование Протекторат Богемии и Моравии1939 года). Во главе протектората стоял рейхспротектор, назначаемый непосредственно Гитлером. После оккупации Польши на её территории было образовано Генерал-губернаторство, не входившее в состав рейха.

На другой части оккупированных территорий создавались зависимые административно-территориальные образования другого типа — рейхскомиссариаты. Всего было создано 5 рейхскомиссариатов, ещё 4 планировалось к созданию. Фактически созданные рейхскомиссариаты:

Планируемые рейхскомиссариаты:

Государственное устройство

Глава государства и правительства — имперский канцлер (Reichskanzler), до 2 августа 1934 году существовала должность имперского президента (Reichspräsident), избираемого народом, исполнительный орган — имперское правительство (Reichsregierung), состоявшее из имперского канцлера и имперских министров (Reichsminister), назначавшихся имперским канцлером, могло издавать законы, законодательный орган — имперский сейм (Reichstag), избирался народом на безальтернативных выборах (в 1933 году на альтернативных), и до 14 февраля 1934 года имперский совет (Reichsrat), назначавшийся земельными правительствами.

Единственная легальная партия — Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, до 14 июля 1933 года существовали также консервативная монархическая — Германская национальная народная партия, либеральная реваншистская — Германская народная партия, консервативная демократическая — Германская партия центра, либеральная демократическая — Радикально-демократическая партия.

Правовая система

Высшая судебная инстанция — Имперский суд (Reichsgericht), суды апелляционной инстанции — высшие земельные суды (Oberlandesgericht), суды первой инстанции — земельные суды (Landgericht), низшее звено судебной системы — участковые суды (Amtsgericht), высшая судебная инстанция административной юстиции — Имперский административный суд (Reichsverwaltungsgericht), суды апелляционной инстанции административной юстиции — высшие земельные административные суды (Oberlandesverwaltungsgericht), суды первой инстанции административной юстиции — земельные административные суды (Landesverwaltungsgericht), высшая судебная инстанция военной юстиции — Имперский военный суд (Reichskriegsgericht), суды апелляционной инстанции административной юстиции — высшие военные суды (Oberkriegsgericht), суды первой инстанции административной юстиции — военные суды (Kriegsgericht), суд политической юстиции — народный суд (Volksgericht).

Вооружённые силы

Комплектовались на основе всеобщей воинской повинности.

Символика

Символами нацистской власти являлись имперские орлы со свастикой.

См. также: Символика вермахта.

Нацистская идеология

Нацистская пропаганда

Пропаганда играла важную роль для нахождения поддержки НСДАП у населения во времена борьбы за власть, однако Третий рейх, просуществовавший всего 12 лет, не мог держаться только на пропаганде. В нацистской Германии она не была единственным столпом, на который опирался режим, как это нередко считается. Революционная претенциозная задача нацистского режима состояла в том, чтобы достичь «народного сообщества» (Volksgemeinschaft) и истинной гармонии классов, чему и была посвящена главная задача пропаганды. Но тем не менее, успех пропаганды не стоит измерять исключительно в её возможностях радикальным образом менять взгляды и отношение общества. Порой она не только трансформировала взгляды, но и укрепляла уже существовавшие. И для того, чтобы пропаганда была наиболее эффективной, она должна была с предельной осторожностью применена к тем, чьи взгляды уже частично были каким-либо образом искажены, направляя их в нужное русло[24]. НСДАП, являясь по классовому составу партией трудящихся, опиралась на общепризнаваемые и ныне ценности, связанные с трудовыми заслугами личности и их непосредственного влияния на общественное признание её как члена общества. И использовала это в своей пропагандистской деятельности. При этом основными проводниками идеологии была интеллигенция (учителя).

О влиянии нацистской пропаганды говорят следующие данные: по отношению ко всему населению рабочие-члены НСДАП составляли 5,1 %, от 46,3 % всех трудящихся. Служащие — (Angestellte) соответственно 12 % и 12,5 %; учителя (Lehrer) — 29,4 % и 0,9 %; чиновники (Beamte) — 18,7 % и 3,7 %;предприниматели (Selbständige) — 14,9 % и 9,8 %; крестьяне — 12 % и 6,6 %; прочие — 1,2 % и 20,2 %. В результате от всех трудящихся члены НСДАП составляли 7,3 %, а от всего населения − 3,8 %.

Социальный состав самой партии был таков: рабочие составляли в ней 30,3 %, то есть, были наиболее представительной социальной группой, что соответствовало названию партии — Национал-Социалистическая Немецкая Рабочая Партия. Процент служащих составлял 19,4 %; учителей — 3,4 %; чиновники представляли собой 9 % состава партии; предприниматели — 19 %; крестьяне — 10,2 %; прочие — 3,2 %. Трудящиеся всех профессий составляли 94,5 % от общего числа партийцев, которых было на 1 января 1935 года 2 495 000 человек. Больше за всё время существования НСДАП подобная статистика не публиковалась[25].

Наука и техника при нацизме

В Германии существовал огромный научный сектор в системе высших учебных заведений, к которому принадлежали университеты и высшие технические учебные заведения. Сюда же входили и научно-исследовательские институты «Общество кайзера Вильгельма». Все эти учреждения организационно подчинялись министерству науки, воспитания и просвещения. В этой сети, охватывавшей тысячи ученых, имелся научно-исследовательский совет, который состоял из представителей различных областей науки (физики, химии, горного и литейного дела, медицины и т. д.). Каждый член научного совета являлся руководителем отдельной группы ученых единого профиля и должен был направлять планирование и научно-исследовательскую деятельность этой группы. Наряду с такой учебной научно-исследовательской организацией существовала абсолютно независимая промышленная научно-исследовательская организация, или, так называемый, «сектор», огромное значение которого стало ясно в общем только после того, как союзники в 1945 году присвоили себе результаты его научно-исследовательской деятельности. Сюда относились лаборатории предприятий, например концернов «Фарбен», «Цейсс», «Сименс», «Осрам», «Телефункен» и многие другие, которые, располагая крупными средствами, высококвалифицированными специалистами и аппаратурой, отвечающей современным техническим требованиям, могли работать с большей производительностью, чем институтские лаборатории, не имевшие зачастую самого необходимого, чтобы осуществлять научные изысканияК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4429 дней].

Более того, после прихода к власти нацистов в результате программы по «проверке мировоззрения» из высших учебных заведений Германии было уволено более 1500 доцентов. Что, по мнению самих немецких учёных, лишь повредило координации научно-исследовательской деятельности в государственном масштабе. Хотя на практике отдельные промышленные лаборатории добились большего успеха, чем исследовательские группы высших учебных заведений, до того как пришедшие к власти нацисты изменили существовавшие до них порядки. Научно-исследовательская организация промышленности являлась независимой структурой, не нуждавшаяся в помощи министерств, государственного научно-исследовательского совета или каких-либо ведомств, занимавшихся вопросами контингентов. Организация работала для себя, и за закрытыми дверями.

Следствием этого ученый-исследователь какого-либо высшего учебного заведения не только ничего не знал, но даже не подозревал о исследованиях, открытиях и усовершенствованиях, которые производились в промышленных лабораториях. Так получалось потому, что концернам было выгодно из соображений конкуренции хранить изобретения и открытия своих ученых в тайнеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4429 дней].

Третьей крупной научной организацией, помимо промышленных исследовательских групп и научных лабораторий высших учебных заведений, был научно-исследовательский аппарат вооруженных сил. Но и этот аппарат был не единым, а опять-таки расколотым на части, разбросанные по отдельным видам вооруженных силК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4429 дней].

Во время войны приобрело большой вес министерство Альберта Шпеера. Поскольку в период войны сильно сократились возможности получения институтами и лабораториями сырья, кадров и оборудования, промышленность страны едва справлялась с заказами множества управлений вооружений, то это министерство стремилось получило полномочия на решение вопросов о том, какие исследовательские работы следует остановить как ненужные, какие продолжать дальше как имеющие «важное военное значение», а каким должно быть отдано предпочтение как имеющим «решающее значение для войны»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4429 дней].

Помимо «оружия возмездия» и большого количества других новаторских военных и научных разработок, Третий рейх вёл Урановый проект по созданию ядерного оружия, который, однако, зашёл в тупик до разгрома.

Результаты работ ученых Германии в ряде случаев послужили толчком для научно-исследовательской деятельности стран Антигитлеровской коалиции.

Религия

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Верующие — католики и протестанты. Крупнейшая протестантская деноминация — Немецкая евангелическая церковь (Deutsche Evangelische Kirche). Управлялась Имперским епископом (Reichsbischof), при котором действовал имперский церковный комитет (Reichskirchenausschuss) и имперский синод (Reichssynode). На момент создания состояла из 30 (с конца 1934 года — из 23) поместных церквей (Landeskirche):

  • Евангелическая церковь старопрусского союза (Evangelische Kirche der altpreußischen Union) (Пруссия), в 1934 году в неё вошла:
    • Евангелическая поместная церковь в Ольденбургском полукантоне Биркенфельд (Evangelische Landeskirche im oldenburgischen Landesteil Birkenfeld) (Ольденбург, Полукантон Биркенфельд)
  • Евангелическо-лютеранская поместная церковь Мекленбурга (Evangelisch-Lutherischen Landeskirche Mecklenburgs) (Мекленбург), до 1934 года состояла из:
    • Евангелическо-лютеранской поместная церковь Мекленбург-Шверина (Evangelisch-lutherische Kirche von Mecklenburg-Schwerin)
    • Евангелическо-лютеранская поместная церковь Мекленбург-Штрелица (Evangelisch-lutherische Kirche von Mecklenburg-Strelitz)
  • Евангелическо-лютеранская церковь в Любеке (Evangelisch-Lutherische Kirche in Lübeck) (до 1937 года — Евангелическо-лютеранская церковь в Любекском государстве (Evangelisch-Lutherische Kirche im Lübeckischen Staate)) (Любек)
  • Евангелическо-лютеранская церковь в Гамбургском государстве (Evangelisch-Lutherische Kirche im Hamburgischen Staate) (Гамбург)
  • Бременская евангелическая церковь (Bremische Evangelische Kirche) (Бремен)
  • Евангелическо-лютеранская церковь в Ольденбурге (Evangelisch-Lutherische Kirche in Oldenburg) (Ольденбург)
  • Евангелическо-лютеранская поместная церковь в ольденбургском полукантоне Любек (Evangelisch-Lutherische Landeskirche des oldenburgischen Landesteils Lübeck) (Ольденбург, Полукантон Любек)
  • Евангелическая церковь Анхальта (Evangelische Landeskirche Anhalts) (Анхальт)
  • Брауншвейгская евангелическо-лютеранская поместная церковь (Braunschweigische evangelisch-lutherische Landeskirche) (Брауншвейг)
  • Липпская поместная церковь (Lippische Landeskirche) (Липпе)
  • Евангелическо-лютеранская поместная церковь Шаумбурга-Липпе (Evangelisch-Lutherische Landeskirche Schaumburg-Lippe) (Шаумбург-Липпе)
  • Евангелическая поместная церковь Гессен-Нассау (Evangelischen Landeskirche Nassau-Hessen) в 1933 году объединила:
    • Евангелическая поместная церковь в Гессене (Evangelische Landeskirche in Hessen) (Гессен)
    • Евангелическая поместная церковь в Нассау (Evangelische Landeskirche in Nassau) (Административный округ Висбаден, Провинция Гессен-Нассау, Пруссия)
    • Евангелическая поместная церковь во Франкфурте-на-Майне (Evangelische Landeskirche Frankfurt am Main) (Городской район Франкфурт-на-Майне, Административный округ Висбаден, Провинция Гессен-Нассау, Пруссия)
  • Евангелическая церковь Кургессена-Вальдека (Evangelischen Kirche von Kurhessen-Waldeck) в 1934 году объединила:
    • Евангелическая поместная церковь Гессен-Касселя (Evangelische Landeskirche in Hessen-Kassel) (Административный округ Кассель, Провинция Гессен-Нассау, Пруссия)
    • Евангелическая поместная церковь в Вальдеке (Evangelische Landeskirche in Waldeck)
  • Евангелическо-лютеранская поместная церковь Ганновера (Evangelisch-Lutherische Landeskirche Hannovers) (Провинция Ганновер, Пруссия)
  • Евангелическо-лютеранская поместная церковь Шлезвиг-Гольштейна (Evangelisch-Lutherische Landeskirche Schleswig-Holstein) (Провинция Шлезвиг-Гольщтейн, Пруссия)
  • Тюрингская евангелическая церковь (Thüringer evangelische Kirche) (Тюрингия), в 1934 году в неё вошла:
    • Евангелическо-лютеранская церковь Рёйса старшей линии (Evangelisch-lutherische Kirche in Reuß ältere Linie)
  • Евангелическо-лютеранская поместная церковь Свободного государства Саксония (Evangelisch-lutherische Landeskirche des Freistaats Sachsen) (Саксония)
  • Объединённая евангелическо-протестантская поместная церковь Бадена (Vereinigte evangelisch-protestantische Landeskirche Badens) (Баден)
  • Евангелическая поместная церковь в Вюртемберге (Evangelische Landeskirche in Württemberg) (Вюртемберг)
  • Евангелическо-лютеранская церковь в Баварии справа от Рейна (Evangelisch-lutherische Kirche in Bayern rechts des Rheins) (Бавария)
  • Евангелическо-реформатская церковь в Баварии (Evangelisch-reformierte Kirche in Bayern) (Бавария)
  • Объединённая протестантско-евангелическо-христианская церковь Пфальца (Vereinigte Protestantisch-Evangelisch-Christliche Kirche der Pfalz) (Район Пфальц, Бавария)

Спорт в Третьем рейхе

XI летняя Олимпиада

Столица Германии была избрана местом проведения XI летних Олимпийских игр до прихода Гитлера и нацистов к власти. В 1933 году нацистская пресса начала провокационные нападки на предстоящие игры, называя их «фестивалем, на котором торжествуют евреи». Однако как только Гитлер понял, что Олимпийские игры могут реально поднять престиж его режима в глазах мировой общественности, всякая критика прекратилась. Подготовка к проведению игр началась с большим размахом. Правительство выделило 25 млн. рейхсмарок на строительство десятка спортивных объектов. Основная часть бюджета ушла на строительство огромного Олимпийского стадиона в Берлине. Перед Олимпиадой было решено изобразить терпимое отношение к евреям для того, чтобы предотвратить бойкот игр со стороны других государств.[26].

На церемонии открытия Олимпийских игр присутствовало более 110 тысяч человек. В первый же день ликующие немцы приветствовали Ханса Вёльке, завоевавшего первую высшую награду в толкании ядра. Этот спортсмен стал первым в истории немцем, получившим олимпийское золото в легкой атлетике. Вёльке и Герхард Шток, занявший третье место, были незамедлительно приглашены в ложу Адольфа Гитлера, чтобы принять личные поздравления фюрера. В тот же день немка Тилли Флейшер завоевала золотую олимпийскую медаль в соревнованиях по метанию копья. После того как во второй половине дня три американца, Корнелиус Джонсон, Дэйв Ольбриттон и Делос Турбер (двое последних были чернокожими) победили в соревнованиях по прыжкам в высоту, Гитлер покинул стадион: представители Олимпийского комитета напомнили ему, что, принимая в своей ложе спортсменов-победителей, он должен удостаивать этой чести всех призёров без исключения, а не только немецких спортсменов. После этого приёмы каких бы то ни было победителей в ложе Гитлера были прекращеныК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5062 дня].

Аналогично поступил Гитлер и в отношении Джесси Оуэнса — легкоатлета из университета Огайо — четыре золотые медали которого сделали чернокожего американца настоящим героем Олимпиады. На третий день соревнований Оуэнс установил олимпийский рекорд в беге на 100 м (10,3 с), а на следующее утро завоевал вторую высшую награду в прыжках в длину, победив немецкого атлета Луца Лонга. Ещё через день Оуэнс перекрыл ещё один олимпийский рекорд, пробежав 200 м за 20,7 с. В этот момент фюрер присутствовал на трибуне, но покинул стадион прежде, чем американцу вручили третью золотую медаль: представители олимпийского комитета предупредили Гитлера, что он должен поздравлять либо всех награждённых без исключения, либо никого. Рейхсканцлер предпочёл последнее[27][28]. Сам Оуэнс впоследствии сказал, что разочаровал его не Гитлер, а Рузвельт: президент США даже не послал телеграммы четырёхкратному золотому медалисту (последнюю золотую медаль спортсмен взял в победной эстафете на 400 м); ни Рузвельт, ни Трумен не приняли спортсмена в Белом Доме после Олимпиады[29].

Успехи Оуэнса и ещё десятка чернокожих американских спортсменов поставили Адольфа Гитлера в затруднительное положение. Победителями состязаний оказались второсортные, по арийской расовой теории, люди. Их недавние предки, как считалось, вели в джунглях первобытную жизнь, однако их физические данные оказались выше, чем у «цивилизованных белых спортсменов». Гитлер неофициально намекнул, что соревнования на самом деле были несправедливыми, и что чернокожих следует не допускать на последующие Олимпийские игры. Он с неподдельным воодушевлением и наслаждением следил за теми соревнованиями, в которых в числе победителей оказывались немецкие спортсмены.

Культура

После того как нацистская власть пришла к власти в Германии, в сентябре 1933 года была создана Имперская палата культуры, возглавил которую министр пропаганды и народного просвещения Пауль Йозеф Геббельс. Основной задачей данного органа являлся идеологический контроль за деятельностью «людей искусства» в соответствии с политической концепцией подчинения всех сфер жизни Германии интересам национал-социализма.

Состав палаты включал семь подразделений, каждое из которых отвечало за своё направление в культуре (театр, кинематограф, литература, пресса, музыка, изобразительное искусство, радиовещание). Членами этих подразделений становились сами деятели культуры, членство было обязательным.

После падения нацистской власти немецкое искусство долго не могло оправиться от сильнейших ударов, нанесённых идеологией и цензурой.

Праздники

(Праздники в Третьем рейхе (англ.))

  • 30 января — День взятия власти;
  • 24 февраля — День основания НСДАП;
  • 16 марта — День памяти героев;
  • 20 апреля — День рождения фюрера;
  • 1 мая — Национальный день труда;
  • Второе воскресенье мая — День матери;
  • 22 июня — День летнего солнцестояния;
  • Осень (после завершения сбора урожая) — День урожая;
  • 9 ноября — годовщина Пивного путча;
  • 22 декабря — День зимнего солнцестояния[30].

Искусство

Цель искусства любых тоталитарных государств состоит в изображении абстрактной героики, а произведения нередко отличаются подчеркнуто большими размерами. Гигантизм и нагота используются как средство выражения могущества тоталитарного государства, подавляющего человеческую индивидуальность[31].

Живопись

Так как Гитлер, являвшийся художником, считал себя тонким ценителем и знатоком живописиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3816 дней], особое внимание этой палаты уделялось изобразительному искусству. Адольф отрицательно относился к жанрам живописи XX века: импрессионизму, кубизму и проч. и считал подобные творения «дегенеративным искусством». Гитлер отдавал предпочтение жанру «Фёлькише» (нем. völkisch — народный) (описание деревенского уклада и быта Германии, сельских пасторалей), был приверженцем реалистических и героических жанров, романтизма. В 1936 году из музеев были изъяты картины таких известных художников, как Ван Гог, Гоген, Сезанн, Пикассо, а знаменитые и видные художники, живущие в Германии, такие как Василий Кандинский, Оскар Кокошка, Пауль Клее, были вынуждены покинуть страну.

Скульптура

В искусстве Третьего рейха изображение обнаженной женщины преследовало пропагандистские цели, и нагота была всего лишь средством усиления воздействия на зрителя и продления воздействия на него. В рамках идеологии нацизма обнаженная женщина рассматривалась как воплощение гармонии и спокойствия, установившихся во времена нацистской диктатуры после кризиса 1920-х годов. Кроме того, подобные изображения использовались в роли аллегории Победы. Однако с анатомической точки зрения эти изображения всё же грешат против реальности, поскольку авторы опасались обвинения в излишней склонности к эксгибиционизму[31].

Архитектура

Архитектура также испытала на себе влияние предпочтений нацистского руководства — грандиозных монументальных форм неоклассицизма. Говорить о возрождении в нацистской архитектуре необарокко не приходится, поскольку это противоречит идеологическим установкам нацистских архитекторов: строить из традиционных немецких материалов (отёсанный камень, гранит, дерево) с сохранением традиций фёлькише (нем. völkische Traditionen — народные традиции) и развитием традиций нордического классицизма. В качестве примеров можно привести «орденские замки» Фогельзанг и Зонтгофен, Мемориал павшим бойцам в Мюнхене, Олимпийский стадион в Берлине, здание новой рейхсканцелярии, а также неосуществлённый проект по перестройке Берлина в столицу мира Германию А. Шпеера.

Почти всем нацистским зданиям присущ ряд общих черт: они выполнялись из традиционных германских имперских строительных материалов — отёсанного камня, гранита, дерева. Модернистские железобетонные и стеклянные конструкции использовались только при строительстве производственных зданий.

Почти всем крупным нацистским зданиям присуще множество вертикальных линий, подчёркнутых каменными прямоугольными колоннами или выступами. Глазницы окон обычно обрамлялись по периметру небольшим каменным выступом. Зачастую на фасаде крышу и окна разделял массивный прямоугольный каменный отступ.

В целом, почти все официальные нацистские здания несут в себе идею: множество малых (окон) в мощной каменной структуре под широкой и массивной крышей. Это содержало в себе достаточно читаемую идеологию государства: один человек мелок, но он — частица великого и мощного здания государства (которое может и задавить своей массивной крышей).

Архитектура жилых домов, наоборот, отличалась простотой и скромностью. Жилые дома, построенные в период Третьего рейха, имеют, как правило, узкие окна (единичные либо парные), гладкие стены (иногда с декоративными панно), островерхие черепичные крыши. Повсеместно строились новые жилые районы с дешёвыми квартирами (например, застройка центральной части города Тауха (город-спутник Лейпцига)).

Как административные, так и жилые здания украшались всевозможными символами нацистской власти — имперскими орлами со свастикой и специфичными скульптурами.

Литература

Данное направление искусства в период нацистской Германии было подвержено большому идеологическому давлению. По приказу Геббельса 10 мая 1933 года на улицах и площадях германских городов пылали костры, в которые нещадно выкидывались произведения выдающихся зарубежных и немецких классиков. В период нацистской власти в Германии получили право на существование всего четыре литературных жанра: фронтовая проза, партийная литература, расовая проза и патриотическая проза. Из-за жёстких идеологических рамок выдающиеся литераторы, как например Томас и Генрих Манны, Эрих Мария Ремарк, Лион Фейхтвангер, Арнольд Цвейг и др., эмигрировали из Германии, а те из писателей, например Гауптман, Фаллада, Келлерман, кто всё же остался на Родине, так и не смогли вписаться в эти рамки. Выпускающиеся Третьим рейхом периодические издания на оккупированной территории СССР в годы Великой Отечественной войны и соответствующая литература была, в основном, пропагандистского содержания.

Театр

Первым, что сделали власти в этом направлении искусства, было изгнание всех евреев. Так, режиссёр Макс Рейнхардт, который руководил Немецким театром в Берлине, не мог оставаться в Германии и покинул её. Также эмигрировали драматурги Бертольт Брехт, Фридрих Вольф, Эрнст Толлер. Театры отличались постановками пьес, пронизанных расовой доктриной.

Кинематограф

Аналогично литературе и театру, кинопроизводство подверглось не меньшей цензуре и давлению. Из страны бежали немецкий режиссёр Фриц Ланг, актриса Марлен Дитрих, ставшая впоследствии голливудской звездой. В этот период Лени Рифеншталь — кинорежиссёр-документалист, сняла несколько кинолент, которые вошли в историю немецкого кинематографа:

В годы Второй мировой войны в Германии широко выпускались фильмы, поднимавшие боевой дух вермахта. Они, так же как и все киноленты, проходили жёсткую идеологическую проверку.

Музыка

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

На время прихода нацистов к власти безработица в Германии превысила 30 %, а среди музыкантов приближалась к 60 %. Хотя евреи и составляли от всей массы музыкантов лишь 5 %, среди дирижёров, импресарио действительно было достаточно много евреев — не только немецких, но и польских, австрийских, чешских, венгерских. Именно это и было объявлено новыми правителями корнем всех зол — «еврейским засильем». Началось изгнание музыкантов еврейского происхождения из составов симфонических оркестров и оперных трупп. В эмиграцию вынуждены были уехать Бруно Вальтер, дирижёр Берлинского филармонического оркестра, Отто Клемперер, дирижёр и руководитель оркестра Берлинской оперы, уволен композитор Арнольд Шёнберг — профессор Высшей музыкальной школы в Берлине.

Только один человек среди немецких музыкантов-неевреев поднял свой голос протеста — дирижёр Вильгельм Фуртвенглер. Он опубликовал в газете «Фоссише цайтунг» (11 апреля 1933 года) открытое письмо Й. Геббельсу. Мэтью Бойден (биограф Рихарда Штрауса) пишет, что «Фуртвенглер отнюдь не был героем вне своего дирижёрского подиума, что делает его позицию ещё более героической». В этом письме говорилось, в частности, следующее:

Квоты не могут быть использованы в музыке, как это делается с хлебом или картофелем. Если ничего достойного и примечательного не может быть представлено на концертах — зрители перестанут на них ходить. По этой причине качество музыки не определяется идеологией. Это вопрос выживания искусства.

Если борьба с евреями направлена против не имеющих корней деструктивных элементов, оказывающих пагубное влияние на окружающих, — тогда эта борьба справедлива. Но если эта атака направлена против действительных художников — это не в интересах нашей культуры. Подлинный артист — явление редкое, и ни одна страна не может себе позволить отказаться от услуг таких артистов, как Вальтер, Клемперер, Райнхард и других, которые теперь не могут заниматься своей профессией в Германии.

Протест Фуртвенглера вызвал немедленную реакцию Геббельса. Он, также через газету, ответил гневной отповедью Фуртвенглеру.

Германские музыканты были обречены на молчание в течение последних 14 лет своими еврейскими конкурентами.

Параллельно с этим неожиданно 28 мая 1933 года единственный приемлемый по расовым соображениям иностранный дирижёр мирового уровня Артуро Тосканини отказался приезжать в Байройт, на ежегодный вагнеровский фестиваль, который патронировал лично Адольф Гитлер. Это было тяжелым ударом по престижу нацистов, поскольку исполнение музыки Вагнера, провозглашавшегося духовным предтечей нацизма, было объявлено важной государственной задачей, необходимой для воспитания «новых германцев».

Интересно, что итогом развернувшейся полемики и многочисленных кадровых перестановок в крупнейших операх, театрах и музыкальных коллективах Германии стало внезапное назначение на пост Президента Имперской музыкальной палаты (отдела Имперской палаты культуры) выдающегося композитора Рихарда Штрауса (заменившего Тосканини в Байройте и Вальтера в Берлине), а на пост вице-президента Вильгельма Фуртвенглера.
Музыкальной палате подчинялись все композиторы, артисты, концертные агентства, любительские музыкальные общества, издатели, продавцы и изготовители музыкальных инструментов.

В 1934 году, во время митинга в берлинском Шпорт Паласе, Геббельс обрушился на композитора Хиндемита, который, по его словам, «был инфицирован еврейскими интеллектуальными принципами». Премьера оперы Хиндемита «Художник Матис» была запрещена. Вильгельм Фуртвенглер в знак протеста против этого подал в отставку с поста вице-президента Имперской музыкальной палаты и главного дирижёра Берлинской оперы.

В 1935 году накануне премьеры в Дрездене оперы Рихарда Штрауса «Молчаливая женщина» композитор потребовал указать на афише имя либреттиста — австрийского писателя еврейского происхождения Стефана Цвейга. В письме, отправленном Цвейгу, Штраус критиковал национал-социалистов и заявлял о неприятии их принципов в искусстве. Письмо было перехвачено гестапо. Штраус был смещён со своего поста.
С 1935 года президентом Имперской музыкальной палаты до 1945 года являлся Петер Раабе, выдающийся музыкальный деятель, критик, теоретик. Имперская палата музыки с того времени считалась наиболее либеральной в рейхе. Петер Раабе сочетал в своем руководстве музыкальной жизнью рейха творческую терпимость с полной лояльностью к правящей власти. Во времена Третьего рейха наиболее популярной и поддерживаемой официально являлась музыка Рихарда Вагнера, поклонником которого являлся Адольф Гитлер. Вместе с тем исполнялись сочинения композиторов многих других стран, в том числе советских, достаточное внимание уделялось немецким современным композиторам (Орф, Штраус, Пфицнер, Хаас, Эгк, Вагнер-Регени и др.) В то же время исполнение музыкальных произведений немецких композиторов-евреев Мейербера и Мендельсона было категорически запрещеноК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 5419 дней].

Музыкальную жизнь Германии украшала целая россыпь дирижёров мирового уровня. Несомненно, самой яркой величиной был Вильгельм Фуртвенглер (руководивший помимо ряда Берлинских коллективов и с 1937 года фестивалем в Байройте ещё и с 1930 по 1945 год Венским симфоническим оркестром). Кроме него это были:

  • Герберт фон Караян — австрийский дирижёр, вступив в нацистскую партию, был руководителем второго по значимости симфонического оркестра Германии — Берлинской государственной капеллы.
  • Ганс Кнаппертсбуш — генеральмузикдиректор Мюнхена, главный творческий соперник Фуртвенглера.
  • Герман Абендрот — генеральмузикдиректор Берлина, весь период правления национал-социалистов руководил одним из лучших мировых оркестров — «Гевандхаус»
  • Ханс Шмидт-Иссерштедт — с 1935 по 42 год — главный дирижёр Гамбургской государственной оперы, со следующего года — директор Немецкой оперы в Берлине, затем — генеральмузикдиректор Берлина.
  • Ойген Йохум — второй дирижёр Гамбургской государственной оперы до 1942 года, далее главный дирижёр.
  • а также К. Краусс, М. Шнайдер, К. Бём, Ханс Росбауд, Х. Ниль.

Рядом с с этими прославленными дирижёрами стояли оперные певцы Германии. Самые знаменитые из них: Э. Шварцкопф, И. Зеефрид, М. Клозе, А. Мильденбург, М. Мёдль, Р. Бокельман, Э. Грюммер, Х. Вильдебрун.

Достойную лепту внесли прославленные инструменталисты: Г. Куленкампф (скрипка), В. Гизекинг (фортепиано), П. Грюммер (виолончель), К. Дёберайнер (гамба), В. Штросс (скрипка), Х. Вальха (орган).

Награды

Все награды являлись общенациональными (до прихода к власти нацистов, все награды носили сугубо территориальный характер — вручались правителями земель). Была разработана новая наградная система, в которой традиционные награды претерпели изменения в соответствии с новой атрибутикой. До начала Второй мировой войны Гитлер лично назначал и вручал все виды наград, затем это право было передано в войска различным уровням командного состава. Такие награды, как Рыцарский крест, фюрер вручал лично, либо это делали высшие командиры.

См. также

Напишите отзыв о статье "Третий рейх"

Примечания

  1. ст. 137 Веймарской конституции, формально действовавшей в 1933—1945 гг.
  2. Согласно Веймарской конституции, формально действовавшей в стране с 1933 по 1945 год.
  3. [sovencyclopedia.ru/?aid=544 Автократия]
  4. [www.krugosvet.ru/enc/gosudarstvo-i-politika/avtokratiya АВТОКРАТИЯ | Энциклопедия Кругосвет]
  5. Чехословакия (см. Германская оккупация Чехословакии), Франция (см. Режим Виши), Югославия (см. Независимое государство Хорватия, Королевство Черногория (1941—1944)), СССР (см. Немецкая оккупация СССР) полностью оккупированы не были
  6. [www.nazireich.net/forum/viewtopic.php?t=4116&sid=8bc8d649c69ac977ef80bd859b5a272b Принятие закона «О защите народа и рейха», предоставляющего Адольфу Гитлеру чрезвычайные полномочия и основу для создания диктатуры]
  7. Дата является условной. [www.hrono.ru/organ/3reich.html В некоторых источниках в качестве даты основания Третьего рейха также используется 30 января 1933 года]
  8. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/794/НАЦИОНАЛ Национал-социализм]
  9. 1 2 3 [www.mgimo.ru/files/210929/III_reich.pdf Внешняя политика третьего рейха (1933—1945)] / Н. В. Павлов // MGIMO.ru. — 2012
  10. [vivovoco.astronet.ru/VV/JOURNAL/NEWHIST/AUSTRIA.HTM VIVOS VOCO: А. О. Наумов, «АНШЛЮС АВСТРИИ В 1938 ГОДУ КАК КРИЗИС ВЕРСАЛЬСКОЙ СИСТЕМЫ»]
  11. Piotr Eberhardt. Political Migrations in Poland, 1939–1948. — 2006. — P. 24.
  12. Baryshnikov 2003; Juutilainen 2005, p. 670; Ekman, P-O: Tysk-italiensk gästspel på Ladoga 1942, Tidskrift i Sjöväsendet 1973 Jan.-Feb., pp. 5-46.
  13. 1 2 В.Клемперер. LTI: язык Третьего Рейха. Записная книжка филолога
  14. Мазарчук Д.В. [law-news.ru/up/u16/page_30.html Консервативные революционеры Веймарской Германии о государственности и праве] // Право и политика. — 2005. — № 6.
  15. Абрамс М.Г. [www.nationalism.org/patranoia/abrams-apocalypse.htm Апокалипсис: темы и вариации] = Apocalypse: theme and variations // In: The Apocalypse in English Renaissance Thought and Literature. — Манчестер: Manchester U. P., 1984. — С. 342-368. — ISBN 5-09-002630-0.
  16. [web.archive.org/web/20130321124546/www.evestnik-mgou.ru/vipuski/2011_3/stati/pdf/pchelina.pdf О. В. Пчелина. Д. Мережковский и А. Мёллер ван ден Брук: путь к Третьему Царству // Вестник Московского государственного областного университета. — 2011. — № 3. — с. 173—181]
  17. [ru.euronews.com/2013/11/09/germany-marks-75-years-since-beginning-of-holocaust-at-kristallnacht/ Euronews: «Хрустальная ночь» длиной в несколько лет]
  18. [militera.lib.ru/docs/0/1941-1.html] (недоступная ссылка с 23-05-2013 (3953 дня) — историякопия) № 172. Беседа председателя Совнаркома, наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова с рейхсканцлером Германии А. Гитлером в Берлине 12 ноября 1940 г.
  19. Омельченко Всеобщая история государства и права
  20. Имперская трудовая повинность в нацистской Германии (1933—1945) Ерин М. Е., Ермаков А. Е. ISBN 5-230-20568-7
  21. 1 2 Martin Kitchen . The Cambridge Illustrated History of Germany:-Cambridge University Press 1996 ISBN 0-521-45341-0
  22. Der Nürnberger Hauptkriegsverbrecherprozess 18.Oktober 1945 −1.Oktober 1946 . 2 Auflage- Herausgeber: Stiftung Topographie des Terrors. Druck DMP Digital — & Offsetdruck GmbH. 2006 ISBN 3-9807205-2-7
  23. Reinhard Pözorny(Hg)Deutsches National-Lexikon- DSZ-Verlag. 1992. — ISBN 3-925924-09-4
  24. Полякова А. А. [www.polyakova-arina.com/#!-/cnm7 Пропаганда войны в кинематографе Третьего Рейха]. Ирис Групп, М., 2010, с. 12
  25. Heinz Bergschicker. Deutsche Chronik 1933—1945. Ein Zeitbild Faschistischen Diktatur. 3.Auflage. страница 52, Berlin :Verlag der Nation, 1981
  26. Васильченко Андрей. Нордические олимпийцы. Спорт в Третьем рейхе
  27. Hyde Flippo, [german.about.com/library/blgermyth10.htm The 1936 Berlin Olympics: Hitler and Jesse Owens], German Myth 10, german.about.com
  28. Rick Shenkman, [hnn.us/articles/571.html Adolf Hitler, Jesse Owens and the Olympics Myth of 1936] February 13, 2002 from History News Network (article excerpted from Rick Shenkman’s Legends, Lies and Cherished Myths of American History, William Morrow & Co, 1988 ISBN 0-688-06580-5)
  29. Schaap Jeremy. Triumph: The Untold Story of Jesse Owens and Hitler's Olympics. — New York: Houghton Mifflin Harcourt, 2007. — ISBN 9780618688227.
  30. Энциклопедия Третьего рейха. М., 1996
  31. 1 2 Inszenierung der Macht, Neue Gesellschaft für Bildende Kunst, Berlin. ISBN 3 88940 0108

Ссылки и литература

  • Полякова А. А. [www.polyakova-arina.com/#!-/cnm7 Пропаганда войны в кинематографе Третьего Рейха]. — М., 2013 — 2-ое изд. — 204 с. — ISBN 978-5-91146-829-3
  • Зинченко В. П. Drittes Reich.— Киев: Издательский дом «Нева», 2004. — 480 с. — (Секретные материалы). — 3500 экз. — ISBN 5-7654-3707-9.
  • [www.katyn-books.ru/library/istoriya-fashizma-v-zapadnoy-evrope.html Г. Филатов. «История фашизма в Западной Европе»].
  • [scepsis.ru/library/id_2735.html Галкин А. А. Германский фашизм / Отв. ред. Б. И. Коваль; АН СССР. — 2-е изд., доп. и перераб. — М.: Наука, 1989. — 352 с.] — ISBN 5-02-008986-9.
  • [www.lib.ru/POLITOLOG/okkultnac.txt Гудрик-Кларк Н. Оккультные корни нацизма]. М.: Евразия,1993. — ISBN 5-85233-003-18 (ошибоч.)
  • Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. — М.: Наука, 1973.
    • Том 1 — [www.katyn-books.ru/foreign/dashichev-01.htm Подготовка и развертывание нацистской агрессии в Европе 1933—1941 гг];
    • Том 2 — [www.katyn-books.ru/foreign/dashichev-02.htm Агрессия против СССР. Падение «третьей империи»].
  • [www.nazireich.net/index.php?option=com_content&task=section&id=49&Itemid=77 Лица Третьего рейха]
  • Мадиевский С. [scepsis.ru/library/id_932.html «Народное государство» Гитлера]
  • [www.drittereich.info Материалы о политике, войсках, лидерах, знаках различия, униформе и военных традициях армии Германии времен Третьего рейха]
  • [anenerebe.w.pw/ Аненербе: рассекреченные файлы] / В. В. Цибулькин, И. П. Лысюк. — М.: [б. в.], 2010. — 288 с. — ISBN 2000070166833.
  • Пленков О.Ю. Третий Рейх. Нацистское государство. — СПб: Издательский дом «Нева», 2004. — 480 с. — (Секретные материалы). — 3500 экз. — ISBN 5-7654-3707-9.
  • Пленков О.Ю. Третий Рейх. Арийская культура. — СПб: Издательский дом «Нева», 2005. — 480 с. — (Секретные материалы). — 4000 экз. — ISBN 5-7654-4041-X.
  • Пленков О.Ю. Третий Рейх. Социализм Гитлера : (Очерк истории и идеологии). — СПб: Издательский дом «Нева», 2004. — 480 с. — (Секретные материалы). — 4000 экз. — ISBN 5-7654-3523-8.
  • Пленков О.Ю. Третий Рейх. Война: до критической черты. — СПб: Издательский дом «Нева», 2005. — 384 с. — (Секретные материалы). — 4000 экз. — ISBN 5-7654-4339-7.
  • Пленков О.Ю. Третий Рейх. Война: кризис и крах: Вермахт, война и немецкое общество. — СПб: Издательский дом «Нева», 2005. — 512 с. — (Секретные материалы). — 4000 экз. — ISBN 5-7654-4347-8.
  • [www.weaponplace.ru/reih.php Оружие Третьего рейха]
  • [scepsis.ru/library/id_471.html Уолкер М. Наука при национал-социализме]
  • [www.trafoberlin.de/pdf-dateien/2010_06_16/Richard%20Breitman%20McDonald%20Papers.pdf Шваниц В. Г. Америка и Третий рейх =America and the Third Reich.] (англ.)
  • Мосякин А. Г. Ограбленная Европа. Вселенский круговорот сокровищ. — СПб.: Амфора, 2014. — 414 с. — ISBN 978-5-367-03200-0


Ошибка в сносках?: Для существующих тегов <ref> группы «П» не найдено соответствующего тега <references group="П"/> или пропущен закрывающий тег </ref>

Отрывок, характеризующий Третий рейх

– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.