Третий дивизион чемпионата мира по хоккею с шайбой 2015
Поделись знанием:
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
| Третий дивизион чемпионата мира по хоккею с шайбой 2015 2015 IIHF Ice Hockey World Championship Division III | |
|---|---|
| |
| Подробности турнира | |
| Страна проведения |  Турция
|
| Город проведения | Измир |
| Время проведения | 3 — 12 апреля |
| Число команд | 7 |
| Хронология | |
|
| |
Чемпионат мира по хоккею с шайбой 2015 года в III-м дивизионе — спортивное соревнование по хоккею с шайбой под эгидой ИИХФ, проходившее с 3 по 12 апреля 2015 года в городе Измир (Турция). Команда, занявшая первое место, получила право играть в группе B второго дивизиона чемпионата мира 2016 года. Этой командой стала сборная КНДР, победившая в решающем матче сборную Турции — 4:3 в овертайме[1].
Содержание
Участвующие команды
В чемпионате принимали участие 7 национальных команд — четыре из Азии и три из Европы. Сборная Турции пришла из второго дивизиона, сборная Боснии и Герцеговины впервые участвовала в чемпионате после 7-летнего отсутствия, остальные — с прошлого турнира третьего дивизиона.
| Сборная | Квалификация |
|---|---|
| Турция
|
Хозяева, заняла 6-е место в группе B второго дивизиона и вылетела оттуда в 2014 году |
 КНДР
|
Заняла 2-е место в третьем дивизионе в прошлом году |
 Люксембург
|
Заняла 3-е место в третьем дивизионе в прошлом году |
 Гонконг
|
Занял 4-е место в третьем дивизионе в прошлом году |
 ОАЭ
|
Занял 5-е место в третьем дивизионе в прошлом году |
 Грузия
|
Заняла 6-е место в третьем дивизионе в прошлом году |
 Босния и Герцеговина
|
Первое участие после 2008 года |
Судьи
ИИХФ утвердила 4 главных и 7 линейных судей для обслуживания матчей третьего дивизиона чемпионата мира по хоккею с шайбой 2015 года[2].
|
|
Турнир
| Команда, выходящая в группу B второго дивизиона чемпионата мира 2016 года |
Таблица
| М | Сборная | И | В | ВО | ПО | П | ШЗ | ШП | РШ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | КНДР |
6 | 5 | 1 | 0 | 0 | 50 | 9 | +41 | 17 |
| 2 | Турция |
6 | 5 | 0 | 1 | 0 | 59 | 11 | +48 | 16 |
| 3 | Люксембург |
6 | 4 | 0 | 0 | 2 | 39 | 19 | +20 | 12 |
| 4 | Гонконг |
6 | 3 | 0 | 0 | 3 | 30 | 30 | 0 | 9 |
| 5 | Грузия |
6 | 1 | 1 | 0 | 4 | 20 | 56 | −36 | 5 |
| 6 | ОАЭ |
6 | 1 | 0 | 1 | 4 | 14 | 44 | −30 | 4 |
| 7 | Босния и Герцеговина |
6 | 0 | 0 | 0 | 6 | 3 | 46 | −43 | 0 |
Результаты
Время местное (UTC+3).
| 3 апреля 2015 13:00 |
КНДР
|
13 : 0 (3:0, 3:0, 7:0) |
Босния и Герцеговина
|
Измир Арена, Измир 55 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476901_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Пак Кук Чол — 00:00-27:19 Пак Иль — 27:19-60:00 |
Вратари | 00:00-20:00 — Дино Пасович 20:00-60:00 — Амель Капин |
Судья: Джеффри Барсело | |
| Голы: | ||||
| Ким Сонгун — 04:26 (Чу Сунхёк) Ри Чхольмин — 11:18 (Ким Хёкджу) Ким Кванхо — 11:56 (Ким Сонгун) Ким Намхёк — 20:59 (Кан Инхёк) Хон Чунърим — 28:35 (Ри Чхёльмин) Ким Чхольхёк (мен.) — 32:48 (Ким Джухёк) Кан Инхёк — 41:37 (Ким Кванхо, Ким Сонгун) Ким Сонгун — 43:16 (Чу Сунхёк, Кан Инхёк) Ким Хёкджу — 44:38 (Хон Чунърим, Ан Чхольхёк) Ким Намхёк (мен.) — 47:26 Ан Чхольхёк — 49:27 (Ким Хёкджу, Хон Чунърим) Пак Сонджин — 50:30 (Кан Инхёк) Ким Хёкджу — 57:52 (Хон Чунърим, Ан Чхольхёк) |
1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 7:0 8:0 9:0 10:0 11:0 12:0 13:0 |
|||
|
|
||||
| 6 мин | Штраф | 4 мин | ||
| 56 | Броски | 6 | ||
| 3 апреля 2015 16:30 |
Люксембург
|
15 : 3 (3:2, 3:1, 9:0) |
Грузия
|
Измир Арена, Измир 67 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476902_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Мишель Вельтер — 00:00-26:25 Жиль Манжен — 26:25-58:30 Мишель Вельтер — 58:30-60:00 |
Вратари | 00:00-60:00 — Андрей Илиенко | Судья: Гергей Кинчеш | |
| Голы: | ||||
Бенни Вельтер — 14:00 Бен Худремон — 14:17 (Р. Беран) Патрик Шён — 16:10 (П. Синнер, Э. Вамбах) Тьерри Беран — 22:19 (П. Шён) Бенни Вельтер — 25:15 (Р. Беран) Колм Кэннон (бол.) — 33:56 (Т. Беран) Оливер Бивер — 42:09 (М. Эрикссон, Э. Вамбах) Бенни Вельтер — 43:00 (Б. Худремон, Р. Беран) Маркус Эрикссон — 50:24 Колм Кэннон — 51:36 (Т. Беран, С. Милано) Бенни Вельтер — 52:55 Тьерри Беран — 56:57 (С. Милано) Колм Кэннон — 57:34 (Т. Беран, С. Милано) Эрик Вамбах — 57:51 (М. Эрикссон) Эрик Вамбах — 58:30 (М. Эрикссон, Ж. Бивер) |
0:1 1:1 2:1 3:1 3:2 4:2 4:3 5:3 6:3 7:3 8:3 9:3 10:3 11:3 12:3 13:3 14:3 15:3 |
10:03 — Виталий Думбадзе (Г. Оганезиани) 17:52 — Дмитрий Сметанин (Р. Цомая, А. Геперидзе) 25:02 — Виталий Думбадзе (Д. Оганезиани) | ||
|
|
||||
| 2 мин | Штраф | 6 мин | ||
| 66 | Броски | 9 | ||
| 3 апреля 2015 20:00 |
Гонконг
|
8 : 3 (1:0, 2:2, 5:1) |
ОАЭ
|
Измир Арена, Измир 73 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476903_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Хо Кингчи Кинг — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-56:32 — Ахмед Аль-Дахери 56:32-60:00 — Халед Аль-Суваиди |
Судья: Фэн Лэй | |
| Голы: | ||||
| Чен Чунпан Джастин — 07:42 Кан Сюхим — 28:19 (Вон Кахо) Сам Элвин Чёкхим (мен.) — 34:42 (Вон Кахо) Лау Чилок (мен.) — 42:25 (Фун Баню Бернард) Лау Чилок — 44:18 (Фун Бан Ю Бернард) Сам Элвин Чёкхим (бол.) — 50:29 (Чой Хоквон Терри) Хо Джордан Сунин (мен.) – 51:54 Ло Линус Ким — 55:12 (Чен Чунпан Джастин) |
1:0 1:1 1:2 2:2 3:2 4:2 5:2 6:2 7:2 8:2 8:3 |
23:24 — Саид Аль-Нуаими 26:30 — Али Аль-Мазруи (бол.) (Ф. Аль-Блуши) 56:40 – Али Аль-Мазруи (бол.) | ||
|
|
||||
| 20 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 30 | Броски | 18 | ||
| 4 апреля 2015 13:00 |
Грузия
|
4 : 12 (2:3, 1:5, 1:4) |
КНДР
|
Измир Арена, Измир 93 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476904_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Андрей Илиенко — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-20:00 — Пак Кук Чол 20:00-60:00 — Пак Иль |
Судья: Гергей Кинчеш | |
| Голы: | ||||
| Виталий Думбадзе — 06:10 Дмитрий Сметанин — 18:55 (А. Геперидзе) Амиран Геперидзе (бол.) — 22:15 (В. Думбадзе) Дмитрий Сметанин — 53:38 |
1:0 1:1 1:2 1:3 2:3 2:4 3:4 3:5 3:6 3:7 3:8 3:9 3:10 4:10 4:11 4:12 |
12:04 — Хон Чунърим (Ри Чхольмин, Ри Понг Иль) 12:23 — Кан Инхёк (Ким Кванхо, Чу Сунхёк) 18:47 — Чу Сунхёк (бол.) (Ким Сонгун, Ким Намхёк) 20:43 — Ким Хёкджу (Ри Чхольмин, Ри Понг Иль) 27:40 — Ан Чхольхёк (мен.) 35:39 — Хон Чунърим (бол.) (Кан Инхёк) 37:52 — Ким Сонгун (мен.) (Ри Понг Иль, Чу Сунхёк) 38:52 — Кан Инхёк 49:02 – Ким Чхольхёк (бол.) (Ким Мёнчхоль) 49:34 — Кан Инхёк (бол.) (Пак Кванхо) 58:06 — Чу Сунхёк (бол.) (Ким Сонгун) 59:13 — Ким Намхёк | ||
|
|
||||
| 26 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 17 | Броски | 40 | ||
| 4 апреля 2015 16:30 |
ОАЭ
|
2 : 7 (1:2, 0:2, 1:3) |
Люксембург
|
Измир Арена, Измир 115 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476905_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Халед Аль-Суваиди — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-60:00 — Мишель Вельтер | Судья: Джеффри Барсело | |
| Голы: | ||||
Омар Аль-Шамиси — 10:18 (Ф. Аль-Блуши, А. Аль-Мазруи) Файсал Аль-Блуши — 45:10 (М. Эль-Яки) |
0:1 0:2 1:2 1:3 1:4 2:4 2:5 2:6 2:7 |
01:31 — Колм Кэннон (С. Бэкес, Т. Беран) 08:47 — Бенни Вельтер (мен.) (Р. Беран) 26:54 — Бенни Вельтер (К. Линстер, Б. Худремон) 33:28 — Тьерри Беран (С. Милано) 48:10 — Колм Кэннон 51:34 — Роберт Беран (Б. Худремон, К. Грёнлунд) 55:59 — Роберт Беран (мен.) (Б. Худремон) | ||
|
|
||||
| 10 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 9 | Броски | 47 | ||
| 4 апреля 2015 20:00 |
Турция
|
11 : 0 (3:0, 4:0, 4:0) |
Босния и Герцеговина
|
Измир Арена, Измир 1583 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476906_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Левент Озбайдуган — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-60:00 — Дино Пасович | Судья: Сергей Соболев | |
| Голы: | ||||
| Алек Кочоглу — 04:41 Юсуф Халил — 05:00 (Ш. Гюмюс) Гокюн Озтюрк (бол.) — 06:36 (А. Кочоглу, Я. Каракоч) Шеркан Гюмюс — 25:23 Сердар Шемиз — 29:24 (Э. Озмен, А. Кочоглу) Эрдоган Чоскун — 35:37 (Ш. Гюмюс) Алек Кочоглу — 38:54 (С. Шемиз) Алек Кочоглу (бол.) — 45:40 (Ф. Фанер, Э. Чоскун) Эрдоган Чоскун — 46:01 (Ф. Фанер, Ю. Халил) Алек Кочоглу — 49:43 Эмрах Озмен — 54:55 |
1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 7:0 8:0 9:0 10:0 11:0 |
|||
|
|
||||
| 28 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 68 | Броски | 12 | ||
| 6 апреля 2015 13:00 |
Гонконг
|
8 : 0 (5:0, 2:0, 1:0) |
Босния и Герцеговина
|
Измир Арена, Измир 85 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476907_74_2_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Кён Эмерсон Квоквэй — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00–35:59 — Дино Пасович 35:59–60:00 — Амель Капин |
Судья: Гергей Кинчеш | |
| Голы: | ||||
| Сам Элвин Чёкхим (бол.) — 03:39 (Вонг Инхай Янник) Сам Элвин Чёкхим — 11:23 (Чой Хоквон Терри, Хо Джордан Сунин) Чен Чунпан Джастин (бол.) — 06:36 (Фун Бан Ю Бернард, Чой Хоквон Терри) То Хэй Ю — 17:42 (Чим Теренс, Лау Чилок) Чой Хоквон Терри (бол.) — 19:35 (Лам Чикин) То Хэй Ю — 25:48 (Сим Теренс, Лау Чилок) Чен Чунпан Джастин (бол.) — 29:54 (Фун Бан Ю Бернард, Ло Линус Ким) Ло Линус Ким — 41:53 |
1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 7:0 8:0 |
|||
|
|
||||
| 8 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 37 | Броски | 15 | ||
| 6 апреля 2015 16:30 |
КНДР
|
7 : 0 (5:0, 1:0, 1:0) |
ОАЭ
|
Измир Арена, Измир 72 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476908_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Пак Иль — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-40:00 — Халед Аль-Суваиди 40:00-60:00 — Ахмед Аль-Дахери |
Судья: Фэн Лэй | |
| Голы: | ||||
| Ким Сонгун — 01:53 (Чу Сунхёк, Ким Намхёк) Хон Чунърим — 04:56 (Ри Чхольмин, Ким Хёкджу) Ким Хёкджу — 07:12 (Ри Понг Иль) Ким Хёкджу — 12:16 (Хон Чунърим) Ким Хёкджу — 17:11 (Ри Чхольмин, Хон Чунърим) Ан Чхольхёк — 39:34 Ким Намхёк — 53:16 (Чу Сунхёк, Пак Кванхо) |
1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 7:0 |
|||
|
|
||||
| 4 мин | Штраф | 6 мин | ||
| 40 | Броски | 16 | ||
| 6 апреля 2015 20:00 |
Турция
|
13 : 1 (3:0, 6:0, 4:1) |
Грузия
|
Измир Арена, Измир 728 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476909_74_4_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Эрол Кахраман — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-60:00 — Андрей Илиенко | Судья: Сергей Соболев | |
| Голы: | ||||
| Явуз Каракоч — 11:39 (Б. Чоскун, Э. Кочоглу) Эмрах Озмен — 11:54 (Б. Чоскун) Энди Кочоглу (бол.) — 15:42 (С. Шемиз, Э. Озмен) Сердар Шемиз — 26:33 (Э. Озмен) Керем Ислам — 28:18 (Э. Кочоглу) Сердар Шемиз — 32:56 (Э. Фанер, А. Кочоглу) Сердар Шемиз — 33:27 (Э. Озмен, А. Кочоглу) Шеркан Гюмюс — 38:22 (Ю. Халил) Шеркан Гюмюс — 39:05 (Ю. Халил) Эмрах Озмен — 40:41 (А. Кочоглу) Эмрах Озмен — 50:02 (Г. Озтюрк) Энди Кочоглу (бол.) — 56:12 (Э. Озмен) Сердар Шемиз (мен.) — 59:47 |
1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 7:0 8:0 9:0 10:0 10:1 11:1 12:1 13:1 |
41:58 — Дмитрий Сметанин | ||
|
|
||||
| 4 мин | Штраф | 29 мин | ||
| 90 | Броски | 5 | ||
| 7 апреля 2015 13:00 |
Босния и Герцеговина
|
0 : 5 (0:3, 0:1, 0:1) |
Люксембург
|
Измир Арена, Измир 61 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476910_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Амель Капин — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-60:00 — Жиль Манжен | Судья: Фэн Лэй | |
| Голы: | ||||
| 0:1 0:2 0:3 0:4 0:5 |
08:23 — Робер Беран (Б. Худремон, Б. Вельтер) 15:07 — Бенни Вельтер 17:32 — Маркус Эрикссон (Э. Вамбах) 30:24 — Маркус Эрикссон (Э. Вамбах) 58:14 — Тьерри Беран (бол.) | |||
|
|
||||
| 20 мин | Штраф | 32 мин | ||
| 10 | Броски | 41 | ||
| 7 апреля 2015 16:30 |
Грузия
|
3 : 11 (1:3, 1:4, 1:4) |
Гонконг
|
Измир Арена, Измир 69 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476911_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Андрей Илиенко — 00:00-30:18 Каха Амбролава — 30:18-60:00 |
Вратари | 00:00-60:00 — Хо Кингчи Кинг | Судья: Сергей Соболев | |
| Голы: | ||||
Виталий Думбадзе (бол.) — 09:37 (Г. Джейранашвили, А. Цуканов) Димитри Сметанин — 38:36 (В. Думбадзе) Дмитрий Сметанин — 43:23 (В. Думбадзе) |
0:1 0:2 1:2 1:3 1:4 1:5 1:6 1:7 2:7 2:8 3:8 3:9 3:10 3:11 |
02:36 — Лау Чилок (То Хэй Ю) 05:20 — Сам Элвин Чёкхим (бол.) (Фун Бан Ю Бернард, Чой Хоквон Терри) 10:27 — Чен Чунпан Джастин 26:50 — Чой Хоквон Терри 26:57 — Чой Хоквон Терри (Сам Элвин Чёкхим) 30:18 — Сам Элвин Чёкхим (Хо Джордан Сунин) 35:14 — Лам Чикин (бол.) (Вон Инхай Янник, Чой Хо Квонг Терри) 42:29 — Чой Хоквон Терри (Лам Чи Кин, Вон Паклам Феофилус) 46:09 — Чен Чун Пан Джастин (Фун Бан Ю Бернард) 50:36 — Чен Чунпан Джастин 56:41 — Ён Чунын (Чан Хонто Отто) | ||
|
|
||||
| 6 мин | Штраф | 6 мин | ||
| 18 | Броски | 47 | ||
| 7 апреля 2015 20:00 |
ОАЭ
|
0 : 15 (0:7, 0:3, 0:5) |
Турция
|
Измир Арена, Измир 773 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476912_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Халед Аль-Суваиди — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-30:11 — Левент Озбайдуган 30:11-60:00 — Эрол Кахраман |
Судья: Джеффри Барсело | |
| Голы: | ||||
| 1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 7:0 8:0 9:0 10:0 11:0 12:0 13:0 14:0 15:0 |
00:37 — Алек Кочоглу (С. Шемиз, Э. Озмен) 06:56 — Шеркан Гюмюс (Э. Чоскун, С. Актюрк) 10:06 — Энди Кочоглу (Я. Каракоч) 10:21 — Энди Кочоглу (К. Ислам) 12:43 — Юсуф Халил 13:48 — Шеркан Гюмюс (Э. Чоскун, Ю. Халил) 15:43 — Явуз Каракоч (Х. Сечер, А. Солак) 33:18 — Алек Кочоглу (С. Шемиз) 33:39 — Алек Кочоглу (С. Шемиз, Э. Озмен) 38:00 — Алпер Солак (Х. Сечер) 45:40 — Сердар Шемиз (С. Актюрк) 46:29 — Хусейн Сечер (А. Солак, Б. Чоскун) 48:55 — Эрдоган Чоскун (Ю. Халил, Ш. Гюмюс) 50:33 — Явуз Каракоч (К. Ислам, Э. Кочоглу) 59:54 — Гёкальп Солак (С. Шемиз, А. Кочоглу) | |||
|
|
||||
| 8 мин | Штраф | 2 мин | ||
| 10 | Броски | 64 | ||
| 9 апреля 2015 12:30 |
Грузия
|
4 : 1 (1:1, 0:0, 3:0) |
Босния и Герцеговина
|
Измир Арена, Измир 83 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476913_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Андрей Илиенко — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-57:54 — Дино Пасович 58:55-60:00 |
Судья: Фэн Лэй | |
| Голы: | ||||
| Дмитрий Сметанин — 09:27 (В. Думбадзе) Виталий Думбадзе — 41:57 Реваз Цомая — 54:02 (Д. Сметанин) Реваз Цомая (п.в.) — 58:55 (В. Думбадзе) |
1:0 1:1 2:1 3:1 4:1 |
10:19 — Дамир Никулин | ||
|
|
||||
| 22 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 36 | Броски | 42 | ||
| 9 апреля 2015 16:00 |
Турция
|
10 : 1 (3:0, 5:1, 2:0) |
Гонконг
|
Измир Арена, Измир 745 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476914_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Левент Озбайдуган — 00:00-40:00 Эрол Кахраман — 40:00-60:00 |
Вратари | 00:00-60:00 — Кён Эмерсон Квоквэй | Судья: Джеффри Барсело | |
| Голы: | ||||
| Алек Кочоглу — 03:36 (Э. Озмен, С. Актюрк) Эмре Фанер — 09:44 (К. Ислам) Шеркан Гюмюс — 14:38 (Э. Чоскун) Явуз Каракоч — 23:52 (Э. Кочоглу) Юсуф Халил — 26:12 (Ш. Гюмюс) Энди Кочоглу (бол.) — 28:34 (Ш. Гюмюс, Э. Озмен) Алек Кочоглу (мен.) — 38:21 Явуз Каракоч — 38:50 (А. Кочоглу) Юсуф Халил — 51:07 (Э. Чоскун, Ш. Гюмюс) Эрдоган Чоскун — 58:03 (Г. Солак, С. Шемиз) |
1:0 2:0 3:0 4:0 5:0 6:0 6:1 7:1 8:1 9:1 10:1 |
32:34 — Лау Чилок (То Хэй Ю) | ||
|
|
||||
| 26 мин | Штраф | 18 мин | ||
| 51 | Броски | 13 | ||
| 9 апреля 2015 19:30 |
КНДР
|
5 : 2 (1:1, 1:0, 3:1) |
Люксембург
|
Измир Арена, Измир 126 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476915_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Пак Кук Чол — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-60:00 — Мишель Вельтер | Судья: Гергей Кинчеш | |
| Голы: | ||||
| Хон Чунърим — 00:48 (Ри Чхольмин) Пак Сонджин (бол.) — 39:27 (К. Кванхо) Ри Чхольмин — 46:25 Кан Инхёк (мен.) — 49:49 (Ким Кванхо, Пак Сонджин) Ри Хёк Чол — 52:35 (Ри Понг Иль, Ким Чхольхёк) |
1:0 1:1 2:1 3:1 3:2 4:2 5:2 |
01:38 — Колм Кэннон (П. Шён, С. Бэкес) 48:31 — Маркус Эрикссон (С. Милано) | ||
|
|
||||
| 12 мин | Штраф | 28 мин | ||
| 33 | Броски | 20 | ||
| 10 апреля 2015 12:30 |
Босния и Герцеговина
|
2 : 5 (0:2, 2:0, 0:3) |
ОАЭ
|
Измир Арена, Измир 87 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476916_74_2_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дино Пасович — 00:00-58:43 59:58-60:00 |
Вратари | 00:00-60:00 — Халед Аль-Суваиди | Судья: Сергей Соболев | |
| Голы: | ||||
Харис Мрква — 24:24 Харис Мрква — 26:37 (Т. Катович) |
0:1 0:2 1:2 2:2 2:3 2:4 2:5 |
07:26 — Омар Аль-Шамиси (бол.) (Я. Аль-Жнеиби, О. Аль-Мухаррами) 18:48 — Файсал Аль-Блуши (бол.) (С. Аль-Нуаими, С. Аль-Яфел) 57:06 — Омар Аль-Шамиси (Х. Аль-Саеди, М. Аль-Мазруи) 57:52 — Саид, Аль-Нуаими 59:58 — Мубарак Аль-Мазруи (п.в.) (Х. Аль-Саеди) | ||
|
|
||||
| 26 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 25 | Броски | 42 | ||
| 10 апреля 2015 16:00 |
Люксембург
|
5 : 7 (2:0, 2:3, 1:4) |
Турция
|
Измир Арена, Измир 653 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476917_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Жиль Манжен — 00:00-60:00 | Вратари | 00:00-20:00 — Левент Озбайдуган 20:00-60:00 — Эрол Кахраман |
Судья: Гергей Кинчеш | |
| Голы: | ||||
| Саша Бэкес — 08:02 (Р. Шайер, К. Кэннон) Бенни Вельтер — 18:34 (Т. Беран, Р. Беран) Маркус Эрикссон — 21:41 (Ж. Бивер, П. Синнер) Колм Кэннон — 30:13 (С. Бэкес, П. Шён) Тьерри Беран — 53:01 (С. Бэкес, К. Кэннон) |
1:0 2:0 3:0 3:1 3:2 4:2 4:3 4:4 5:4 5:5 5:6 5:7 |
22:16 — Шеркан Гюмюс (Э. Чоскун) 49:25 — Юсуф Халил (А. Кочоглу, Г. Озтюрк) 37:16 — Энди Кочоглу (бол.) 46:27 — Юсуф Халил (мен.) (Э. Озмен) 55:04 — Эрдоган Чоскун (Ю. Халил) 58:52 — Сердар Шемиз (бол.) (Ш. Гюмюс, А. Кочоглу) 59:14 — Сердар Шемиз (Э. Озмен) | ||
|
|
||||
| 10 мин | Штраф | 8 мин | ||
| 25 | Броски | 36 | ||
| 10 апреля 2015 19:30 |
Гонконг
|
0 : 9 (0:3, 0:3, 0:3) |
КНДР
|
Измир Арена, Измир 73 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476918_74_4_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Хо Кингчи Кинг — 00:00–40:00 Кён Эмерсон Квоквей — 40:00–60:00 |
Вратари | 00:00–31:32 — Пак Кук Чол 31:32–60:00 — Пак Иль |
Судья: Фэн Лэй | |
| Голы: | ||||
| 0:1 0:2 0:3 0:4 0:5 0:6 0:7 0:8 0:9 |
00:17 — Ри Чхольмин (Ан Чхольхёк) 04:37 — Хон Чунърим (мен.) 16:45 — Ким Кванхо (Ким Намхёк, Чу Сунхёк) 20:45 — Хон Чунърим 30:28 — Ан Чхольхёк (Ри Понг Иль) 37:52 — Ри Чхольмин (Хон Чунърим) 41:40 — Ким Мёнчхоль (бол.) 53:17 — Чон Сончхоль (бол.) (Ким Чхольхёк, Ри Хёк Чол) 54:59 — Хон Чунърим (Ри Понг Иль) | |||
|
|
||||
| 8 мин | Штраф | 28 мин | ||
| 13 | Броски | 40 | ||
| 12 апреля 2015 12:30 |
ОАЭ
|
4 : 5 (Б) (1:2, 1:0, 2:2, 0:0, 0:1) |
Грузия
|
Измир Арена, Измир 47 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476919_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Халед Аль-Суваиди — 00:00-65:00 | Вратари | 00:00-65:00 — Андрей Илиенко | Судья: Сергей Соболев | |
| Голы: | ||||
Омар Аль-Шамиси — 05:56 (С. Аль-Нуаими) Мухаммед Эль-Ячи — 23:22 (Ф. Аль-Блуши) Файсал Аль-Блуши — 49:53 (М. Аль-Мазруи) Файсал, Аль-Блуши — 51:44 (Я. Аль-Жнеиби) |
0:1 1:1 1:2 2:2 3:2 4:2 4:3 4:4 4:5 |
03:20 — Виталий Думбадзе (Г. Оганезиани, Д. Сметанин) 18:00 — Виталий Думбадзе (Р, Цомая, Д. Сметанин) 54:11 — Дмитрий Сметанин (мен.) (Р. Цомая, В. Думбадзе) 58:26 — Виталий Думбадзе 65:00 — Виталий Думбадзе (поб. бул.) | ||
Буллиты: |
||||
Саид Аль-Нуаими  Омар Аль-Шамиси  Мубарак Аль-Мазруи Файсал Аль-Блуши Омар Аль-Шамиси Мубарак Аль-Мазруи
|
Дмитрий Сметанин Виталий Думбадзе Реваз Цомая Виталий Думбадзе Дмитрий Сметанин Виталий Думбадзе
| |||
|
|
||||
| 10 мин | Штраф | 10 мин | ||
| 26 | Броски | 38 | ||
| 12 апреля 2015 16:00 |
Люксембург
|
5 : 2 (2:1, 2:0, 1:1) |
Гонконг
|
Измир Арена, Измир 232 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476920_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Мишель Вельтер — 00:00-31:47 Жиль Манжен — 31:47-60:00 |
Вратари | 00:00-60:00 — Хо Кингчи Кинг | Судья: Джеффри Барсело | |
| Голы: | ||||
| Ронни Шайер — 06:43 (Т. Беран) Колм Кэннон — 12:40 (К. Грёнлунд, Т. Беран) Роберт Беран — 28:03 (Т. Беран, Ж. Бивер) Роберт Беран (бол.) — 35:53 (Б. Вельтер, Ж. Бивер) Патрик Шён — 42:09 (Р. Шайер) |
1:0 1:1 2:1 3:1 4:1 5:1 5:2 |
05:56 — Тони Люн (Вонг Пак Лам) 57:04 — То Хэй Ю (Чим Теренс, Тони Льюнг) | ||
|
|
||||
| 22 мин | Штраф | 18 мин | ||
| 40 | Броски | 17 | ||
| 12 апреля 2015 19:30 |
Турция
|
3 : 4 (ОТ) (1:2, 0:0, 2:1, 0:1) |
КНДР
|
Измир Арена, Измир 2135 зрителей |
| [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476921_74_3_0.pdf Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Эрол Кахраман — 00:00-64:49 | Вратари | 00:00-64:49 — Пак Кук Чол | Судья: Гергей Кинчеш | |
| Голы: | ||||
| Шеркан Гюмюс — 04:14 (Э. Чоскун) Сердар Шемиз — 40:49 (Г. Озтюрк) Шеркан Гюмюс — 57:45 (Э. Кочоглу) |
1:0 1:1 1:2 2:2 2:3 3:3 3:4 |
11:26 — Ри Чхольмин (Хон Чунърим) 19:59 — Кан Инхёк 55:38 — Хон Чунърим (мен.) (Ан Чхольхёк) 64:49 — Хон Чунърим (бол.) (Ри Чхольмин, Ан Чхольхёк) | ||
|
|
||||
| 4 мин | Штраф | 12 мин | ||
| 41 | Броски | 28 | ||
Лучшие бомбардиры
| Игрок | И | Г | П | О | Штр | +/− |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Алек Кочоглу |
6 | 9 | 9 | 18 | 2 | +18 |
| Хон Чунърим |
6 | 10 | 7 | 17 | 2 | +20 |
| Шеркан Гюмюс |
6 | 9 | 7 | 16 | 4 | +15 |
| Сердар Шемиз |
6 | 9 | 7 | 16 | 0 | +17 |
| Виталий Думбадзе |
6 | 9 | 6 | 15 | 33 | −3 |
| Эмрах Озмен |
6 | 4 | 11 | 15 | 6 | +20 |
| Юсуф Халил |
6 | 6 | 6 | 12 | 6 | +14 |
| Тьерри Беран |
6 | 5 | 7 | 12 | 4 | +4 |
| Эрдоган Чоскун |
6 | 5 | 7 | 12 | 2 | +15 |
| Ри Чхольмин |
6 | 5 | 7 | 12 | 0 | +22 |
Примечание: И = Количество проведённых игр; Г = Голы; П = Голевые передачи; О = Очки; Штр = Штрафное время; +/− = Плюс-минус
По данным: [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476000_85B_7_0.pdf IIHF.com]
Лучшие вратари
В списке вратари, сыгравшие не менее 40 % от всего игрового времени их сборной.
| Игроки | Мин | Бр | ПШ | КН | %ОБ | И"0" |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Пак Иль |
161:09 | 28 | 2 | 0.74 | 92.86 | 1 |
| Пак Кук Чол |
203:40 | 85 | 7 | 2.06 | 91.76 | 0 |
| Левент Озбайдуган |
150:11 | 35 | 3 | 1.20 | 91.43 | 1 |
| Эрол Кахраман |
214:38 | 58 | 8 | 2.24 | 86.21 | 0 |
| Дино Пасович |
253:43 | 209 | 31 | 7.33 | 85.17 | 0 |
Примечание: Мин = Количество сыгранных минут; Бр = Броски; ПШ = Пропущено шайб; КН = Коэффициент надёжности; %ОБ = Процент отражённых бросков; И"0" = «Сухие игры»
По данным: [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476000_85A_8_0.pdf IIHF.com]
Индивидуальные награды
Лучшие игроки по амплуа:
- Вратарь: Андрей Ильенко
- Защитник: Ри Понг Иль
- Нападающий: Алек Кочоглу
Лучшие игроки в каждой команде по версии тренеров:
Напишите отзыв о статье "Третий дивизион чемпионата мира по хоккею с шайбой 2015"
Примечания
- ↑ [www.iihf.com/home-of-hockey/news/news-singleview/?tx_ttnews%5Btt_news%5D=9573&cHash=d7d7e5dcb5e4d803e6ba9871b1373de8 DPR Korea steps up] (англ.). iihf.com (13 April 2015).
- ↑ [stats.iihf.com/Hydra/476/IHM476000_35B_1_0.pdf 2015 IIHF Championship Division III Competition officials] (англ.). iihf.com.
Ссылки
- [www.iihf.com/competition/476/statistics/ Официальные результаты и статистика] (англ.). iihf.com.
- [www.eurohockey.com/league/904-world-championship-d3.html?season=2015 Информация о чемпионате] (англ.). Eurohockey.com.
- [r-hockey.ru/game.asp?CurrentTournier=6952 Информация о чемпионате] (рус.). r-hockey.ru.
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Третий дивизион чемпионата мира по хоккею с шайбой 2015
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
