Третий пункт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Третий пункт Положения "О порядке увольнения от службы и определения вновь в оную неблагонадежных чиновников" от 7 ноября 1850 г. (позднее статья 788 Устава о службе по определению от правительства 1896 г.) - законодательная норма в Российской империи, позволявшая увольнять чиновника по усмотрению начальства без объяснения причин, мундира и пенсии.





История

Устав о службе по определению от правительства (или Устав о службе гражданской) был введён в царствование Николая I и подробно регламентировал организацию служебной деятельности в гражданских государственных учреждениях Российской империи. Устав был первым российским документом такого рода, посвящённым исключительно вопросам штатской службы, поэтому (из-за отсутствия прецедентов в русском праве) составители Устава ориентировались на Уставы военные. Вследствие указанных причин Устав о службе гражданской получился чрезвычайно подробным и содержал ряд положений, противоречивших правосознанию чиновничества своего времени [1]. Устав жёстко ограничивал чиновничество в гражданских правах и предусматривал безусловное подчинение государственного служащего не только закону, но и воле вышестоящего начальства: это как раз и иллюстрирует статья 788:

начальник имеет право отставить [чиновников] от должности по своему усмотрению и без просьбы их. На такое распоряжение уволенные не могут жаловаться, и все их жалобы, а также просьбы о возвращении к прежним должностям не должны быть вовсе принимаемы к рассмотрению, но оставлены без всякого действия и движения [2].

Историк государственной службы Е.П. Карнович, исследуя юридический феномен "Третьего пункта", пришёл к выводу, что к началу XX века в области служебного законодательства возникли "быть может, совершенно излишние порядки, и кроме того, вследствие различных преобразований во внутреннем государственном управлении, могут отыскаться в общей системе гражданского делопроизводства и такие правила, которые прежде были необходимы, но теперь оказываются или неуместными, или излишними" [3]. Профессор П.А. Алексеев выразил это заключение ещё конкретнее: "Третий пункт заставляет чиновников видеть в лице начальства власть, стоящую как бы выше закона... Третий пункт есть узаконенное господство произвола" [4].

Социальные последствия

Стремление зарекомендовать себя как благонадёжного человека, вызываемое постоянной боязнью внезапного и ничем не мотивированного увольнения и сопровождающееся не спадающим нервным напряжением, неизбежно приводит к необходимости выслуживаться, выказывать порой преувеличенное почтение к начальству. Как отмечал профессор Е.Н. Трубецкой, такой закон "перед всеми разномыслящими с министерством чиновниками ставит альтернативу – быть уволенными" [5]. Поэтому "одна только возможность" увольнения по третьему пункту "немало способствует установившемуся сервилизму среди чиновничества низшего" [6].

Восприятие чиновничеством

После 1905 года появилась группа периодических изданий, издававшихся самими чиновниками для освещения насущных проблем российской бюрократии. Крупнейшие из них - киевский "Спутник чиновника" и петербургский "Вестник чиновника". В центре внимания находилась проблема существенного отставания служебного законодательства от требований повседневности, а именно: существование «Третьего пункта» и система чинопроизводства. В них усматривали причину социальных и материальных трудностей чиновничества [7]. В крупных городах, Санкт-Петербурге или Киеве, создавались потребительные общества и страховые кассы для чиновников. Но жёсткие ограничения, накладывавшиеся законодательством, зачастую обрекали на провал все попытки чиновников к объединению усилий. Так потерпела неудачу аналогичная попытка санкт-петербургского "Общества служащих в государственных учреждениях". Эта организация имела собственное периодическое издание, при котором было создано Бюро труда. Целью бюро было трудоустройство чиновников по каким-либо причинам покинувших службу. Эта мера во многом была призвана стать противовесом печально известному "Третьему пункту".

Напишите отзыв о статье "Третий пункт"

Литература

  • Алексеев П. Третий пункт // Вестник права и нотариата. 1911. № 37. С. 1110-1143.
  • Демаков И.С. Увольнение от службы по произволу начальства глазами российских чиновников после революции 1905 г. // Состояние и перспективы социально-экономического развития Северо-Запада России. Выборг, 2008. С. 82-86.
  • Евреинов В. Гражданское чинопроизводство в России // Русский вестник. 1887. № 3. С. 241-267.
  • Полянский А. Свод уставов о службе гражданской. Изд. 3-е. М., 1900. С. 222.

Примечания

  1. Вестник права и нотариата. 1911. № 38. С. 1150.
  2. Свод законов Российской империи. Т. III. Ч. I. Ст. 788.
  3. Карнович Е.П. Собрание сочинений: В 4-х томах. М., 1995. Т. 2. С. 653.
  4. Алексеев П. Третий пункт // Вестник права и нотариата. 1911. № 37. С. 1111.
  5. Русские ведомости. 26 сентября 1906. С. 4.
  6. Алексеев П. Ук. соч. С. 1112.
  7. Демаков И.С. Увольнение от службы по произволу начальства глазами российских чиновников после революции 1905 г. // Состояние и перспективы социально-экономического развития Северо-Запада России. Выборг, 2008. С. 84.
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Третий пункт

– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.