Третий человек
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 25 декабря 2015 года. |
Третий человек | |
The Third Man | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер |
Александр Корда |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания |
London Film Productions |
Длительность |
104 мин (видео) |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Третий человек» (англ. The Third Man) — британский криминальный кинодетектив в стиле нуар, снятый по одноимённому роману Грэма Грина, получивший гран-при 3-го Каннского кинофестиваля (1949), премию BAFTA (1950) в номинации «лучший британский фильм» и премию «Оскар» (1951) за лучшую операторскую работу.
Фильм широко известен благодаря актёрской работе Орсона Уэллса и музыке Антона Караса. Главную роль исполняет Джозеф Коттен.
Картина неоднократно признавалась одним из величайших фильмов в истории кинематографа: в 1999 г. Британский институт кино признал «Третьего человека» лучшим британским фильмом всех времён[1].
Содержание
Сюжет
Действие фильма происходит во второй половине 1940-х годов в полуразрушенной послевоенной Вене. Город разделён на четыре зоны оккупации: американский, английский, советский и французский секторы, а центр города, так называемая «международная зона», управляется всеми четырьмя союзниками совместно. В городе, вследствие недостатка практически любого товара, процветает чёрный рынок.
По приглашению друга детства Гарри Лайма (Орсон Уэллс) в Вену приезжает автор вестернов, американский писатель Холли Мартинс (Джозеф Коттен). Добравшись по адресу, он узнаёт от дворника (Пауль Хёрбигер), что Гарри совсем недавно погиб в результате несчастного случая, произошедшего прямо под окнами его дома: его сбила машина. Мартинс успевает только на похороны друга, где встречает офицера британской военной разведки майора Кэллоуэя (Тревор Ховард) и загадочную красавицу Анну (Алида Валли). После похорон Кэллоуэй предлагает писателю выпить в баре, расспрашивает про Лайма, а затем, убедившись в полной непричастности Мартинса к расследуемому им делу, рассказывает, что Гарри Лайм был одним из главных венских гангстеров. Мартинс, знавший Лайма 20 лет, решительно отвергает такую возможность и даже пытается вступить в драку с майором.
Кэллоуэй настаивает на том, чтобы Мартинс провёл ночь в отеле и улетал обратно следующим же утром. Однако военный, сопровождающий писателя, знакомит его с главой местного культурного клуба, который предлагает писателю прочитать в клубе лекцию о современной литературе и обещает оплатить проживание в отеле. Также в отель звонит «барон» Куртц (Эрнст Дойч), друг Лайма, который предлагает встретиться. За столиком кафе Куртц рассказывает подробности автокатастрофы. По его словам, Лайма окликнул знакомый, некто Попеску, тот ступил на проезжую часть, где его сбил грузовик. Куртц и Попеску вместе дотащили Лайма до другой стороны улицы, где он и умер. По словам «барона», перед смертью Лайм просил его помочь Мартинсу. Писатель спрашивает, где сейчас Попеску, и получает ответ, что тот уехал из города. Он также расспрашивает «барона» о девушке, которая была на похоронах.
Мартинс отправляется к театру, где играет Анна. Она сообщает писателю, что водителем грузовика, сбившего Лайма, был его собственный шофёр. Мартинс пытается выяснить, что же произошло в тот день, и вместе с Анной посещает дом, где жил Лайм. Дворник рассказывает писателю, что на месте происшествия было трое мужчин, которые тащили тело, а также что Лайм умер сразу же, и, соответственно, не мог ничего сказать «барону» перед смертью.
Мартинс провожает Анну домой и становится свидетелем обыска, в ходе которого международная полиция отбирает у девушки её поддельный паспорт и задерживает её.
Мартинс тем временем посещает дом доктора Винкеля (Эрик Понто), который подтверждает слова «барона», что в момент смерти Лайма возле него находились двое мужчин.
Дворник обещает предоставить Мартинсу больше информации, но его убивают. Когда Мартинс и Анна подходят к дому, где жил Лайм, они видят перед подъездом большую толпу. Маленький мальчик обвиняет писателя в том, что он спорил с дворником накануне. Толпа пытается задержать Мартинса, и он спасается бегством.
В отеле Мартинса сажают в такси и куда-то везут. Он подозревает худшее, но оказывается, что его привезли на собрание культурного клуба, где ему приходится прочитать лекцию о литературе. Попеску, который также пришёл на собрание клуба, спрашивает Мартинса о его творческих планах, и тот отвечает, что пишет роман «Третий человек» — историю об убийстве на основе фактов. Попеску советует Мартинсу придерживаться вымысла, а затем пытается преследовать его вместе с двумя головорезами, однако писателю удаётся уйти от погони.
Писатель навещает Кэллоуэя, который снова советует Мартинсу уехать из Вены, а затем рассказывает о том, что друг писателя был одним из главных торговцев на «чёрном рынке», который продавал разведённый пенициллин, который воровал из военного госпиталя. Он показывает ему фотографии жертв Лайма — детей, которые не смогли выздороветь.
В полиции Мартинс также узнаёт, что советские оккупационные власти собираются депортировать Анну из Австрии, поскольку она — уроженка Чехословакии.
Возвращаясь от Анны, Мартинс видит человека, который прячется в подъезде дома. Он узнает в нём Лайма и пытается пообщаться, но тот убегает. Мартинс теряет след своего друга на площади Ам-Хоф. Однако Кэллоуэй, которому Мартинс рассказывыает об этом эпизоде, сразу понимает, что преступник скрылся в городской канализации, вход в которую скрыт в афишной тумбе. Кэллоуэй предполагает, что Лайм скрывается в советской части города.
Когда полиция вскрывает могилу Лайма, в гробу они находят тело Йозефа Харбина, медика, который воровал для Лайма пенициллин.
На следующий день Мартинс отправляется к дому доктора Винкеля и через него назначает Лайму свидание возле колеса обозрения. На колесе Лайм сначала угрожает писателю, затем предлагает ему работу, а также произносит патетические речи в оправдание своих преступлений.
Кэллоуэй предлагает Мартинсу выманить Лайма в контролируемую британцами часть города. Мартинс соглашается, но требует, чтобы Анне вернули паспорт и вывезли из города. Кэллоуэй соглашается, но Анна отказывается уезжать. Мартинс принимает решение уехать из Вены, но майор отправляется вместе с ним в госпиталь и показывает больных детей, которые умирают от менингита по вине Лайма. Писатель соглашается помочь полиции.
Лайм приходит на встречу с Мартинсом, однако Анна предупреждает его об опасности, и он снова скрывается в канализации. Полиция преследует его. Раненый Лайм пытается выбраться в город, но не может. Тем временем Мартинс берёт револьвер убитого полицейского и находит Лайма. Звучит выстрел.
На повторных похоронах Лайма писатель снова встречает Анну. Кэллоуэй говорит Мартинсу, что тот опоздает на самолёт, однако тот выходит из машины и ждёт Анну, которая проходит мимо, якобы не замечая его. Майор уезжает.
В ролях
Актёр | Роль |
---|---|
Джозеф Коттен | Холли Мартинс |
Алида Валли | Анна Шмидт |
Орсон Уэллс | Гарри Лайм |
Тревор Ховард | майор Кэллоуэй |
Бернард Ли | сержант Пэйн |
Уилфрид Хайд-Уайт | Крэббин |
Эрнст Дойч | «барон» Курц |
Эрих Понто | доктор Винкель |
Зигфрид Бройер | Попеску |
Пауль Хёрбигер | дворник | Карл,
Создание
Сценарий фильма написал Грэм Грин. В его основе лежит известный сюжетный ход — инсценировка героем своей гибели. В оригинальном сценарии повествование ведётся от имени британского полицейского (майор Кэллоуэй); фильм излагает те же события от имени Холли Мартинса. Впоследствии Грин написал одноимённый роман, вышедший в 1950 году.
Съёмки в Вене происходили с 22 октября по 11 декабря 1948. В качестве апартаментов главного героя был выбран княжеский дворец Паллавичини. В киномире долгое время бытовало мнение, что первую скрипку на съёмках играл не режиссёр, а Орсон Уэллс, и именно ему принадлежат наиболее интересные режиссёрские решения (в частности, финальная виньетка на тему верховенства долга над чувством). Сам Уэллс всегда открещивался от этих слухов.
Во время съёмок фильма кафе «Моцарт», в котором должна была состояться встреча Мартинса с бароном Куртцем, отказалось стать кулисой, опасаясь убытков, поэтому сцену встречи снимали на близлежащей площади, просто расставив там столы. В настоящее время кафе «Моцарт» активно рекламирует себя как одно из мест «Третьего человека».
Актёры, носящие в фильме военную форму, на самом деле носили пёстро раскрашенные костюмы, чтобы как можно больше отличаться от настоящих военных. Разница сглаживалась чёрно-белой плёнкой.
Развязка, как это часто бывает в лентах этого жанра, помещена в индустриальный лабиринт — канализационную систему. Орсон Уэллс отказался выглядывать на улицу из канализационного тоннеля. В знаменитой сцене, где (якобы) герой Уэллса хватается руками за решетку канализации, снялся сам режиссёр, Кэрол Рид.
Уэллсу предложили выбор: получить фиксированную оплату за съёмки или процент от прибыли. Он выбрал фиксированную оплату и крупно проиграл, поскольку фильм стал блокбастером. Он получил главную премию на одном из первых фестивалей в Каннах и премию «Оскар» за лучшую операторскую работу в чёрно-белом кино, а также вошёл в рейтинг лучших фильмов в истории кино, в том числе по версии IMDb.
В американском прокате из фильма были вырезаны 11 минут, в основном сцены, где Холли Мартинс ведёт себя неподобающе супергерою, к которому привыкла американская публика (много пьёт, интересуется женщинами), и в том числе вступление, в котором рассказчик (Кэрол Рид) объясняет зрителю, что представляет собой жизнь в оккупированной Вене и каково зарабатывать на чёрном рынке. Этот фрагмент был восстановлен при издании DVD в серии Criterion Collection.
Музыка
Антон Карас, автор и исполнитель главной музыкальной темы, сыграл её на цитре. Причём озвучивал он, глядя на экран, как это делалось при музыкальном сопровождении в немом кино. Инструментальная версия этой темы провела 8 недель на первой строчке американского чарта продаж.
Наследие
В традиционном венском кинотеатре «Бургкино», что на Рингштрассе, фильм «Третий человек» до сих пор показывается три раза в неделю: по вторникам, пятницам и воскресеньям.
В Вене в настоящее время существует несколько турагентств, предлагающих туристам экскурсии «По местам третьего человека». Однако же их не следует путать с подразделением венского магистрата, отвечающего за канализационную систему города, слоганом которого также является «По следам третьего человека».
Несмотря на британское происхождение, «Третий человек» принадлежит к числу классических фильмов-нуар и даже признан Американским киноинститутом «одним из лучших американских детективов» в истории. Главный герой оказывается в роли частного детектива и в ходе проводимого расследования не только убеждается в относительности общепринятых мнений и нравственных ориентиров, но и сам оказывается в ситуации, когда он вынужден выбирать между чувством и долгом.
Напишите отзыв о статье "Третий человек"
Примечания
Ссылки
- [www.allmovie.com/movie/v49491 «Третий человек»] (англ.) на сайте allmovie
- [axion.physics.ubc.ca/thirdman/thirdman.html Места съёмки фильма (Вена)] (англ.)
|
Отрывок, характеризующий Третий человекС того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе: «Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он. Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона. В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть». И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два». Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение: a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160 Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию. Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии. Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров. – Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям. В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым. Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны. Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться. У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых. Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних. Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину. Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней. Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему. – Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь. – И прекрасно. – Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него. – Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную. Наташа остановила его. – Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера. – Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете? – Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете? – Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их. – Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале. В это же время из гостиной выбежал Петя. Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары. Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле. Он просил его узнать, примут ли его в гусары. Пьер шел по гостиной, не слушая Петю. Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье. – Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя. – Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все. – Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит. – Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас. – Да, да, слава богу. Ну, а из армии что? – Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер. – Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест? – Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную. – Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он. – Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее. |