Третья англо-голландская война

Третья англо-голландская война
Основной конфликт: Англо-голландские войны
Бой у Текселя, худ. В. ван де Вельде-мл.
Дата	март 1672 — февраль 1674 года
Место	прибрежные воды Англии и Голландии, Северное море, Вест-Индия
Итог	Военная победа Голландии, дипломатическая победа Англии
Изменения	взаимные уступки по Вестминстерскому договору (1674)
Противники
Нидерланды Англия Франция Шотландия Ирландия
Командующие
Михиэль де Рюйтер Виллем-Йозеф ван Гент Корнелиус Тромп Исаак Свирс Адриан Банкерт Джеймс Стюарт, герцог Йоркский Эдвард Монтегю, граф Сэндвич Руперт Виттельсбах Эдвард Спрэгг граф Жан д’Эстре
Силы сторон
ок. 220 кораблей не менее 36 линейных кораблей, всего ок. 270 кораблей
Потери
ок. 2000 убитыми; 2 корабля потоплено, 2 захвачено ок. 2000 убитыми; 1 корабль потоплен, 12 захвачено

Третья англо-голландская война (англ. Third Anglo-Dutch War, нидерл. Derde Engels-Nederlandse Oorlog) — заключительная война из трёх англо-голландских войн XVII века, начатая по условиям секретного англо-французского пакта о совместных действиях против Соединённых провинций, которая велась в 1672—1674 годах преимущественно на море. Являлась частью Голландской войны.

Череда морских побед адмирала Рюйтера сорвала английские планы блокады побережья Нидерландов. Союз с католической Францией против протестантской Голландии не пользовался поддержкой английского парламента, опасавшегося ползучей католизации Англии; по этой причине боевые действия пришлось свернуть.

Предпосылки конфликта

Англия осталась недовольна условиями мира в Бреде (1667 год), которым закончилась предыдущая война — набег де Рюйтера на Темзу трудно было забыть, — a потому королю Франции Людовику XIV, которому было выгодно взаимное ослабление Англии и Голландии, удалось побудить короля Англии Карла II к новой войне, причем он вступил с ним в союз. Придравшись к мелким предлогам (недоразумения в салютах), Англия перешла к вызывающим требованиям, a в марте 1672 года английская эскадра (адмирал Холмс) напала в Английском канале у острова Уайт на караван голландских торговых судов, возвращавшихся из Смирны, и вступила в бой с конвоировавшим их отрядом. 29 марта 1672 года Англия объявила, что с 7 апреля начнёт военные действия, в этот же день войну Голландии объявила Франция. Третья англо-голландская война являлась для Голландии не чисто морской, как обе предыдущие, a также и сухопутной (против Франции).

Боевые действия в 1672 году

План союзников был — вторгнуться в Голландию с суши и с моря, для чего соединенный флот должен был принять сухопутные войска. Де Рюйтер стремился принудить англичан к сражению раньше присоединения французов, и 12 мая, как только набралось 40 готовых кораблей, он вышел, надеясь застать английский флот ещё в портах, неготовым; но, подойдя к английским берегам, он получил сведения о соединении флотов союзников у острова Уайт. К де Рюйтеру подходили все новые подкрепления, и, исполняя приказание голландского правительства, он решил, прикрывая устье Темзы со всем флотом, послать экспедицию из 39 легких судов вверх по реке. Но английский флот уже вышел, подступы к гаваням были защищены, и успеха голландская экспедиция не имела. Де Рюйтер решился на эту опасную операцию, так как дули восточные ветры, которые задерживали союзников в Ла-Манше; получив сведения о приближении союзного флота, де Рюйтер отступил к берегам Голландии.

План голландцев состоял в том, чтобы, держась за мелями у своего берега, нападать на союзников, когда они приступят к высадке, и вместе с тем пользоваться каждым удобным случаем для наступления. 29 мая показался союзный флот, но, продержавшись в виду голландцев 2 дня, ушёл в Солбей за провиантом и водой. Рюйтер сейчас же выдвинулся до Нордфореланда и, узнав от разведчиков, что союзники стоят в Солебее в беспорядке, направился туда и внезапно напал на них 7 июня. Союзным флотом командовал герцог Йоркский, французской эскадрой граф д’Эстре. Несмотря на преимущество в силах союзников (больше кораблей — 57 английских и 30 французских против 75 голландских), после упорного боя де Рюйтер одержал верх, но и его корабли были значительно повреждены, и он отступил во Флиссинген. Последствием поражения англичан явилась задержка в задуманной высадке.

Но зато на суше французы одержали целый ряд побед, вследствие чего в Голландии произошли внутренние смуты и перемена правительства. Штатгальтером был провозглашен принц Вильгельм III Оранский. На флоте это отразилось отсутствием средств для ремонта, боеприпасов и людей, которые требовались для армии. У де Рюйтера оказалось всего 47 кораблей, 12 фрегатов и 20 брандеров, и то плохо снабженных, с которыми он решил держаться за мелями, пока союзники не приступят к самой высадке.

Только в начале июля союзный флот из 90 кораблей, на которых были посажены войска, подошёл к голландским берегам, но, несмотря на хорошую погоду, союзники долго не решались на высадку, опасаясь державшегося у них на фланге за мелями де Рюйтера; после же 21 июля задули продолжительные штормы, которые настолько повредили союзный флот, что он вынужден был вернуться в Англию, и 28 сентября французская эскадра ушла во Францию.

Боевые действия в 1673 году

Зимой голландцы укрепили входы в реки и внутренние заливы, a де Рюйтер готовился к возможно раннему выходу в море, чтобы помешать соединению союзных эскадр. Для этого он предполагал заградить устье Темзы, где готовился английский флот, судами с камнями и в это время обрушиться на французский флот.

10 мая 1673 года де Рюйтер был уже у Темзы, но сначала блокадной операции мешала дурная погода, a затем показался и английский флот, и голландцам пришлось вернуться.

План защиты берегов был тот же, что и в предыдущем году. Флот де Рюйтера, доведенный до 52 линейных кораблей и 12 фрегатов, занял позицию за Схоневельдскими мелями. В конце мая союзники соединились (англичане: 54 линейных корабля, 8 фрегатов и 24 брандера, французы: 27 линейных кораблей, 3 фрегата и 10 брандеров). Английским флотом командовал принц Руперт, французским — граф д’Эстре. Союзники зашли в Гарвич, где приняли многочисленный десант, и 1 июня появились перед Схоневельдом (нидерл. nl:Schooneveld). Они не решились произвести высадку, не справившись сначала с голландским флотом, и 7 июня напали на него, но были отбиты с таким уроном, что решили идти в Англию для ремонта и своза многочисленных раненых; но 14 июня Рюйтер атаковал их вновь и опять взял верх. Только 25 июля союзники оказались в состоянии вновь выйти в море, причем они опять, несмотря на предыдущий опыт, имели на кораблях десантные войска (около 7000 человек). В устье Темзы было приготовлено ещё 30 000 человек для немедленной перевозки в случае удачи первой высадки.

Теперь де Рюйтер имел 77 кораблей и фрегатов и 22 брандера, a потому он вышел 29 июля в море, 30 июля встретился с союзниками и держался в виду их 2 дня. Те уклонялись от боя, маневрируя так, чтобы отвлечь де Рюйтера от берегов. Опасаясь, чтобы англичане не высадили за его спиной десант, де Рюйтер вернулся 1 августа к Схоневельду. Союзники последовали за ним и прошли вдоль всего голландского берега, но на высадку не решались, так как опасались нападения де Рюйтера.

В это время в Голландии ожидали возвращения конвоя торговых судов из Ост-Индии, от благополучного прибытия которого зависела финансовая возможность продолжать войну. Вся Голландия теперь возлагала надежду на флот, так как надо было во что бы то ни стало удалить союзников от берега. 18 августа Рюйтер перешёл к Кампердауну (нидерл. Camperduin) и вошёл в соприкосновение с противником. 21 августа де Рюйтер атаковал союзников у Текселя и нанес им жестокое поражение. Союзники отступили к английским берегам, a затем французская эскадра пошла в Брест.

Условия мирного соглашения

Влияние Тексельской победы сказалось ещё в том, что Парламент и общественное мнение потребовали от Карла II расторжения союза с Францией и заключения мира. Вообще, англичане были очень недовольны французами, так как считали, что в сражениях они берегут свои корабли и что, вообще, Англия служит только их целям — утверждению Франции в Нидерландах. Начались мирные переговоры, и хотя Карл II старался им противодействовать, но когда Голландия зимой начала готовить мощный флот для продолжения войны, Англия отказалась от излишних требований, и 19 февраля в Вестминстере был заключен мир. Голландия тоже уступила по многим пунктам, так как нуждалась в мире для ведения войны с Францией, которая продолжалась ещё 4 года (Голландская война).

Войны между Англией и Голландией сыграли большую роль в развитии искусства войны на море. В этот период исчезли из состава военных флотов вооруженные торговые корабли, установились типы военных кораблей, были выработаны правильные строи и вообще разработана морская тактика. Кроме того, выработалась и настоящая морская стратегия, ставившая себе главной задачей борьбу с флотом противника, для достижения господства на море, вместо прежних «перекрестных экспедиций» и нарушения торговли.

Альфред Мэхэн считает, что стратегически эта война, как и все Англо-голландские войны, дала преимущество Англии: втянув Голландию в борьбу на суше, Англия сумела подорвать способность той бороться за морское господство. То есть, Англия чужими руками обеспечила свой главный жизненный интерес.

См. также

• Первая англо-голландская война
• Вторая англо-голландская война
• Четвёртая англо-голландская война

Литература

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.

Отрывок, характеризующий Третья англо-голландская война

– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.