Третья англо-маратхская война

Третья англо-маратхская война
Основной конфликт: Англо-маратхские войны
Дата	1817–1818
Место	Индийский субконтинент
Итог	ликвидация государства маратхов независимость княжества Тонк
Противники
Государство маратхов Британская Ост-Индская компания
Командующие
неизвестно Фрэнсис Роудон-Гастингс Джон Малькольм Томас Хислоп
Силы сторон
неизвестно 110 тысяч
Потери
неизвестно неизвестно

Третья англо-маратхская война (1817—1818) — завершающая из серии войн между Британской Ост-Индской компанией и Маратхской конфедерацией, крупнейшая для Великобритании по числу задействованных войск кампания в Индии. В результате этой войны Ост-Индская компания получила контроль над большей частью территории Индии.

Предыстория

В своих войнах маратхи, наряду со своей знаменитой кавалерией, обычно использовали пиндари — иррегулярные формирования, которые не получали платы, а существовали за счёт грабежа побеждённых. После второй англо-маратхской войны многочисленные банды пиндари, пополняемые за счёт разорённых крестьян и ремесленников, стали совершать регулярные набеги сначала на различные княжества центральной и северо-западной Индии, а затем и на территории, подконтрольные англичанам. После того, как в 1815 году 20 тысяч пиндари вторглись на территорию Мадрасского президентства и разорили 300 деревень, а потом подобные набеги повторились в 1816 и 1817 годах, Компания снарядила в 1817 году большую военную экспедицию против пиндари.

После второй англо-маратхской войны ряд маратхских князей, ранее подчинявшихся пешве (в это время им был Баджи-рао II), перешли под британский контроль, в частности под британский протекторат перешло княжество Барода, где правила династия Гаеквад. Посланный Гаеквадами к пешве в Пуну посол Гангадхар Шастри, который должен был обсудить вопросы, связанные со сбором налогов, был убит, и в организации убийства подозревали министра пешвы Тримбак Денгле. Воспользовавшись подвернувшейся возможностью (посол находился под британской защитой), англичане вынудили пешву подписать 13 июня 1817 года договор, в соответствии с которым тот признавал вину Денгле, отказывался от претензий на Бароду и передавал британцам ряд территорий, а также более не мог вести самостоятельную внешнюю политику. Британский резидент в Пуне Маунтстюарт Эльфинстон также потребовал, чтобы пешва распустил кавалерию. Пешва подчинился и распустил кавалерию, но при этом предупредил распускаемых, чтобы они были готовы вновь вернуться в строй, и выплатил им жалованье за 7 месяцев вперёд, а генералу Бапу Гокхале приказал начать подготовку к войне. Гокхале начал секретный набор войск и принялся за ремонт крепостей, делались попытки переманить британских сипаев и нанять европейцев.

Благодаря своей агентуре Эльфинстон был в курсе планов и приготовлений маратхов. По его оценкам, силы маратхов насчитывали в сумме 81 тысячу пехоты, 106 тысяч кавалерии и 589 пушек, из которых в непосредственном подчинении пешвы было 14 тысяч пехотинцев, 28 тысяч кавалеристов и 37 пушек, у правившего в Индауре рода Холкар — 8 тысяч пехотинцев, 20 тысяч кавалеристов и 107 пушек, у правившего в Гвалиоре рода Шинде — 16 тысяч пехотинцев, 15 тысяч кавалеристов и 140 пушек, а у правившего в Нагпуре рода Бхонсле — 18 тысяч пехотинцев, 16 тысяч кавалеристов и 85 пушек. Находившийся в Раджпутане союзник маратхов пуштун Мухаммад Амир Хан, правивший княжеством Тонк, имел 10 тысяч пехотинцев, 12 тысяч кавалеристов и 200 пушек. Такие вожди пиндари, как Сету (имел в подчинении 10 тысяч кавалеристов), Карим-хан (6 тысяч кавалеристов) и Дост Мохаммад (4 тысячи кавалеристов) были союзниками Шинде, а Тулси (2 тысячи кавалеристов), Имам Бакш (2 тысячи кавалеристов), Сахиб-хан (тысяча кавалеристов), Кадир Бакш (21,5 тысячи кавалеристов), Натху (750 кавалеристов) и Бапу (150 кавалеристов) — Холкара; они совершали набеги на британские территории с ведома своих покровителей.

Командующий британскими войсками Фрэнсис Роудон-Гастингс для войны против пиндари собрал крупнейший в истории Британской Индии воинский контингент — 110.400 человек. Эти силы были разделены на две армии: Бенгальская армия на севере (40 тысяч человек под командованием самого Роудон-Гастингса), и армия Декхана на юге (70.400 человек под командованием генерала Хислопа). Чтобы лишить пиндари базы, было предпринято давление на маратхов. После перехвата переписки между Шинде и Непалом, из которой следовало, что Шинде пытаются сколотить с Непалом и пешвой антибританскую коалицию, княжество Гвалиор было вынуждено оказать помощь британцам и прекратить формирование на своей территории новых банд. Мухаммад Амир Хан распустил свою армию в обмен на гарантию его власти в княжестве Тонк; он продал свои пушки британцам и согласился препятствовать использованию бандами пиндари территории Тонка.

Ход войны

Война с пиндари

В октябре и начале ноября первая дивизия Бенгальской армии выдвинулась в Синд, вторая — в Чамбал, третья — к востоку от Нармады, резервная дивизия наблюдала за Амир Ханом. В результате такого расположения Шинде и Амир Хан оказались отрезанными от союзников, и были вынуждены соблюдать подписанные договорённости. Первая и третья дивизии армии Декхана сконцентрировались у Харды, чтобы контролировать броды через Нармаду, вторая дивизия разместилась у Малкапура для наблюдения за Берарскими Гхатами, четвёртая дивизия оккупировала район между Пуной и Амравати, пятая дивизия разместилась в Хошангабаде, резервная дивизия — между реками Бхима и Кришна.

Пиндари оказались окружены со всех сторон, им было некуда отступать. В результате британского наступления силы пиндари были полностью уничтожены. Карим Хан сдался британцам и получил земли в Горакхпуре, остальные вожди пиндари, оставшись без войск, оказались в положении преследуемых преступников. Пиндари ожидали помощи от маратхов, но те не предоставили даже крова их семьям. Часть бандитов погибла в джунглях, некоторые пытались скрыться в деревнях, но были убиты крестьянами, помнившими их злодеяния. К концу февраля 1818 года с пиндари было покончено.

Война с пешвой

Пешва попытался использовать занятость британцев войной с пиндари, и 5 ноября 1817 года его войска (8 тысяч пехотинцев, 20 тысяч кавалеристов и 20 пушек) атаковали британцев (1 тысяча пехотинцев, 2 тысячи кавалеристов и 8 пушек) у деревни Кхадки, но были разбиты. По распоряжению Эльфинстона генерал Смит двинулся с войсками к Пуне, и 15 ноября расположился у Гхорпади. Утром 16 ноября генералы маратхов были готовы атаковать британцев, но выяснилось, что пешва с братом бежали в форт Пурандар, уведя с собой часть войск. Утром 17 ноября британцы перешли в наступление и взяли Пуну.

Пешва бежал в деревню Корегаон. 1 января к деревне подошли британские войска, и после сражения пешва бежал на юг в Карнатаку, но не получив поддержки от раджи Майсура, повернул обратно и, проскользнув мимо британцев, двинулся к Солапуру. 19 февраля британские войска перехватили отряд пешвы, и в ходе последовавшей схватки захватили раджу Сатара (сам город Сатара вместе с дворцом был взят ещё 7 февраля). Так как формально пешва был лишь первым министром при дворе императора маратхов, то после издания фирмана об освобождении его от занимаемой должности Баджи-рао II лишился своего официального положения.

10 апреля 1818 года британские войска взяли форты Синхагад и Пурандар. 3 июня 1818 года Баджи-рао II сдался британцам, и хотя факт пленения пешвы англичанами рассматривался всеми маратхами как национальное унижение, он сам, получив хороший пенсион и гарантии для своей семьи, наслаждался жизнью.

События в Нагпуре

Мадходжи II Бхонсле пришёл к власти в Нагпуре после убийства своего слабоумного кузена Парсоджи Бхонсле. 27 мая 1816 года он заключил с британцами договор, и в княжестве разместился британский резидент Дженкинс. Во время войны резидент потребовал от Мадходжи прекратить контакты с пешвой Баджи Рао II и распустить войска, но тот вместо этого открыто поддержал пешву. Когда стало ясно, что конфликт неизбежен, Дженкинс запросил помощи у находившихся поблизости войск Компании.

29 ноября 1817 года британский отряд (1400 сипаев, 3 подразделения кавалерии и 4 6-фунтовые пушки) занял господствовавший над городом форт на холме Ситабулди. В декабре к британцам подошло ещё два отряда, но всё равно они сильно уступали маратхам в численности: под командованием Мадходжи Бхонсле было порядка 18 тысяч солдат при 36 пушках.

26 декабря 1817 года маратхи атаковали форт. Британские войска стойко держались в окружении, затем кавалерия совершила неожиданную атаку, отбросив конницу противника, и сипаи перешли в наступление вниз по склону холма, рассеяв маратхов. 27 декабря бой завершился победой британцев. Мадходжи бежал, и британский резидент объявил князем его несовершеннолетнего внука, взяв реальную власть в свои руки.

Покорение Холкаров

Холкарам были предложены те же условия, что и Шинде (за тем исключением, что Холкары должны были ещё и признать независимость Амир Хана), но те предпочли поддержать пешву. 21 декабря 1817 года в битве при Махидпуре войска Холкаров были полностью разгромлены британцами, и династия была вынуждена 6 января 1818 года подписать в Мандесваре договор, в соответствии с которым все внешние сношения княжество могло осуществлять только через британцев, и в княжество назначался британский резидент.

Итоги и последствия

В результате войны был ликвидирован институт пешв, их владения перешли под британское управление, а многочисленные княжества Раджпутаны, центральной и западной Индии стали формальными вассалами Компании на условиях уплаты дани и отказа в пользу Компании от самостоятельной внешней политики. Находившиеся в столицах княжеств британские «резиденты» и «политические агенты» вмешивались в их внутренние дела. В крупнейших княжествах были постоянно расквартированы гарнизоны англо-индийских войск. Следы автономии остались только в маленьких государствах Колхапур и Сатара, где правили потомки самого Шиваджи.

Источники

• «История Востока» (в 6 т.). Т. IV кн. 1 «Восток в новое время (конец XVIII — начало XX в.)» — Москва: издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2004. ISBN 5-02-018102-1.
• Джон Кей. «История Индии» — Москва: ООО «Издательство АСТ», 2011. ISBN 978-5-17-070521-4.

Литература

• Индийские войны англичан // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>

Отрывок, характеризующий Третья англо-маратхская война

Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.