Трещалов, Владимир Леонидович
Поделись знанием:
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
| Владимир Леонидович Трещалов | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
15 декабря 1998 (61 год) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: | |
Влади́мир Леони́дович Треща́лов (25 сентября 1937, Москва — 15 декабря 1998, там же) — советский и российский актёр театра и кино.
Содержание
Биография
Владимир Леонидович Трещалов родился в Москве, отец был командиром кремлёвского полка[1].
Учился в Суриковском художественном училище на народно-прикладном отделении (филигрань по серебру)
В 1958 году, будучи курсантом Саратовского пограничного училища, находясь в нетрезвом состоянии, спровоцировал драку с гражданским лицом, в драке применил нож и был осужден военным трибуналом на восемь лет лишения свободы. Был освобожден досрочно. По другой версии Владимир, будучи нетрезв, подрался со своим другом и однокурсником Барышевым и нанес ему в драке удар ножом в живот. В связи с этим, военным трибуналом был осужден на 2 года заключения в дисциплинарном батальоне. Суд происходил в стенах Саратовского училища МГБ. Отслужив в дисбате 1 год, освободился досрочно и уволился из армии, не без помощи своего влиятельного отца[2].
Начал сниматься в кино с 1960 года («Битва в пути»), одновременно учился в школе-студии МХАТ. Пропуски из-за съёмок в фильмах стали причиной отчисления из школы-студии.
Окончил Государственный театральный институт имени А. В. Луначарского.
Близкий друг В. С. Высоцкого в ранний период (Трещалову посвящена одна из песен барда «Он садился на брюхо, но не ползал на нем»). В 1970-е годы после инцидента с руководителем актерского отдела «Мосфильма» Адольфом Гуревичем был вынужден некоторое время оставаться вне актёрской профессии, работая водителем троллейбуса в 5-м парке[3]. В конце 1970-х годов снова стал сниматься в кино в небольших ролях. Служил в разных театрах — с 1974 года в Первом Московском областном театре, с 1987 года — в Московском драматическом театре «Сфера», с 1993 года — в Ставропольском театре драмы.
Перенёс несколько инфарктов, страдал заболеванием кровеносных сосудов ног, астмой. Скоропостижно скончался 15 декабря 1998 года в Москве[4]. Похоронен на Бутовском кладбище (7 уч.)[5].
Личная жизнь
Жена — Майя Коханова[6]
Жена — Нина Воробьева[7]
Жена — Людмила
- Дочь — Александра (1972 г.р.)
Жена — Алла Сергеевна Щербакова
Признание и награды
Творчество
Роли в театре
Фильмография
- 1961 — Битва в пути — Сергей Сугробин
- 1962 — Увольнение на берег — Пётр, матрос
- 1962 — Я купил папу — «папа» Димки
- 1963 — Штрафной удар — Игорь Королёв, хоккеист
- 1964 — Весенние хлопоты — Сергей, шофёр
- 1965 — Иду на грозу — Слава, муж Лены
- 1965 — Мы, русский народ — Алексей Медведев
- 1966 — Неуловимые мстители — Сидор Лютый
- 1967 — Пароль не нужен — Сергей Стрелков
- 1968 — Удар! Ещё удар! — Костя Мальков, отчисленный футболист «Зари»
- 1973-77 — Блокада — Замировский
- 1977 — Первые радости — Тихон Платонович
- 1978 — Мальчишки — солдат на рынке
- 1979 — Необыкновенное лето — Тихон Платонович
- 1979 — Стрельба дуплетом
- 1980 — Служа Отечеству — казак
- 1981 — 20-е декабря
- 1982 — Людмила — Кандыба
- 1982 — Молодость (киноальманах) — Иван Чирок
- 1982 — Полынь — трава горькая — Павел Ермаков
- 1984 — Юрка — сын командира
- 1985 — Русь изначальная — мужило
- 1986 — Жизнь Клима Самгина — Савва Морозов
- 1989 — Бархан
- 1989 — Из жизни Фёдора Кузькина — Нестор Лизунин, крестьянин-середняк
- 1989 — Казённый дом
- 1989 — Криминальный квартет — Мухтарбеков (Мухтар), вор
- 1990 — Очищение — кузнец Меркулов
- 1991 — Глухомань — Сыромятов
- 1991 — Заряженные смертью
- 1991 — Караван смерти — Пётр Ефимович, полковник
- 1991 — Охота жить (короткометражный)
- 1991 — Пока гром не грянет
- 1991 — Яр
- 1992 — Три августовских дня
- 1993 — Маэстро с ниточкой — Вадим Петрович
- 1993 — Отряд «Д»
- 1993 — Шиш на кокуй!
- 1999 — Транзит для дьявола
Напишите отзыв о статье "Трещалов, Владимир Леонидович"
Примечания
- ↑ [www.mk.ru/editions/daily/article/2003/06/05/135262-lyutyiy-po-zhizni.html Лютый по жизни]
- ↑ [akter.kulichki.net/new1/treschalov_v.htm Сестра актёра все эти события отрицает: «Трещалов вырос в благополучной семье и ни разу в жизни не сидел на скамье подсудимых.»]
- ↑ Раззаков, 2008, с. 67.
- ↑ [sobesednik.ru/scandals/20120925-znamenitogo-aktera-ubili-dolgi Знаменитого актера убили долги]
- ↑ [www.m-necropol.ru/treshalov.html Трещалов Владимир Леонидович (1937—1998)]
- ↑ [kkre-30.narod.ru/kohanova.htm Майя Коханова]
- ↑ Стала прообразом песни Владимира Высоцкого: «Ну и дела же с этой Нинкою, она жила со всей Ордынкою…»
Литература
- Фёдор Раззаков. Гибель советского кино. Тайна закулисной войны 1973—1991. — М.,: «Эксмо», 2008. — 1170 с. — ISBN 978-5-699-26831-3.
Ссылки
[bulvar.com.ua/gazeta/archive/s25_4043/2348.html Как нынче поживает атаман Лютый, который в «Неуловимых» Даньку-казачка «обожал» до умопомрачения — то плеткой стегал, то убивал?]
Отрывок, характеризующий Трещалов, Владимир Леонидович
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
