Трещотка

Трещотка
Классификация	Ударный инструмент, Идиофон
Родственные инструменты	Пхачич
Связанные статьи	Русская народная музыка

ТрещоткаТрещотка

Трещотка — народный музыкальный инструмент, идиофон, заменяющий хлопки в ладоши.

Конструкция

Трещотки состоят из набора 18 — 20 тонких дощечек (обычно дубовых) длиной 16 — 18 см. Они соединяются между собой плотной верёвкой, продетой в отверстия верхней части дощечек. Для разделения дощечек между ними вверху вставляются небольшие пластинки из дерева шириной приблизительно 2 см.

Существует и другая конструкция трещотки — прямоугольный ящичек с помещённым внутри деревянным зубчатым колесом, прикреплённым к маленькой рукоятке. В одной из стенок этого ящичка делается прорез, в отверстии которого неподвижно укреплена тонкая упругая деревянная или металлическая пластинка.

Исполнение

Трещотка держится за верёвку двумя руками, резкие или плавные движения позволяют издавать различные звуки. При этом руки находятся на уровне груди, головы, а иногда поднимаются чтобы привлечь внимание своим внешним видом.

История

При археологических раскопках в Новгороде в 1992 году были найдены две дощечки, которые, по предположению В. И. Поветкина, входили в комплект древних новгородских трещоток в XII веке.

Трещотки использовались в свадебном обряде при исполнении величальных песен с приплясыванием. Хоровое исполнение величальной песни сопровождается нередко игрой целого ансамбля, насчитывающего иногда более десяти человек. Во время свадьбы трещотки украшают лентами, цветами, иногда бубенчиками.

См. также

• Почта с трещоткой

Ссылки

• [folkportal.3dn.ru/forum/23-264-1 Как сделать трещотку].
• [folkinst.narod.ru/tres.html Русские инструменты].
• [kamernij.narod.ru/mbox/levitsky/tr.htm Трещотки].

Отрывок, характеризующий Трещотка

Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.