Трибунат
Трибуна́т (фр. le Tribunat) — один из четырёх правящих органов во Франции по конституции 1799 года; учреждение из 100 членов, разделявшее с законодательным корпусом законодательную власть; два прочих органа — Государственный совет и Охранительный сенат. Первым президентом был историк Пьер Дону́ (1761—1840); но его независимость была неугодна Наполеону, сменившему президента в 1802 году. Трибунат был уничтожен в 1807 году.
Состав
Трибунат — по французской конституции 22-го фримера VIII г. республики (1799 г.) был создан для обсуждения и критики законопроектов. Он состоял из ста человек, в возрасте не менее 25 лет, назначаемых сенатом из числа лиц, внесённых в национальный список избирательного права. Состав Трибуната должен был возобновляться по частям: каждый год выходила 1/5 часть общего числа его членов и замещалась новыми, причем допускалось переизбрание выходящих неопределенное число раз, пока они числятся в национальном списке. Первое возобновление Трибуната должно было произойти лишь в Χ году республики.
Члены Трибуната получали жалованье в 15 тысяч франков.
Функции
Трибунат обсуждал проекты законов, предложенные ему правительством, затем голосовал за их принятие или отклонение, но лишь целиком, без поправок. Постановление Трибуната не имело для судьбы проекта решающего значения: законодательный корпус мог принять проект, забракованный Трибунатом, и он становился законом.
Трибунат посылал в законодательный корпус трёх лиц из своей среды, для изложения перед ним мотивов мнения, высказанного трибунатом. Трибунат имел право доводить до сведения сената о противоконституционных актах законодательного корпуса или правительства, а о противоконституционных и противозаконных действиях министров сообщать законодательному корпусу, от которого зависело предание их суду. Наконец, Трибунат мог выражать свои пожелания относительно издания новых законов или отмены существующих, относительно устранения разного рода злоупотреблений и введения улучшений в разные отрасли управления; но эти пожелания ни к чему не обязывали другие власти. Трибунату принадлежало право предлагать по одному кандидату на каждое сенаторское место (два других кандидата предлагались первым консулом и законодательным корпусом).
На время перерыва заседаний Трибунат. мог назначать комиссию из 10 — 15 членов его, которая должна была созывать Трибунат, когда находила это нужным. Заседания Трибуната были публичны.
Оппозиция правительственным проектам
Трибунат открыл свои заседания 1 января 1800 года. С самого начала правительственные проекты встречали в нем живую оппозицию. Так, против административной реформы Наполеона в Трибунате высказалось 25 голосов, а против закона о свободном распоряжении при жизни и по завещанию определённой частью имущества — даже 35 голосов.
Особенно резкой оппозиции правительство могло ожидать при обсуждении проекта конкордата. Ввиду этого Наполеон постепенно ограничивал значение и самостоятельность Трибуната. Сенатус-консульт (решение сената) 22 вантоза X года (13 марта 1802 г.) предоставил решение вопроса о том, кто из членов Трибуната должен был выйти из него в данном году, сенату, который и воспользовался этим правом, чтобы исключить из Трибуната главных членов оппозиции.
Органический сенатус-консульт 16 термидора Χ года (3 августа 1802 г.) уменьшил число членов Трибуната до пятидесяти (снижение это должно было производиться постепенно, до XIII года), ввёл разделение Трибуната на секции и дал сенату право распускать Трибунат, что вело к полному возобновлению его состава.
Органический сенатус-консульт 28 флореаля XII года установил для членов Трибуната десятилетний срок полномочий, возобновление Трибуната пополовинно через каждые 5 лет, назначение председателя Трибуната императором из списка 3 кандидатов, представленных Трибунатом, разделил Трибунат на 3 секции (законодательства, внутренних дел, финансов) и запретил обсуждение законопроектов на общих собраниях Трибуната.
Сенатус-консультом 19 августа 1807 года Трибунат был совсем уничтожен, а его функции перешли к трём комиссиям законодательного корпуса, по семи членов в каждой, избиравшихся самим законодательным корпусом из его среды, посредством закрытого голосования.
Напишите отзыв о статье "Трибунат"
Ссылки
- Трибунат // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Трибунат
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.