Тривз, Фредерик

Фредерик Тривз
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)!

Сэр Фредерик Тривз, 1-й баронет (англ. Frederick Treves), Рыцарь Великого Креста Королевского Викторианского ордена, Кавалер Славы, Кавалер Ордена Бани (15 февраля 1853 г. — 7 декабря 1923 г.) — британский хирург Викторианской эпохи. Кроме непосредственно врачебной деятельности Тривз известен благодаря дружбе с Джозефом Мерриком, известным как «человек-слон», о котором Тривз оставил воспоминания.

В 1980 году на экраны вышел фильм Дэвида Линча «Человек-слон», в котором роль Тривза исполнил Энтони Хопкинс.

Биография

Тривз был сыном обойщика из Дорчестера (графство Дорсет). Он получил медицинское образование в Лондонской медицинской школе и в 1879 году стал помощником хирурга в Лондонском госпитале (сейчас — Лондонский Королевский госпиталь). Позднее Тривз стал преподавателем в медицинской школе при Лондонском госпитале. Начав с должности демонстратора практической анатомии (1881—1884), Тривз впоследствии стал лектором по анатомии (1884—1893), преподавателем оперативной хирургии (1893—1894) и лектором по хирургии (1893—1897). В 1882 году Тривз опубликовал свою первую научную работу «Scrofula and its Gland Diseases» (с англ. — «Золотуха и заболевания гланд»). Параллельно с научной и преподавательской деятельностью Тривз успешно занимался частной практикой. Он основал свою хирургическую клинику, которая специализировалась на полостных операциях. Практика шла настолько успешно и приносила настолько большой доход, что в 1898 Тривз оставил пост хирурга в Лондонском госпитале.

В качестве врача Тривз участвовал в Англо-бурской войне 1899—1902 гг.. Два самых знаменитых пациента Тривза — это английский король Эдуард VII и Джозеф Меррик. В 1902 году Тривз провел королю операцию по удалению аппендикса. Операция была проведена за два дня до предполагаемой коронации. Король не желал откладывать коронацию, однако Тривз настоял на необходимости операции. В итоге коронация была перенесена на полтора месяца. Операция прошла успешно, и на следующий год король пожаловал Тривзу титул баронета. Другой знаменитый пациент — это «человек-слон» Джозеф Меррик, который получил широкую известность из-за своего уродства, которое современные ученые объясняют нейрофиброматозом типа I и синдромом Протея. Тривз оставил воспоминания о Меррике, которые впоследствии легли в основу бродвейской пьесы Бернарда Померанса и фильма Дэвида Линча. В книге Тривза Меррик по непонятным причинам назван Джоном (вместо Джозефа), что привело к распространенному заблуждению по поводу имени Меррика (в частности в вышеупомянутом фильме он тоже назван Джоном).

В 1877 г. Тривз женился на Энн Элизабет Мейсон из его родного Дорчестера. После ухода на пенсию Эдуард VII предоставил Тривзу поместье в Ричмонд-Парке, однако проблемы со здоровьем вынудили Тривза в 1920 г. перебраться на Женевское озеро в Эвиан. 7 декабря 1923 г. Тривз скончался. Его останки были кремированы, а прах захоронен на кладбище Дорчестера. В числе тех, кто присутствовал на похоронах Тривза, был английский поэт Томас Харди, давний друг Тривза.

Публикации

• Scrofula and Glandular Disease (Лондон, 1882)
• Surgical applied Anatomy (Лондон, 1883; седьмое издание 1918)
• Intestinal Obstructions (Лондон, Cassell & Co, 1884) — книга получила Джексоновскую премию
• A Manual of Surgery (Лондон, 1886) — с несколькими соавторами
• A case of haemophilia: pedigree through five generations (Лондон, 1886)
• A German-English Dictionary of Medical Terms (Лондон, 1890; вместе с Х. Лангом)
• A Manual of Operative Surgery (Лондон, 1891)
• Students Handbook of Surgical Operations (Лондон, 1892; пятое издание 1930)
• The Highways and Byways of Dorset (Лондон, 1906) — описание малой родины Тривза
• Uganda for a Holiday
• The Land That is Desolate
• The Cradle of the Deep (1908) — описание путешествия в Вест-Индии
• The Elephant Man and other reminiscences (1923) — воспоминания о Человеке-слоне

Отрывок, характеризующий Тривз, Фредерик

– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей: