Триллер в Маниле

Триллер в Маниле (или Манильская мясорубка) (англ. The Thrilla in Manila) — боксёрский поединок между Мохаммедом Али и Джо Фрейзером, состоявшийся 1 октября 1975 года в городе Манила, столице Филиппин, во дворце спорта Araneta Coliseum. Данный поединок часто рассматривается как один из самых великих боксёрских поединков XX века, и является кульминацией трёхматчевого противостояния между Али и Фрейзером. В историю бокса поединок вошёл как один из самых жестоких в истории супертяжелого веса. Поединок завершился после 14 раунда победой Мохаммеда Али.

Предыстория

Счёт в очных встречах Али и Фрейзера перед боем составлял 1:1. 8 марта 1971 года в Нью-Йорке на арене «Мэдисон Сквер Гарден» Джо Фрейзер нанес Али первое поражение в профессиональной карьере, в конце боя отправив его в нокдаун и победив по очкам со счетом 9-6, 11-4, 8-6. 28 января 1974 года Али взял реванш, также добившись победы по очкам 6-5, 7-4, 8-4. Перед третьим поединком за чемпионский титул Али, в свойственной себе манере давая различные интервью СМИ, попытался «уколоть» соперника, срифмовав три слова — триллер, Манила и горилла. Благодаря этой фразе бой и назвали — «The Thrilla in Manila».

Ход боя

Поединок начался с шутки со стороны Али. На ринг был вынесен кубок, который после боя должны были вручить победителю. Али, улыбаясь, утащил это золотое изделие в свой угол. Приз немедленно вернули обратно, однако зал принял эту выходку со смехом; таким образом Али завоевал симпатии публики и разрядил обстановку, накалённую до предела в ожидании боя.

Все 14 раундов, пока продолжался поединок, боксёры практически не прекращали обмен ударами, успех попеременно сопутствовал то одному, то другому спортсмену. Начальные раунды выиграл Али за счёт проявления большей активности на ринге, середина боя была за Фрейзером, которому удались серии по корпусу и в печень, явно очень болезненные для соперника. Последняя треть боя осталась за Али, который, смещаясь назад, наносил сопернику прицельные боковые и апперкоты. К концу боя Фрейзер устал, и его коронный удар — хук в голову — уже не имел той силы, что в начале боя. Устал и Али. В двенадцатом раунде у Фрейзера изо рта начала идти кровь. В тринадцатом раунде Али выбивает изо рта Фрейзера капу. В 14-м раунде, последнем в этом бою, Али нанёс огромное число прямых ударов в голову соперника. Но Фрейзер продолжал наступать, практически не защищаясь. Этот бой запомнился всем очевидцам как один из самых жестоких, увиденных ими когда-либо. Под конец раунда оба бойца были вымотаны до предела. После 14-го раунда судья остановил поединок — Фрейзер, будучи слепым на левый глаз, практически не видел правым (тренер показал три пальца и попросил их сосчитать, Фрейзер ответил «один»). В то же время в своём углу Али просил снять перчатки («я очень устал, снимите с меня перчатки» ) и, по версии своего врача, на 15-й раунд выйти бы не смог. В чью пользу закончился бы бой, если бы тренер Фрейзера Эдди Фатч не остановил его, остаётся вопросом. После боя Али позвал к себе в гримёрку сына Джо, Марвиса Фрейзера, и попросил у него прощения за всё, сказанное о его отце перед боем. Извиниться перед Джо он нашёл в себе силы только в 2002 году, сказав, что всё, что он когда-либо говорил о нём, было сделано лишь ради рекламы. Тем не менее Фрейзер долгие десятилетия не мог простить ему нанесённой обиды. Так, например, когда Мухаммед Али зажёг огонь летних Олимпийских игр 1996 года в Атланте, будучи уже в тяжёлом состоянии из-за поразившей его болезни Паркинсона, журналисты спросили Джо, что он об этом думает. На что тот ответил со злобой, что того самого бы следовало поджечь.

После этого поединка Али назвал Фрейзера лучшим боксёром после себя и сказал, что он его очень сильно недооценивал.

Я наносил ему удары, которые пробили бы крепостные стены. Боже мой, он великий чемпион. Джо Фрейзер

Это было как смерть. Я никогда не был ближе к смерти. Мохаммед Али

Ссылки

• [www.sports.ru/vitalmoments/moment/10/ Статья о поединке]
• [archive.is/20130407204815/static.boxrec.com/wiki/thumb/9/93/75Oct.jpg/200px-75Oct.jpg Афиша поединка]
• [www.youtube.com/watch?v=4_sP4bK55ic Триллер в Маниле. Мохаммед Али против Джо Фрейзера (Viasat History, 2008)]
• Бой века

Отрывок, характеризующий Триллер в Маниле

– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?