Тринадцать героев Красновки

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тринадцать Героев Красновки»)
Перейти к: навигация, поиск

Тринадцать Героев Красновки — бойцы 130-го гвардейского стрелкового полка 44-й гвардейской стрелковой дивизии 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта, участвовавшие в 1943 году в освобождении Ростовской области. Все посмертно награждены званием Герой Советского Союза.





История

Из хроники Великой Отечественной войны — 17 января 1943 года (575-й день войны), сообщение Совинформбюро:

17 января наши войска после упорного боя овладели городом и крупным железнодорожным узлом Миллерово. Наши войска, наступающие южнее Воронежа, овладели городом и крупной железнодорожной станцией Алексеевка, городом Кюротояк, районным центром и железнодорожной станцией Подгорное. В районе Северного Донца наши войска захватили несколько десятков населённых пунктов, в том числе крупные населённые пункты — Красновка, Исаевка, Верхне-Митякинский, Астахов, Калитвенская, железнодорожные станции — Погорелово, Красновка. В районе Орловская наши войска овладели крупными населёнными пунктами — Будённовская, Бекетный, Донской, Ногаевско-Ребричанский, Гундоров, Романов, железнодорожными станциями Эльмут и Восточный. На Северном Кавказе наши войска в результате решительной атаки овладели районным центром и крупной железнодорожной станцией Курсавка, районным центром Гофицкое, крупными населёнными пунктами — Сергиевна, Султанское, Крым-Гиреевское, Воровсколесская, железнодорожной станцией Крым-Гиреево.

Зимой 1943 года войска Воронежского фронта, прорвав оборону врага на Верхнем Дону, в районе Богучар, стремительно двинулись на юг, выходя в тылы фашистским армиям, действовавшим в большой излучине Дона. Отступая под ударами советских войск, гитлеровцы пытались организовать оборону на подступах к Донбассу. Оборонительный рубеж проходил, в частности, по железнодорожной линии ЧертковоЛихая. Особенно важное значение для врага на этом участке имел крупный железнодорожный узел Миллерово. Советские войска взяли город в полукольцо, но замкнуть его не могли. Фашисты прилагали все силы, чтобы удержать узкий коридор вдоль железной дороги, идущей на Ворошиловград. Нужно было перерезать эту важную для врага магистраль.[1]

На рассвете 15 января 1943 года группа советских бойцов в количестве 13 человек во главе с командиром роты — лейтенантом И. С. Ликуновым, несмотря на ураганный пулемётный и миномётный огонь, а также численное превосходство противника, ворвалась на окраину железнодорожного посёлка Донской (ныне хутор Красновка Тарасовского района Ростовской области) и захватила 3 дома. Весь день советские воины, рассредоточившиеся в трёх брошенных хатах, удерживали их. Немцы неоднократно предлагали им сдаться и несколько раз бросали против мужественной группы до роты пехоты с танками, но безуспешно. Тогда немцы подожгли дома. Превозмогая боль от ран и ожогов, гвардейцы сражались, пока не кончились боеприпасы. Смельчаки попытались вырваться из окружения, вступив в рукопашный бой. Однако силы оказались неравны. Когда советская пехота ворвалась в Красновку, на краю села догорали три хаты. В жестоком бою все бойцы погибли.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 марта 1943 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками гвардии лейтенанту Ликунову Ивану Сергеевичу, гвардии младшему лейтенанту Седову Ивану Васильевичу, гвардии сержанту Васильеву Владимиру Александровичу, гвардии сержанту Севрюкову Николаю Михайловичу, гвардии рядовому Курбаеву Афанасию Афанасьевичу, гвардии рядовому Немировскому Николаю Николаевичу, гвардии рядовому Полухину Ивану Андреевичу, гвардии рядовому Полякову Константину Илларионовичу, гвардии рядовому Сирину Николаю Ивановичу, гвардии рядовому Тарасенко Ивану Ивановичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза и награждены орденами Ленина.

Герои были похоронены в братской могиле на железнодорожной станции Красновка.[2][3]

Долгие послевоенные годы групповой подвиг гвардейцев находился в забвении, и только в результате поисковых работ в 1955 году, в одном из захоронений обнаружили медальончики с фамилиями погибших воинов. Среди них оказался медальон рядового Котова — Героя Советского Союза. В результате дальнейших поисковых работ были найдены другие погибшие воины и было принято решение о создании музея на станции Красновка. 16 апреля 1957 года, через 14 лет после группового подвига, был основан Музей героев. Торжественное открытие музея и мемориала состоялось 12 октября 1968 года.[4][5]

Реконструкция боя

Войска Юго-Западного фронта под командованием Н. Ф. Ватутина с тяжелыми боями продвигались на запад, тесня фашистские войска, пытавшиеся прорваться к окруженной группировке своих войск под Сталинградом. В районе станции Красновка, под слободой Верхне-Тарасовкой, гитлеровцы соорудили из соломы и снега высокий вал, полили его водой и назвали «неприступной крепостью». На верху вала установили орудия. Здесь они намеревались остановить дальнейшее продвижение советских войск. Советское командование придавало большое значение действиям противника в этой местности. Требовалось во что бы то ни стало освободить станцию Красновку и перерезать противнику путь.

Перед гвардейцами 130-го стрелкового полка, 44-й гвардейской стрелковой дивизии стояла боевая задача как можно быстрее преодолеть «неприступную крепость» и овладеть станцией Красновка. Рота гвардии лейтенанта Ликунова окопалась в глубоком снегу в полукилометре от этой крепости. Ледяная гора, словно горный хребет, возвышалась в степи. Оттуда то и дело строчили пулеметы и автоматы, но рота зарылась глубоко и гвардейцы ждали, когда противник успокоится. «Товарищи, главное — быстрота, — объяснял Иван Ликунов, — мы ведь не такие крепости брали».

Через некоторое время короткими перебежками гвардейцы подходили к валу, который был очень скользкий. Солдаты Ликунова штыками пробивали себе дорогу вперед. Противник пришел в ярость и начал забрасывать смельчаков гранатами. Этот путь обошелся советским воинам очень дорого — от роты в живых осталось только тринадцать человек. На эту небольшую горстку гвардейцев пошли новые группы гитлеровцев. Впереди, в ста метрах за «неприступной крепостью», находились три хаты, заняв которые гвардейцы организовали оборону.

Вскоре фашисты снова пошли на советских бойцов. На каждую попытку приблизиться к хатам, взять отважных советских воинов живыми — гвардейцы отвечали дружным огнём из ручного пулемета и автоматов. Бойцы удерживали эти дома в течение дня. Немцы неоднократно предлагали им сдаться. Тогда фашисты пустили на храбрецов танки. Под прикрытием бронированных машин шла рота автоматчиков. Но 13 гвардейцев выдержали, гранатами отбив атаки. Наступил вечер, а с ним и короткое затишье. Однополчане под командованием гвардии подполковника Тишакова — не раз пытались прорваться на помощь горстке храбрецов, но губительный артиллерийский огонь врага преграждал им путь.

Кончались боеприпасы. Гитлеровцы подкатили станковый пулемёт и открыли по хатам огонь в упор. Гвардейцы залповым ударом подавили пулемёт противника. Под прикрытием темноты несколько немецких солдат подобрались к хатам со стороны глухих стен и обложили их соломой. Ценой больших потерь гитлеровцам удалось, наконец, поджечь хаты. Но из горящих домов никто не вышел. Бой продолжался до тех пор, пока у оборонявшихся бойцов не подошли к концу боеприпасы. Тогда они попытались штыками прорвать кольцо окружения. Однако силы оказались неравны, и вся группа погибла смертью храбрых.

Когда наступающие советские войска ворвались в поселок станции Красновка, на краю поселка догорали три хаты, вокруг которых лежало около ста убитых немецких солдат и офицеров, дымили подбитые танки врага. Все тринадцать гвардейцев погибли, но выполнили приказ, как велел им солдатский долг!

В дивизионной газете «Боевой путь», в номере за 11 апреля 1943 года, было напечатано стихотворение поэта Алексея Недогонова, посвященное тринадцати бессмертным гвардейцам:[1]

Когда Информбюро о наступленьи
Повествовало в хронике войны,
Когда на запад шли подразделенья,
Боями штурмовыми стеснены,
В январский день в упрямстве непреклонном,
Разя врага, за каждый дюйм земли
Тяжелый бой в Красновке опаленной
Тринадцать наших воинов вели.

Вторые сутки в стуже ледяного
И злого ветра — дьявольский напор!
Гвардейцы храбрые Ивана Ликунова
Красновку брали приступом, в упор.
Да, славы памятной не скроют тучи
И не затянет дымом лютая война…
Живут в веках в том подвиге могучем
Бессмертные гвардейцев имена!

Фотогалерея

Память

Внешние изображения
[tarasovka.3dn.ru/_nw/0/98436504.jpg Памятник на станции Красновка]
[www.kamis.ru/labs/hm-feat/?pt=gallery&as=1022678&ex=1022804&ss=1023539&ai=4&bp=3&pr=true&sd=true "Мемориал тринадцати Героям", 1981 год]
[tarasovka.3dn.ru/_fr/0/3537800.jpg Мемориал в настоящее время]
[tarasovka.3dn.ru/_nw/0/53844152.jpg Изображение диорамы - 1]
[img1.liveinternet.ru/images/attach/c/4/82/141/82141457_large_37534.jpg Изображение диорамы - 2]
  • У перрона станции Красновка установлен памятник тринадцати Героям.
  • При въезде в поселок Тарасовский в 1960-е годы был воздвигнут Мемориал «Тринадцати Героев Советского Союза» с музеем и диорамой.[6] В школе посёлка открыт в их честь музей.
  • В поселке Весенний и хуторе Красновка Тарасовского района именем Героев названа улица.
  • В Москве в Центральном музее Вооруженных Сил оборудован стенд «Тринадцать Героев Красновки».

См. также

Напишите отзыв о статье "Тринадцать героев Красновки"

Примечания

  1. 1 2 [rostov-region.ru/books/item/f00/s00/z0000007/st033.shtml Страницы донской истории — Тринадцать бессмертных]
  2. [rostov-region.ru/books/item/f00/s00/z0000042/st056.shtml У Красновки]
  3. [www.liveinternet.ru/journalshowcomments.php?jpostid=200432933&journalid=4644326&go=next&categ=0 Подвиг 13 героев в боях за Красновку]
  4. [www.proshkolu.ru/org/109-743/blog/73229/ Поиск как память о павших.]
  5. [www.geocaching.su/?pn=101&cid=8774 13 Героев]
  6. [www.kprf-don.ru/old/index.php/kprf-don/4-kprf-don/3557-2011-05-31-08-39-03.html Дорогой Победы. Автопробег: Поклонимся героям-освободителям.]

Ссылки

  • [www.podvigrasy.ru/mg/20080115/index_3.html Подвиг Тринадцати Героев Красновки]
  • [www.61r.su/catalog/23/item316.html Подвиг Тринадцати Героев Красновки Тарасовского района]
  • [tarasovka.net.ru/news/ikh_bylo_trinadcat/2010-01-15-27 Их было тринадцать!!!]
  • [stepschool.ucoz.ru/uroki/kosak/1.doc Ликунов Иван Сергеевич]
  • [www.timacad.ru/pr/izdania/Gazeta/2010/3-5_2010.pdf Сильнее смерти]
  • [www.terr.ru/?act=86&t1=6&t2=99&t3=0&mid=312 «Великая Отечественная Война на моей малой Родине»]

Отрывок, характеризующий Тринадцать героев Красновки

– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.