Триоп (царь Фессалии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Триоп (др.-греч. Τρίωψ «трёхглазый») — в древнегреческой мифологии один из царей Фессалии, сын Посейдона и Канаки, дочери Эола. Отец Ифимедеи[1] Эрисихтона[2]. Предок Форбанта[3]. Мифы о Триопе и его сыне представляют два варианта одного мотива.

Триоп разрушил храм Деметры, задумав покрыть крышей свой дворец, за что Деметра подвергла его мукам голода. Умер от нападения дракона, стал созвездием змееносца[4]. Известен также и сын Триопа Эрисихтон, который был наказан Деметрой вечным голодом за непочтительное отношение к богам и убийство гамадриады.

Напишите отзыв о статье "Триоп (царь Фессалии)"



Примечания

  1. Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека I 7, 4
  2. Каллимах. Гимны VI 99
  3. Гимны Гомера II 33
  4. Гигин. Астрономия II 14, 3

Ссылки

  • [www.astromyth.tau-site.ru/Subjects/Triop_Erisihton.htm Триоп и Эрисихтон]
  • [hbar.phys.msu.ru/gorm/ahist/gigin.htm Гигин Астрономия]

Отрывок, характеризующий Триоп (царь Фессалии)

[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.