Трискорни
Трискорни (Triscornia) — семейство итальянских скульпторов, которые работали в Петербурге с конца XVIII века до 1870-х гг. Надгробия производства «Трискорни и К» украшают многие кладбища города. В их мастерской начинали свою карьеру известные впоследствии мастера Борис Орловский и Иван Витали[1].
У истоков предприятия стояли братья Паоло (1757—1823) и Агостино (1761—1824) из Каррары. Первый из них с 1805 г. преподавал в Бергамской академии, по рекомендации принцессы Элизы выполнил серию бюстов родственников Наполеона, украшающих ныне Мальмезон и дворцы Версаля[2]. Как художник находился под влиянием великого классициста Кановы. В 1818 г. перебрался в Петербург, где работал над украшением Таврического сада и Михайловского дворца.
Агостино обосновался в Петербурге раньше старшего брата. С екатерининских времён работал над скульптурным убранством Михайловского и Гатчинского замков, а также здания Императорской публичной библиотеки и Зимнего дворца. По желанию русских заказчиков его брат Паоло изготавливал в Италии копии с прославленных итальянских скульптур; так в Петербурге появились «Диоскуры» перед Конногвардейским манежем и знаменитые львы перед домом Лобанова-Ростовского[1].
Напишите отзыв о статье "Трискорни"
Примечания
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Трискорни
Отрывок, характеризующий Трискорни
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
