Триссино, Джанджорджо
| Джан Джорджо Триссино | |
| Gian Giorgio Trissino | |
 Джан Джорджо Триссино портрет Винченцо Катена | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Направление: | |
Джан Джорджо Триссино (итал. Gian Giorgio Trissino, 8 июля 1478 — 8 декабря 1550) — итальянский поэт и драматург.
Содержание
Биография
Родился в Виченце, в знатной семье; был близок к папе Льву X, который посылал его с дипломатическими поручениями ко двору императора Максимилиана и в Венецию. Климент VII и Павел III тоже относились к нему с большим расположением.
Творчество
«Италия, освобожденная от готов»
Обширная, написанная белым стихом поэма «L’Italia liberata dai Gothi» (1548), задуманная как программный памятник нового итальянского гуманизма, не удалась и была холодно встречена.
«Софонисба»
Трагедия Триссино «Софонисба» была первой «правильной», написанной в духе античной драмы, итальянской (и вообще европейской) трагедией; она имела большой успех благодаря легкости и выразительности слога и драматизму сюжета. Сюжет — трагическая любовь нумидийской царицы Софонисбы и Массинисы, союзника римлян, — был заимствован драматургом из рассказа римского историка Тита Ливия («История Рима», XXX, 12—15) и из пятой книги петрарковской «Африки». Впоследствии она была переведена на французский язык и оказала огромное влияние на новый европейский театр.
Здесь Триссино начинает переориентацию европейской литературы на образец «Поэтики» Аристотеля (впервые опубликованной по-гречески в 1506 году), то есть стоит у истоков классицизма.
Прочее
Триссино в «Послании о буквах, вновь добавленных к итальянскому языку» (1524) предлагает реформу итальянской орфографии; в 1529 публикует найденный им текст трактата Данте «О народном красноречии» вместе со своим переводом. В том же году диалогом «Хранитель замка» он включается в начатую Бембо дискуссию об итальянском литературном языке. Триссино отвергает пропагандируемый тогда многими тосканский приоритет и защищает идею внерегионального языка, материальная основа которого — в лексическом единстве итальянских диалектов. Он оспаривает требование абсолютизировать в живой литературной практике язык Петрарки и Боккаччо и выдвигает принцип ориентации на современную речь. Триссино переделал комедию Плавта «Близнецы», озаглавив свою переработку «I Simillimi» (1548). Написал также несколько трактатов по грамматике и поэтике.
Напишите отзыв о статье "Триссино, Джанджорджо"
Литература
- Литературные манифесты западноевропейских классицистов. М., 1980.
Отрывок, характеризующий Триссино, Джанджорджо
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
