Триумвират Ярославичей

Триумвират Ярославичей — система управления Киевской Русью в 1054—1073 годах, когда южнорусскими землями, не вступая в борьбу между собой, правили три старших (на момент смерти отца) сына Ярослава Мудрого. За все же остальные земли они вели относительно успешную борьбу с боковыми линиями династии Рюриковичей.

История

Ярослав Мудрый, умирая, поручил киевский престол Изяславу, завещая остальным сыновьям слушаться его как себя, Святославу дал Чернигов, Всеволоду — Переяславль, Игорю — Владимир, а Вячеславу — Смоленск.

Таким образом, в завещании не фигурировали младший брат Ярослава Судислав, сидевший с 1036 года в порубе (тюрьме без дверей, выстроенной вокруг заключённого), а также старший внук Ярослава Ростислав Владимирович (изгой), хотя существуют предположения, что он княжил в Ростове. В завещании не фигурировал и полоцкий князь Всеслав Брячиславич, самый старший правнук Владимира Святославича, беспрепятственно унаследовавший Полоцк после смерти своего отца, племянника Ярослава Мудрого, в 1044 году.

Бо́льшая часть княжения Изяслава характеризуется равным участием в государственном управлении великого князя, Святослава и Всеволода. Братья вместе владели ядром Киевской Руси на среднем Днепре, совместно распределяли другие владения, вместе предприняли пересмотр «Русской правды» (приняв так называемую «Правду Ярославичей»), а также учредили отдельные митрополии в своих княжествах. Историки называют эту систему «триумвиратом Ярославичей». Профессор Пресняков А. Е. так характеризует политику трёх Ярославичей:

«Мы видим такую же борьбу за соединение всех волостей в руках киевского правительства, какую наблюдали и в X в., и в первой половине XI в., с той только разницей, что роль „собирателя“ земель играет не один князь, а союз трёх Ярославичей, и перевес силы на их стороне столь значителен, что возможны иные, менее напряжённые методы борьбы…Правда, политика старших Ярославичей часто нарушала отчинные права младших князей, нарушала систематически и настойчиво…Этим она вызвала много смут. „Сироты, — скажем мы словами М. С. Грушевского, — отчины которых забрали старшие Ярославичи во время их малолетства, ничего им не оставив, вырастали один за другим и шли добиваться своего добра“…Долгое владычество старших Ярославичей создало, как мы видели, представление, что они трое — единственные преемники отца».

В 1055 году Всеволод провёл удачный поход против торков к Воиню. В год смерти Ярослава Мудрого Русь впервые столкнулась с половцами хана Болуша. Первая встреча обошлась без сражения: Всеволод заключил мир, и половцы ушли. В 1057 году Русью была оказана Византии военная помощь в Армении против турок-сельджуков. В 1058 году Изяслав завоевал земли балтского племени голядь в бассейне реки Протва. Также состоялся поход на торков в 1060 году троих старших Ярославичей при участии Всеслава полоцкого. И уже в следующем году половцы хана Искала вторглись на Русь, 2 февраля разбили Всеволода и опустошили переяславскую землю.

В 1057 году после смерти в Смоленске Вячеслава Ярославича Игорь Ярославич был выведен старшими братьями с Волыни в Смоленск, а после его смерти там в 1060 году доходы от смоленской волости были разделены старшими Ярославичами на три части. Сыновья Игоря и Вячеслава не получили уделов. Судислав Владимирович был высажен Ярославичами из поруба в 1059 году, они взяли с него присягу и постригли в монахи, умер он в 1063 году. Старший из внуков Ярослава Ростислав Владимирович был посажен в 1057 году на Волыни, но в 1064 году бежал в Тмутаракань, откуда дважды изгонял старшего Святославича Глеба, не оставив своих попыток овладеть княжеством и после вмешательства Святослава черниговского. В 1066 году Ростислав был отравлен греками, его сыновья уделов также не получили. В 1067 году старшие Ярославичи в ответ на разорение Всеславом Пскова (1065) и Новгорода (1066) разбили Всеслава на Немиге, пленили его, отвезли в Киев и посадили в поруб. В Полоцке князем стал Мстислав Изяславич.

В 1068 году Изяслав вместе с братьями потерпел поражение на р. Альте от половцев. Изяслав и Всеволод бежали в Киев. Изяслав отказался выдать киевлянам оружие и коней для продолжения борьбы с половцами и был свергнут начавшимся в Киеве народным восстанием. Руководители восставших освободили из поруба Всеслава полоцкого и возвели его на киевский престол. Изяслав бежал в Польшу, к своему двоюродному брату и племяннику своей жены Болеславу II.

Бежавший после Альты в Чернигов Святослав собрал местные силы и 1 ноября под Сновском с 3-тысячным войском смог нанести поражение 12-тысячному половецкому войску и, по данным «Новгородской первой летописи старшего извода», даже взять хана Шарукана в плен. Во всяком случае, первое масштабное половецкое вторжение на Русь сошло на нет.

Изяслав двинулся на Русь с польскими войсками, и Всеслав бежал от Белгорода в Полоцк. Киевляне, оказавшись наедине с приближающимися поляками, призвали к себе Святослава и Всеволода, которые впервые в этом эпизоде действовали отдельно от Изяслава и против его. Они не только взяли с него обещание пощадить киевлян (которое, однако, сдержано не было: приехавший прежде отца Мстислав Изяславич казнил 70 человек, не считая ослеплённых), но Святослав успел посадить в Новгороде своего старшего сына Глеба.

Вернувшийся на киевский престол Изяслав захватил Полоцк, посадив там сначала сына Мстислава, а после его смерти (1069) Святополка. В 1071 году Всеслав выгнал из Полоцка Святополка, и хотя был разбит Ярополком Изяславичем у Голотическа, удержал за собой Полоцк. Об условиях мира сведений не сохранилось, но при последовавшем в 1073 году распаде триумвирата Святослав и Всеволод обвиняли Изяслава в заговоре с Всеславом против них.

См. также

• Битва на реке Черёхе (1067)
• Правда Ярославичей

Ссылки

• [www.bibliotekar.ru/rus/2-2.htm Повесть временных лет]

Отрывок, характеризующий Триумвират Ярославичей

– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.