Трифон Печенгский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Трифон Печенгский
Имя в миру

Митрофан

Рождение

1495(1495)
Новгородская губерния

Смерть


Печенгский монастырь

Почитается

Православной церковью

В лике

преподобных

День памяти

15 декабря (по юлианскому календарю)

Подвижничество

аскетизм, проповедь христианства среди лопарей

Три́фон Пече́нгский (Трифон Кольский; фин. Pyhittäjä Trifon Petsamolainen (Kuolalainen); колтта-саамск. Pââʹss Treeffan; 1495 — 15 [25] декабря 1583) — русский православный монах, провёл аскетическую жизнь на Кольском полуострове в XVI веке. Является основателем Печенгского монастыря. Почитается Русской церковью в лике преподобных. Память совершается 15 декабря (по юлианскому календарю). Почитается в Соборах Кольских, Карельских, Новгородских, Тверских святых.

Известное «Житие святого Трифона» было написано приблизительно во второй половине XVII века на основании кратких записей-памятей, хранившихся в Печенгском монастыре. Не имея возможности восстановить биографию святого, его агиограф просто привёл разрозненные записи к виду классического жития, заполнив пробелы стандартными агиографическими оборотами о благочестивой жизни святого[1]. Однако существуют документы, которые представляют обращение к молитве и покаянию святого в ином свете. В «Сообщении о земли лопи» голландский купец Симон ван Салинген передаёт рассказ самого Трифона о годах его молодости, когда тот был атаманом шайки разбойников, но пришёл к раскаянию: «Он был грозным для врагов воином, много народу ограбил и разорил он на границе и много крови пролил, в чём раскаялся и о чём горько сожалел: поэтому, он поклялся не носить в своей жизни полотна, решил сделать себе обруч вокруг пояса и (вдали) от всех людей, в пустыне, среди диких зверей каяться перед Богом…»[2]





Жизнеописание

Святой Трифон Печенгский (в миру — Митрофан) был сыном священника из Новгородской земли, города Торжок. Будущий святой родился в июне 1495 года. От юности отличался богатырской силой и крепким здоровьем. В молодости служил одному из местных бояр. Затем оказался на военной службе, а через время стал предводителем шайки разбойников, которая наводила страх на «каянских немцев» (финнов), доходя в своих разбойничьих рейдах до «Каяно-моря» (Ботнического залива). Имея необузданный нрав, однажды в ярости убил свою возлюбленную. После этого в раскаянии ушёл на север, на Кольский полуостров, реку Печенгу. Пятилетние скитания в диких лесах, полных опасностей, изнурительного холода и голода, закончились встречей с Феодоритом Кольским, пришедшим на север из Заволжья ради просвещения местных языческих племён.

После пяти лет совместных трудов, Митрофан, изучив язык лопарей, отправился для самостоятельной проповеди в землю своих скитаний, на реку Печенгу[3]. Со временем миссионеры, испытывая яростное противодействие местных колдунов-нойдов, добились успехов в своей деятельности. Необходимость церковного строительства, священников для окормления вновь обращённой лопи потребовали нового путешествия проповедников в Великий Новгород к епархиальному владыке архиепископу новгородскому Макарию. В 1530 году Феодорит и Митрофан отправились в путь. Обратно на Север миссионеры возвращались со строителями, богослужебными книгами, церковной утварью. Вместе с ними шёл новгородский иеромонах Илия.

В 1532 году Митрофан при впадении реки Маны в Печенгу основал монастырь во имя Святой Троицы. Церковь освятил иеромонах Илия. Им же Митрофан был пострижен в монахи под именем Трифон. Трифон, виновный в пролитии крови, не мог воспринять священнический сан. Богослужение в монастыре совершал иеромонах Иона, бывший ещё недавно настоятелем Никольского храма в Коле, белым священником Иоанном.

В голодный 1548 год братия Кольского монастыря преподобного Феодорита, настаивая на облегчении монастырского устава и, как пишет князь Курбский[4], обладании землями и угодьями, избивает и изгоняет своего игумена. После этого они явились на Печенгу, к преподобному Трифону. Приход столь буйной братии вынудил и Трифона покинуть монастырь. Канон преподобному Трифону сообщает, что его жизни была угроза от «лихих людей». Варлаам Керетский, когда после своего покаянного плавания он оказался в Печенгском монастыре, предрекает о братии Трифону: «Будут люди и села зело неукротимы, яко дикие звери, твоей ярости и острожелчию подобящиеся»[5]. Трифон вместе с небольшой группой монахов на восемь лет отправляется в скитание, собирая милостыню, которую он отсылает в монастырь. В отсутствие преподобного оставшаяся там братия самовольно перенесла монастырь ближе к устью реки, в место более удобное для промысла и торговли. В 1556 году Трифон вернётся сюда с новым игуменом Гурием и царской жалованной грамотой, дарующей монастырю льготы[6]. С этого времени Трифон окормлял свою буйную братию до конца жизни. А обращённые им лопари всегда видели во святом наставника в христианской жизни и защитника от притеснений «лихих людей».

Чтобы иметь возможность уединённой молитвы, на берегу ручья, который впоследствии получил его имя, преподобный поставил церковь Успения Пресвятой Богородицы, куда часто удалялся для богомыслия и молчания.

Трифон Печенгский скончался 15 декабря 1583 года в возрасте 88 лет. Незадолго до своей кончины святой Трифон предсказал братии своего монастыря смерть от меча и разорение обители. Через шесть лет «свейские финны» разорили монастырь. Насельники монастыря, помня запрещение своего игумена устраивать побоище в церкви, приняли смерть стоя на коленях во время молитвы[7].

Почитание

В Русской православной церкви преподобный Трифон почитается как «Просветитель лопарей». Русские моряки традиционно молятся святому Трифону Печенгскому, когда они находятся в опасности.

Константин Коровин.
Ручей святого Трифона в Печенге (1894)

Преподобный Трифон также широко почитается среди православных саамов-колттов в Финляндии и Норвегии. Ежегодно в селение Нейден (норв. Neiden), расположенное в норвежской коммуне Сёр-Варангер в последнее воскресенье августа приезжают представители от трёх православных общин — российской, норвежской и финской, чтобы отслужить совместную службу в часовне в честь св. Георгия Победоносца, воздвигнутой в 1565 году на этом месте преподобным Трифоном Печенгским[8][9].

На западном побережье Нейденской губы, на верхней части норвежского утеса Аккобафт отчетливо заметен белый крест, образованный пересечением прорезывающих гранит кварцевых жил. По существующему преданию, преподобный Трифон, узнав, что на Акко собирается много лопарей, а кебуны (шаманы) совершают там жертвоприношение из оленьего мяса, добрался водным путём до языческого капища, встал в лодке, поднял руки к утесу и осенил язычников крестным знамением. В тот же момент ударила молния, на скале запечатлелся крест, а шаманы после этого, как повествует легенда, превратились в камни, а жертвы их — в прах[10][11].

В день памяти Трифона Печенгского, 28 декабря (15 декабря по юлианскому календарю), с 2003 года по благословению Святейшего Патриарха Алексия II в день памяти преподобного Трифона установлено празднование Собору Кольских святых[12].

Напишите отзыв о статье "Трифон Печенгский"

Примечания

  1. По этой версии, однажды в молодости Митрофан услышал голос, который велел ему идти на север, «в землю пустынную, жаждущую, где никто ещё не ходил». После этого он отправился на Кольский полуостров, чтобы проповедовать Евангелие лопарям (саамам).
  2. [www.kolamap.ru/library/1901_filippov.html Филиппов А. М. Русские в Лапландии в XVI веке // Литературный вестник. СПб., 1901. Т. 1. Кн. 3. С. 302.]
  3. Игумен Мтрофан (Баданин). Преподобный Варлаам Керетский. Исторические материалы к написанию жития c. 26.
  4. Автор жития преподобного Феодорита Кольского.
  5. Из канона Варлааму Керетскому, написанного (Сергием Шелониным).
  6. Известный текст жалованной грамоты 1556 года не может считаться подлинным. Текс грамоты начинается со слов о просьбе сыновей Ивана Грозного Иоанна и Феодра, но первому в то время было едва 2 года, а второй ещё не родился. Текст включает более поздние пожалования, документально подтверждённые. А. И. Андреев этот текст называет подложным и датирует его 30-ми годами XVII века. См. А. И. Андреев [qwercus.narod.ru/pechenga_gramota.htm#comm56 О подложности жалованной грамоты Печенгскому монастырю 1556 г. //Русский исторический журнал. — 1920. — Кн. 6. — С. 132—157.]
  7. 116 иноков и мирян, безропотно принявших смерть от меча, ныне прославлены в лике преподобномученников.
  8. [www.murmanspas.ru/index.php?church=1&p=news&newsid=1023 Пещера преподобного Трифона Печенгского]
  9. [www.mvestnik.ru/shwpgn.asp?pid=20080405660 «Иди в землю непутную и неси туда мое слово…»]
  10. [rusvera.mrezha.ru/421/1.htm Торжества в Нейдене]
  11. [pda.sedmitza.ru/text/396159.html Никита Кривцов «Белый крест» преподобного Трифона Печенгского //«Планета Диаспор», 15 июня 2000 г]
  12. [www.sedmitza.ru/text/412802.html Собор Кольских святых в Православной энциклопедии]

Литература

  • Митрофан (Баданин) Преподобный Трифон Печенгский. Исторические материалы к написанию Жития. — С.Пб-Мурманск: «Ладан», 2009.
  • [www.mmeparh.ru/node/35 Преподобный Трифон Печенгский. Сайт Мурманской и Мончегорской митрополии.]
  • [days.pravoslavie.ru/Life/life6873.htm Преподобный Трифон Печенский, Кольский, просветитель лопарей] // Портал «Православие.Ru». (Проверено 8 февраля 2012)
  • [ocafs.oca.org/FeastSaintsViewer.asp?FSID=103552 Святой Трифон]  (англ.)
  • Калугин В. В. «Житие Трифона Печенгского» — памятник севернорусской агиографии петровского времени // Человек между царством и империей. Сборник материалов международной конференции / РАН. Институт человека; Под ред. М. С. Киселевой. — М., 2003. С. 329—340.
  • Калугин В. В. «Житие Трифона Печенгского»: от монастырских записок к агиобиографии // Историография, источниковедение, история России X—XX вв. Сб. статей в честь С. Н. Кистерева. М., 2008. С. 417—474.
  • Белоброва О. А. [lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=3935 Житие Трифона Печенгского (Кольского)] // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV—XVI вв. 1988.

Отрывок, характеризующий Трифон Печенгский

Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.