Трифон (архиепископ Ростовский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архиепископ Трифон
Архиепископ Ростовский и Ярославский
13 мая 1462 — 6 августа 1467
Предшественник: Феодосий (Бывальцев)
Преемник: Вассиан (Рыло)
 
Смерть: 30 декабря 1468(1468-12-30)
Ярославль
Похоронен: Ярославский Спасо-Преображенский монастырь
 
Канонизирован: Русской православной церковью
День памяти: 1 февраля
Почитается: в лике Святителей

Архиепи́скоп Три́фон (ум. 30 декабря 1468, Ярославль) — епископ Русской церкви, архиепископ Ростовский и Ярославский.

Канонизирован в лике святителей. Память — 1 февраля.



Биография

Время и место рождения неизвестны.

С 1453 года — архимандрит Московского Новоспасского монастыря на Крутицах.

Был духовником великого князя Василия Васильевича Тёмного.

13 мая 1462 года хиротонисан во епископа Ростовского и Ярославского с возведением в сан архиепископа. Хиротонию возглавил митрополит Московский Феодоси­й.

В 1463 году состоялось открытии мощей святых благоверных князей Феодора и его сыновей Давида и Константина. Тела этих праведников по какой-то причине оставались непреданными земле в продолжение более чем ста лет, и гробы стояли в склепе под церковью. Во время предшествовавшей погребению торжественной панихиды на глазах у всех исцелились два человека, а вскоре, молясь у гробниц, прозрели две женщины. Мощи перенесли в церковь и о случившемся дали знать в Ростов. Архиепископ Трифон не счёл нужным ехать лично в Ярославль, а послал туда для освидетельствования мощей своего протопопа Константина, человека гордого и заносчивого. Не не поверив словам о совершившихся чудесах и не встретив в обители ожидаемого почёта к своей особе, протопоп накричал на архимандрита и так грубо приступил к осмотру мощей, что разорвал схимнический аналав на князе Феодоре Ростиславовиче. За это он тут же был наказан болезнью. Когда весть об этом дошла до Ростова, владыка Трифон сам почувствовал расслабление за своё неверие. Он громко со слезами каялся в своём маловерии и приказал немедленно везти себя в Ярославль, где и получил исцеление. Он сделал богатый вклад в обитель и уже не пожелал возвращаться на свою кафедру, а провел остаток дней при гробе чудотворцев.

6 августа 1467 года отказался от епархии и поселился в Ярославском Спасо-Преображенском монастыре.

Скончался 30 декабря 1468 года. Погребён в Ярославском Спасо-Преображенском монастыре вместе с блаженным епископом Прохором (в схиме Трифоном), под каменной часовней монастыря.

Чтился народом как благочестивый подвижник за праведную и богоугодную жизнь.

Напишите отзыв о статье "Трифон (архиепископ Ростовский)"

Ссылки

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_6786 Трифон] на сайте «Русское православие»
  • [days.pravoslavie.ru/Life/life371.htm СВЯТИТЕЛЬ ТРИФОН, ЕПИСКОП РОСТОВСКИЙ]
  • [saints.ru/t/trifon.html Трифон, епископ Ростовский, святитель]

Отрывок, характеризующий Трифон (архиепископ Ростовский)

– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.