Три богатыря. Ход конём
Поделись знанием:
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.
Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
| Три богатыря. Ход конём | |
 До декабря не беспокоить! | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр |
Константин Феоктистов |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| Композитор | |
| Длительность |
75 минут |
| Бюджет |
$3 500 000 |
| Сборы |
$19 390 136 |
| Страна | |
| Следующий фильм | |
| IMDb | |
«Три богатыря. Ход конём» — 10-й полнометражный анимационный фильм студии «Мельница». Это шестой анимационный фильм о приключениях Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алёши Поповича. В марте 2014 года вышел первый тизер, а премьера состоялась 1 января 2015 года[1].
Содержание
Сюжет
Придворный конь Юлий подслушивает разговор бояр и узнаёт о заговоре против князя. Защитить последнего некому — богатыри ловят пирата Потаню, Змей Горыныч в отпуске в Тибете, а войска тоже нет рядом. Князь и Юлий сбегают из дворца и хотят послать почтового голубя с письмом для богатырей, но для этого нужны деньги, которых нет ни у князя, ни у Юлия.
Тогда Юлий ведёт верблюда Васю к говорящему дубу, чтобы он заработал деньги. Последний хочет сыграть в супер-игру, но Юлий знает, что это обман, и бежит спасать Васю от живодёров. Дуб ловит Юлия и, узнав, что происходит в Киеве, отправляется во дворец. Там князь проигрывает дереву своё государство. Князь и Юлий ночуют в хижине, которую нашли в лесу. Поутру они видят пастуха летающих коней — пегасов и встречают богатырей, поймавших Потаню.
Князь и Юлий вводят богатырей в курс дела. Последние отказываются отбирать княжество, так как думают, что князь и дуб играли честно. Богатыри решают отыграться, но хитрое дерево выигрывает у них всё имущество. У князя возникает идея построить новый Киев. При строительстве богатыри с помощью Тихона понимают, что князя провели, так как дерево не показало, в какой шкатулке находится жёлудь. Также Алёша предположил, что все шкатулки были пустые. Они отправляются во дворец.
Тем же временем бояре идут в Киев, но их не пускают туда охранники дуба. Бояре бегут и встречают богатырей. Выясняется, что никакого заговора не было — на самом деле бояре делали подарок князю на юбилей. Тихон применяет военную хитрость. Он играет с деревом в азартные игры, поставив на ставку подарок князя — огромную золотую статую, изображающую князя на коне (похожего на Медного всадника). Затем богатыри неожиданно вылезают из-под коня (намёк на Троянского коня) и побеждают охранников дерева, а потом и его самого. Последние убегают из Киева.
Фильм заканчивается поздравлением народом князя и его любимой песней «Антошка» (слова Юрия Энтина, музыка Владимира Шаинского).
Персонажи
- Князь Киевский — жадный, хитрый, меркантильный и при этом трусоватый, но немного инфантильный князь. Однако способен на подвиг и, в целом, положительный герой. Несмотря ни на что, очень любим своим народом.
- Илья Муромец — самый сильный богатырь. Добрый, бескорыстный, верит в судьбу, приметы и силу «Земли Русской». Женат на Алёнушке — летописце и феминистке.
- Добрыня Никитич — любит поспать и считает, что сон придаёт силы. При этом не просыпается до рассвета, а точнее, до первого касания первого солнечного луча его лица. Как правило, Добрыня много знает и умеет. Женат на властной и хозяйственной Настасье. Имеет верблюда Васю, которого ему достал друг его- княжеский гонец Елисей.
- Алёша Попович — самый младший богатырь. Приглуповат и простодушен, но весел и честен. Его первый подвиг окончился провалом, но он понял, что нужно исправиться и не подвести Русь и родной город Ростов. У Алёши есть жена, юная красавица Любава, а также говорящий конь Юлий, котёнок Жак, осёл Моисей, пегас и дядька Тихон.
- Гай Юлий Цезарь (или просто Юлий) — конь Алёши Поповича, который умеет говорить. Отличается умом (при этом уровень его знаний ближе к сегодняшним дням). Трус и пацифист; умён, пронырлив, забавен, употребляет "современные" слова. Иногда он возит на себе Алёшу Поповича, а иногда это делает осёл Моисей, но Алёша может заставить его проехать с собой. Один из самых смешных сказочных персонажей. Его прототипами послужили Сивка-Бурка, Конёк-Горбунок и Осёл из тетралогии «Шрек». Родной город — Новгород. Там он жил при храме, в котором прочёл много книг, а потому назвал себя в честь «легендарного полководца и императора Римской Империи». Потом был угнан цыганами, которые позднее продали его Тихону, забрав взамен рубашку, сапоги и меч.
- Жёны богатырей — Любава (жена Алёши), Алёнушка (жена Ильи) и Настасья Филипповна (жена Добрыни). Это не только верные жёны главных героев, но при случае и боевые подруги. Они дружны между собою и выручают нередко своих супругов из больших бед. Алёнушка умна, рассудительна, к тому ж обладает "профессиональными" привычками; Настасья сильна и властна; Любава же любит порою порыдать, но в целом она проворная и боевая.
- Вася — верный, но пугливый верблюд Добрыни Никитича, которого он часто предпочитал более традиционным средствам передвижения. Разумен, но говорить не умеет. Поначалу Добрыня думал, что верблюды мало едят и быстро двигаются, но, несмотря на последующее разочарование, они всё равно стали хорошими коллегами. Вася проиграл в казино Дубу, после чего его слуги хотели снять с него шкуру, но был спасён Юлием.
- Тихон — дядька (наставник) Алёши, заботливый и слегка ворчливый. Он умнее своего воспитанника и потому скорее догадывается, но не любит много говорить, и молча плут. В некоторых случаях находчив, но трусоват. Любит Алёшу, как своё дитя. В этом фильме Тихон сыграл с Дубом в карты.
- Луладжа — предводительница цыган. Поначалу видела недоразумение с Алёшей. На первый взгляд она хитрая и ехидная, но на деле довольно милая и вежливая девушка (скорее всего, женщина), и в целом положительная героиня, так как помогла Алёше. Вероятно, она является новым членом тех же самых цыган в первом мультфильме («Алёша Попович и Тугарин Змей»). Её имя с языка цыган означает «цветок».
- Дуб — главный антагонист фильма, дерево-мошенник и бизнесмен; впервые появился в мультфильме «Алёша Попович и Тугарин Змей», где хотел снять с Юлия шкуру. Но теперь он хотел не Юлия убить, а, воспользовавшись доверием постоянно наивного коня, править Киевом. Обманув князя, захватил власть в Киеве, превратив город в своеобразный Лас-Вегас с казино и прочими азартными играми и даже переименовав его в «Лас-Киев». После 2 раунда игры из-под Троянского коня появились богатыри, тогда Дуб снял лиственную часть и стал электрическим, но всё-таки был побеждён.
- Живодёры — два брата-близнеца, прислужники Дуба. Забирают проигрыш и избивают игрока с помощью своих дубин, если тот не желает с ним расставаться. Дуб признаётся, что они — бывшие студенты.
- Мама Ильи Муромца — заботливая и гостеприимная. В этом фильме приютила богатырей, проигравших Дубу в хоккей все своё имущество.
- Княжеский писарь — добрый и хороший слуга и ярко выраженный чинопочиталец.
- Потаня — лихой пират, от которого купцам честным жизни не стало. Был побежден богатырями посаженным на гору Аляски. Впоследствии он изменился.
- Усыня — юнга на пиратском корабле. Хитер, как и Потаня, но более труслив.
- Пастух — пастух летающих коней — пегасов. Умный и находчивый.
- Боярин Антип (Александр Боярский) — главнейший советник князя. Вероятно, справляет также должность постельничего. Толст и невысок, носит постоянно одну и ту же одежду. Антип умный боярин и предан своему господину, но в этом фильме кажется зловещим. Дружен с худым и долговязым боярином Онуфрием.
Роли исполняют
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Сергей Маковецкий | Князь Киевский |
| Дмитрий Быковский | Илья Муромец |
| Валерий Соловьёв | Добрыня Никитич |
| Олег Куликович | Алёша Попович |
| Дмитрий Высоцкий | конь Юлий |
| Анатолий Петров | Тихон |
| Елена Шульман | Настасья Филипповна |
| Екатерина Гороховская | Любава |
| Мария Цветкова | Алёнушка |
| Гоша Куценко | пират Потаня |
| Дмитрий Нагиев | Дуб |
| Наргиз Закирова | цыганка Луладжа |
| Михаил Черняк | рассказчик |
| Максим Сергеев | пират Усыня |
| Михаил Хрусталев | Gевец |
| Александр Боярский | боярин Антипка |
Напишите отзыв о статье "Три богатыря. Ход конём"
Примечания
- ↑ [melnitsa.com/project/tri_bogatyrya_na_dalnikh_beregakh/#/news/ Новости о проекте «Три богатыря. Ход конём»]
Ссылки
- [3bogatirya.ru Официальный сайт мультфильма «Три богатыря. Ход конём» ]
- [melnitsa.com/project/tri_bogatyrya_na_dalnikh_beregakh/#/project/try_bogatirya_hod_konem/ «Три богатыря. Ход конём»] на сайте студии «Мельница»
- [ctb.ru/films/three-heroes-6/ «Три богатыря. Ход конём»] на сайте кинокомпании «СТВ»
- [ru.threebogatursy.wikia.com/wiki/Три_богатыря._Ход_конём/ «Три богатыря. Ход конём»] на сайте «Поколение Х»
Отрывок, характеризующий Три богатыря. Ход конём
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.
Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
