Триратна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Три драгоценности»)
Перейти к: навигация, поиск

Трира́тна (санскр. त्रिरत्न, triratna IAST, «три драгоценности»; пали: Tiratana; кит. 三宝, Саньбао; яп. 三宝, Сампо; монг. гурван эрдэнэ) — в буддизме — три драгоценности буддийской доктрины:[1]

Триратна является своеобразным символом веры буддиста. Восприятие Будды как учителя и проводника, его дхармы как закона, а сангхи как сообщества единомышленников, является непременным атрибутом буддийского мировоззрения:

  1. Есть Будда — совершенно Просветлённое, всеведущее существо, достигшее духовных вершин естественным образом через развитие ума и сердца в длинной последовательности рождений (сансара). Главными из этих вершин являются Просветление (бодхи) и Успокоение (нирвана), которые знаменуют окончательное Освобождение (мокша) и достижение высшей цели духовных устремлений в индийской и других восточных культурах, что не доступно ни богам, ни святым других религий.
  2. Есть Дхарма — Закон, открытый Просветлённым. Этот Закон является смысловым ядром Вселенной, в соответствии с ним происходят все процессы вне и внутри человеческих судеб, с его помощью можно понять законы жизни и общества, взаимосцепленность и взаимозависимость всего. Закон этот Будда постиг и сообщил ученикам в виде Слова, Текста сутр. Тексты Закона Будды несколько столетий передавались изустно. В I в. до н. э. они были впервые записаны на пали. Эти писания составили канон школы тхеравадинов (старейшин) и назывались «Три корзины» (санскр. Трипитака, на пали — Типитака): «Корзина текстов по монашеской дисциплине и нравственному воспитанию» (Виная-питака), «Корзина текстов [Слова Будды]» (Сутра-питака, на пали — Сутта-питака) и «Корзина текстов высшего Закона» (Абхидхарма-питака, на пали — Абхидхамма-питака). Именно в корзинах, плетеных коробах, хранились пальмовые листы записей текстов, распределенных по отделам. Эти названия собрания Слова Будды сохранились доныне, хотя в других школах каноны содержательно иные.
  3. Есть Сангха — община равных, не имеющих никакой собственности, нищенствующих (бхикшу, на пали — бхиккху), сообщество носителей Закона, хранителей знаний и мастерства, которые из поколения в поколение следуют путём Будды.




Триратна в дзэн

«Истинное прибежище» в буддийской школе дзэн считается тождественным природе Будды, поэтому его, согласно учению, следует искать не во внешнем мире, а в глубине своего «я»[2], на что указывал шестой патриарх дзэн Хуэйнэн[3]:

Тебя уверяют: «Ищи прибежище в Будде, Дхарме, Сангхе». А я говорю тебе: «Ищи прибежище в себе самом». Будда — внутри тебя, ибо Будда — значит пробуж­денный, а пробуждение может происходить лишь из­нутри. Дхарма — внутри тебя, ибо Дхарма — значит праведность, а праведность ты можешь найти только в себе самом. И Сангха — внутри тебя, ибо Сангха есть чистота, а чистоту ты можешь найти только в себе са­мом.

Второй дзэнский патриарх Хуэйкэ ответил на вопрос будущего третьего патриарха Сэнцаня о том, что такое Дхарма и Будда, следующим образом: «Будда есть сам ум. Сам ум есть Дхарма. Будда тождествен Дхарме, тождествен сангхе»[4].

Один из диалогов между монахом и наставником Янь-яном описывает три драгоценности следующим образом[5]:

— Что такое Будда?
— Кусок глины.
— Что такое Дхарма?
— Земля движется.
— Что такое Сангха?
— Тот, кто ест жидкую кашу и рис.

Символика

Традиционно триратна изображается в виде тройственного символа: трезубца тришулы, обрамленного алмазной ветвью (ваджрой), расположенного поверх цветка чакры с цветком лотоса. Другой вариант этого символа — три разноцветных прозрачных сферы, часто в виде трёх кругов — был использован Н. К. Рерихом в дизайне Знамени мира.

Напишите отзыв о статье "Триратна"

Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Триратна

Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая: