Сергиева Приморская пустынь

Монастырь
Свято-Троицкая Сергиева Приморская пустынь
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург, Стрельна, Санкт-Петербургское шоссе, дом 15
Координаты	59°51′12″ с. ш. 30°05′24″ в. д.59.85333° с. ш. 30.09000° в. д. / 59.85333; 30.09000
Конфессия	Православие
Епархия	Санкт-Петербургская
Основатель	архимандрит Варлаам (Высоцкий)
Дата основания	1734
Дата упразднения	1931—1993
Известные насельники	Игнатий Брянчанинов, Герман Аляскинский
Настоятель	игумен Николай (Парамонов)
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810427000
Состояние	восстанавливается
Сайт	[www.pustin.spb.ru Официальный сайт]

Свя́то-Тро́ицкая Се́ргиева Примо́рская пу́стынь (Троице-Сергиева пустынь) — мужской монастырь (пустынь) Санкт-Петрбургской епархии, сейчас формально находится на территории посёлка Стрельна, ныне в черте города Санкт-Петербурга. Основан в 1734 году; до 1918 года имела статус первоклассной обители; с 1819 до 1834 год находилась в ведении петербургских викариев — епископов Ревельских. Примыкающий к пустыни посёлок Сергиево с одноименной железнодорожной станцией в 1918 г. переименован в посёлок Володарский. В 2010 г. железнодорожной станции возвращено её первоначальное название.

История

В 1734 году императрица Анна Иоанновна передала земли в 19 верстах от Петербурга на берегу Финского залива своему духовнику, настоятелю Троице-Сергиевой лавры архимандриту Варлааму (Василию Высоцкому). Ранее на этих землях была мыза («Приморская дача») старшей сестры Анны Иоанновны, дочери царицы Прасковьи — Екатерины, герцогини Мекленбург-Шверинской.

Варлаам перенес из Петербурга в обитель деревянную церковь, возвел деревянные стены, кельи и каменный корпус наместника. По проекту П. А. Трезини кельи в 1756—1760 годах были выстроены из кирпича, а к 1764 году на углах стен появились башни. В том же году монастырь, где жило около 20 монахов, отделился от Троице-Сергиевой лавры и стал управляться собственным архимандритом.

Около 1773 года в пустынь поступил послушником в возрасте 16 лет будущий преподобный Герман Аляскинский и пробыл здесь пять лет, после чего ушёл на Валаам.

Расцвет пустыни начался в 1834, когда её наместником был назначен архимандрит Игнатий (Брянчанинов), автор знаменитых «Аскетических опытов». Уже через год он объединил братские корпуса галереей, в которой устроил трапезную, привёл в порядок хозяйство и отремонтировал храмы. Монастырским хором при нём руководил известный духовный композитор протоиерей П. И. Турчанинов, который в 1836—1841 был священником в соседней Стрельне.

Дело архимандрита Игнатия продолжал в 1857—1897 архимандрит Игнатий (Малышев). Большой известностью пользовался в то время в столице духовник братии иеромонах Герасим, выпускник столичного университета, скончавшийся в 1897 году.

С 1915 года до конца 1918 настоятелем был архимандрит Сергий (Дружинин) (впоследствии епископ); с начала 1919 до своей кончины в январе 1930 года — игумен Иоасаф (Меркулов); последний настоятель до закрытия — архимандрит Игнатий (Егоров).

Перед революцией в обители, обладавшей капиталом в 350 тыс. руб., было семь храмов и жило около 100 человек братии, из которых по давней традиции выбирались судовые священники для русского военного флота.

В 1919 году пустынь была закрыта, насельники отправлены в ссылку, монастырское кладбище начало уничтожаться. Часть братии осталась жить среди воспитанников основанной в зданиях монастыря детской трудовой колонии — коммуны «Труд»; в школе при колонии в 1925 г. обучалось 265 детей.

В 1930-е годы в монастырские здания въехала Школа переподготовки начсостава военизированной охраны промышленности ВСНХ СССР им. Куйбышева. Свято-Троице-Сергиева пустынь серьёзно пострадала в 1930-х годах, а также была затронута разрушениями в период Великой Отечественной войны.

В 1960-е гг. в здания монастыря въехала Специальная средняя школа милиции. Наибольшие потери монастырские храмы и кладбище понесли в 1960-е годы.

Пустынь была вновь открыта в 1993 году, когда был принят приказ о её поэтапном возвращении церкви.

Кладбище

См. также: Категория:Похороненные в Сергиевой Приморской пустыни

На кладбище, ещё с екатерининских времен, "подобно кладбищам Александро-Невской лавры, Донского и Симонова монастырей в Москве, " хоронили умерших из знатных родовитых семей: Апраксины, Дурасовы, Мятлевы, Строгановы; здесь упокоились также Ольденбургские, Потемкины, Шереметевы, Зубовы, Энгельгардты, Нарышкины, Опочинины, Голенищевы-Кутузовы, Разумовские, Фредериксы, Стенбок-Фермор и члены других известнейших в русской истории фамилий. На кладбище хоронили министров, сенаторов, членов Государственного совета, высших сановников, среди них были:

• государственный деятель князь П. А. Зубов
• дипломат, канцлер, лицейский товарищ Пушкина — князь Горчаков, Александр Михайлович
• генерал П. А. Чичерин,
• а также потомки великого русского полководца А. В. Суворова.

В 1813 году, после кончины М. И. Кутузова, в период с 24 мая по 11 июня 1813, его прах покоился в Троицком соборе обители, для всенародного прощания, на то время, пока в Казанском соборе готовили его усыпальницу.

В 19 веке здесь были похоронены строители храмов пустыни — архитекторы А. М. Горностаев и А. И. Штакеншнейдер; поэт И. П. Мятлев, артист и оперный певец В. М. Самойлов.

Массированное уничтожение кладбища началось в 1930-е годы, после того, как в монастырские здания въехала Школа переподготовки начсостава военизированной охраны промышленности ВСНХ СССР им. Куйбышева; кладбище сровняли с землей, но уничтожить его окончательно помешала начавшаяся война. В 1930 г. главный хранитель музеев-некрополей в Александро-Невской лавре Н. В. Успенский составил список двадцати пяти надгробных памятников, находящихся в пустыни и «подлежащих непременному сохранению». Из родовой усыпальницы Зубовых в фонды Русского музея передали бронзовые и мраморные бюсты работы С. П. Кампиони, С. С. Пименова, П . А. Ставассера. В Некрополь XVIII в. перенесли надгробия А. А. и С. А. Баташевых. В 1931 г., прах В. М. Самойлова и его дочерей Веры и Надежды перенесли в Некрополь мастеров искусств. Уцелело надгробие архитектора А. М. Горностаева.

К 1993 году, когда в монастыре вновь появились насельники, кладбища уже не существовало, на его месте находился плац, покрытый асфальтом.

В 1995—2000 годы восстановлены надгробия над некоторыми захоронениями: канцлера А. М. Горчакова, архитектора А. И. Штакеншнейдера, принцев П. Г. Ольденбургского и К. П. Ольденбургского, генерала П. А. Чичерина и его супруги, А. А. Куракиной.

Троицкий собор

Троицкий собор был заложен в 1756 г. Строительство храма велось по проекту и под руководством П. А. Трезини и закончилось в 1760 году. На освящении собора в августе 1763 года присутствовала императрица Екатерина Вторая, посещавшая пустынь и ранее.

Пятиглавый собор возвышался в центре архитектурного ансамбля монастыря. Храм эффектно возвышался над остальными монастырскими постройками. Купола его были широко расставлены. Стены расчленены пилястрами, особую нарядность придавали лепные украшения. Внутренняя отделка храма отличалась пышностью и богатством. На горнем месте до 1917 г. стоял образ Пресвятой Троицы, написанный в 1840 г. акад. К. П. Брюлловым.

Главными святынями храма была чудотворная икона прп. Сергия Радонежского и два креста с частицами мощей прп. Сергия и вмц. Варвары.

Приделы храма были освящены — правый, во имя свв. апостолов Петра и Павла; левый, во имя свв. Захарии и Елизаветы. Этот последний придел был позднее, закрыт, и затем вновь освящён во имя Усекновения главы святого Иоанна Предтечи. Перестройкой придела руководил архитектор А. Мельников.

Над могилой основателя монастыри архимандрита Варлаама (Высоцкого, Василия Антиповича, 1665—1737), неподалёку от алтаря Троицкого собора, стояла часовня. В 1864 г. она была перестроена А. М. Горностаевым, и в 1873 году в ней погребли духовного композитора схимонаха Михаила (Чихачёва) и схимонаха Макария (Макарова) В часовне находилась икона Тихвинской Божией матери.

Службы в соборе продолжались вплоть до 1931 года. Собор был взорван в 1960 году, во время хрущёвской антирелигиозной кампании.

Церковь святого мученика Валериана

Церковь святого мученика Валериана имеет следующую историю. В 1804 г. от ран, полученных в персидском походе, скончался покоритель Дербента, граф Валериан Александрович Зубов, завещавший выстроить над своей могилой церковь с инвалидным домом для «увечных воинов». Выполнить волю покойного взялись его братья Платон и Николай Зубовы, впоследствии оба захороненные в этой церкви. Всё время своего существования храм и богадельня содержались на средства Зубовых. 16 сентября 1805 года в западной части монастыря, рядом с оградой, над могилой Зубова по проекту Л. Руска была заложена церковь во имя св. мученика Валериана с богадельней. В 1805—1809 гг., в западной части Сергиевой пустыни, было построено двухэтажное ампирное здание с портиком, проект которого выполнил Л. Руска. Церковь святого Валериана, выстроенная в виде овальной ротонды, находилась в центральной части строения; иконостас в этом храме (одноярусный) был также размещён полукругом. Храм был освящён 21 июня 1809 архимандритом Порфирием (Кирилловым) в 1808—1809 гг. бывшего настоятелем пустыни, в годовщину смерти графа В. А. Зубова. Первые инвалиды — насельники Зубовской богадельни появились в 1814 году.

В крипте церкви святого Валериана находилась семейная усыпальница графов Зубовых, где к началу XX в. насчитывалось двадцать семь захоронений, многие из которых были украшены мраморными и бронзовыми бюстами. В крипте церкви были похоронены братья Николай, Дмитрий и Платон Зубовы, их дети и внуки, а также дочь и внук А. В. Суворова — Наталья Александровна Суворова-Зубова и Александр Аркадьевич Суворов. Над входом в усыпальницу была помещена доска из черного мрамора, на которой вызолоченными буквами написано: «Храм вечного упокоения роду светлейшего князя и графов Зубовых сооружен 1809 г.». В 1865—1866 акад. Н. А. Лавров написал четыре новых образа для иконостаса церкви Св. Валериана.

Церковь, как и все остальные храмы пустыни, был закрыта в 1919 г. В здании храма разместились мастерские трудовой колонии. В 1923 году были уничтожены все захоронения Зубовых. Здание сохранилось, но вследствие перестроек 1935 г. его вид искажён: оно надстроено (в центре на один этаж, по краям на два), изменены некоторые детали отделки.

Церковь Покрова пресвятой Богородицы

Покровский храм был основан в 1844 г., по заказу князя Михаила Викторовича Кочубея. Храм возводился над могилой его внезапно умершей молодой жены, княгини Марии Ивановны Кочубей (05.12.1818—20.01.1843). Проект, начатый архитектором Р. И. Кузьминым, в 1859—1863 гг. был переделан архитектором Гаральдом Боссе. Покровский храм был освящён архимандритом Игнатием в 1863 году.

Церковь была взорвана в 1964 году.

Церковь Воскресения Христова

Церковь Воскресения Христова был заложена в 1877 г. и освящена в июле 1884 г. петербургским митрополитом Исидором. Проект храма в византийском стиле, вмещающего две с половиной тысячи человек, принадлежал А. А. Парланду. Храмовые фасады из разноцветного кирпича были украшены барельефами, изображающими русских святых (скульптор Р. Р. Бах), в окнах храма стояли витражи. По модели скульптора А. М. Опекушина были сделаны два посеребренные Ангела Воскресения, поддерживающие золоченые царские врата. Образа царских врат были написаны па перламутре. Перед низким иконостасом с иконами на золотом фоне стояли два великолепных многосвечника, исполненных из лазурита и золоченой бронзы на фабрике Шопена. В храме было освящено три придела.

В 1877 году архимандрит Игнатий освятил нижний придел Архистратига Михаила, в память погребенного в нем вице-адмирала М. П. Голицына. Нижняя церковь называлась, вследствие этого захоронения, «Голицынской», и именно в ней находились все почетные захоронения: герцог Н. М. Лейхтенбергский и его супруга графиня Надежда Сергеевна Богарне (урожд. Анненкова), министр народного просвещения А. С. Норов, генерал, сенатор Ф. Я. Миркович, генерал-адъютант А. А. Кавелин. Здесь же был погребён и сам скончавшийся 16 мая 1897 г. архимандрит Игнатий, в течение сорока лет возглавлявший пустынь. В настоящее время его останки покоятся в храме преподобного Сергия, куда они, по инициативе иеромонаха Игнатия (Бузина), были перенесены в 1997 году, в год столетия со дня преставления архимандрита.

Церковь была снесена в 1968 году.

Церковь Григория Богослова

Храм Григория Богослова тоже был выстроен, как усыпальница, в 1855—1857 гг, в русско-византийском стиле, по проекту А. И. Штакеншнейдера. Храм строился над могилой генерал-лейтенанта Григория Григорьевича Кушелёва (младшего), на пожертвования его вдовы, Е. Д. Кушёлёвой (урожд. Васильчиковой), владелицы имения в Лигово.

Другие храмы и усыпальницы

В церкви преподобного Сергия Радонежского в приделе мученицы Зинаиды (освящен в 1861 г.) покоилась княгиня Зинаида Ивановна Юсупова. Нижние приделы занимали богатые семейные гробницы Клейнмихелей, Карцевых, Шишмарёвых, Игнатьевых и других богатых фамилий.

В 1862 году над монастырскими воротами была возведена церковь во имя св. Саввы Стратилата. Церковь строилась про проекту А. М. Горностаева, на средства М. В. Шишмарёва, в память крупнейшего российского предпринимателя, мецената С Я. Яковлева.

В восточной части монастыря находилась часовня с иконой Рудненской Божией матери. На Большой Петергофской дороге стояли ещё две часовни. Настоятельские кельи монастыря были выстроены в 1760 году, в них располагалась также картинная галерея. Каменная братская трапезная была построена по проекту настоятеля Игнатия Брянчанинова, а двухэтажные корпуса братских келий со святыми воротами — по проекту А. М. Горностаева в 1862 году. При монастыре находились, кроме общих братских келий, обширная библиотека, двухклассная церковно-приходская школа с общежитием, инвалидный дом и монастырская больница.

Закрытие храмов монастыря началось в 1919 году, но Троицкий собор действовал до 1931 года. С его закрытием были арестованы или разогнаны последние монахи пустыни. Известно, что двое из них, последний настоятель пустыни архимандрит Игнатий (Егоров) и иеромонах Филимон (Алексеев), служили на приходах Ленинградской епархии до Большого террора 1937—1938 годов, когда были арестованы и расстреляны.

В 1968 году была снесена Воскресенская церковь. В 1960 и в 1964 гг. был взорваны Троицкий собор и Покровская (Кочубеевская) церкви. Распоряжение о сносе храмов было подписано главным архитектором Ленинграда В. А. Каменским и членом-корреспондентом Академии архитектуры СССP И. И. Фоминым.

Сохранившиеся храмы монастыря

• Церковь преподобного Сергия Радонежского (1854—1856, арх. А. М. Горностаев) —  Объект культурного наследия РФ № 7810427021
  • Придел Христа Спасителя
  • Придел Спаса Происхождения Честных Древ.
  • Придел мученицы Зинаиды
• Церковь Святителя Григория Богослова (1855—1857, арх. А. И. Штакеншнейдер) — реставрируется  Объект культурного наследия РФ № 7810427019
• Церковь Саввы Стратилата (1859—1864, арх. А. М. Горностаев) — надвратная церковь  Объект культурного наследия РФ № 7810427008
• Часовня Покрова Пресвятой Богородицы (1873, арх. Д. И. Гримм) не сохранилась.

Церковь Саввы Стратилата	Икона над Святыми вратами	Церковь преподобного Сергия Радонежского	Церковь Святителя Григория Богослова

Церковь во имя преподобного Сергия

12 мая 1735 архим. Варлаам освятил во имя прп. Сергия первую церковь в пустыни, подарив ей серебряные сосуды. Она была деревянной и привезена из усадьбы царицы Параскевы Феодоровны на Фонтанке, где именовалась Успенской.

В 1756—1758 эту церковь заменили новой, разместив на первом этаже в северном флигеле. Иконостас и утварь были в неё перенесены из прежней постройки; Иконы написал М. Довгалев. После новой отделки это помещение освятил 18 июня 1822 епископ Ревельский Григорий, а 26 апреля 1852 в подвале, в усыпальнице кн. Чернышёвых, был освящён «пещерный» придел Спаса Происхождения Честных Древ.

Опираясь на денежную помощь кн. 3. Н. Юсуповой, арх. А. М. Горностаев в 1854 году приступил к полной перестройке храма в византийском стиле. Он сделал его пятиглавым и двухэтажным, внизу разместив приделы — Христа Спасителя с усыпальницей Апраксиных (освящён 4 июля 1857) и мц. Зинаиды (освящён 28 апреля 1861) с могилами кн. Юсуповых, где стоял иконостас из розового кипариса. Освящение главного придела произвел 20 сентября 1859 митрополит Григорий в присутствии великих князей Константина Николаевича и Николая Константиновича.

Вмещавший 2000 человек храм освещался двумя рядами романских окон с витражами. Внутреннее его пространство делилось на нефы восемью колоннами из полированного тёмно-красного гранита, которые поддерживали хоры. Потолок, как в ранне-византийских базиликах, был перекрыт деревянными балками. Меж арок Р. Ф. Виноградов (по эскизам М. Н. Васильева) написал на золотом фоне византийский орнамент.

Иконостас был сделан по рисунку А. М. Горностаева, с колоннами из порфира и деталями из каррарского мрамора, малахита, лазурита и полудрагоценных камней. Образа в царских вратах из золочёной бронзы исполнили акад. Н. А. Лавров, автор фресок, и М. Н. Васильев.

А. Н. Муравьёв, видный духовный писатель, пожертвовал в 1861 храму серебряный ковчежец с частицами святых мощей, который он получил от александрийского патриарха Иерофея, а в следующем году А. С. Норов — мраморную колонну высотой 60 см с образом Рождества Богородицы, привезенную им из иерусалимского дома свв. Иоакима и Анны. Из золочёного серебра была сделана дарохранительница.

Храм был закрыт в 1920-е годы; сохранился, но сильно переделан. Вновь открыт в 1993 (первая служба состоялась в праздник Введения 1993 года). В 1994—1995 гг. алтарная апсида храма была расписана, в технике фрески художником С. Н. Спицыным. Создавая проект росписи алтарной апсиды, художник взял за образец византийскую иконографию собора Монреале.

Разрушенные храмы монастыря

• Троицкий собор (Собор Пресвятой Троицы) (1756—1760, арх. П. А. Трезини) — закрыт в 1931 году, взорван в 1960 году.
• Воскресенский собор (Собор Воскресения Христова) (1877—1884, арх. А. А. Парланд) — закрыт в 1920-е годы, разобран в 1968 году.
• Церковь Покрова Пресвятой Богородицы (1844—1863, арх. Р. И. Кузьмин, Г. Э. Боссе) — взорвана в 1964 году.
• Церковь Валериана Мученика (1805—1809, арх. Л. И. Руска) — в инвалидном доме, закрыта в 1919 году, восстанавливается.
• Часовня Иконы Божией Матери Рудненская (1876, арх. Д. И. Гримм) — погибла в годы Великой Отечественной войны.
• Часовня Иконы Божией Матери Тихвинская (1863—1864, арх. А. М. Горностаев) — погибла в годы Великой Отечественной войны.

Фото начала XX века

Троицкий собор	Воскресенский собор	Церковь Покрова Пресвятой Богородицы	Усыпальница принцев Ольденбургских

Настоятели

• Варлаам (Высоцкий) (1734—1737)
• Арсений (Воронов) (1737—1738)
• Амвросий (Дубневич) (1739—1742)
• Кирилл (Флоринский) (1742—1743)
• Арсений (Могилянский) (1744—1752)
• Афанасий (Вольховский) (1752—1758)
• Гедеон (Криновский) (1758—1761)
• Лаврентий (Хоцятовский) (1761—1764)
• Варлаам (Синьковский) (1765—1766)
• Димитрий (Грозинский) (1767—1770)
• Иосиф (Чернявский) (1770—1774)
• Вениамин (Краснопевков-Румовский) (1774)
• Транквиллин (1774)
• Палладий (1774—1778)
• Иоасаф (Заболотский) (1778—1782)
• Макарий (Сусальников) (1782—1787)
• Иннокентий (Полянский) (1787—1788)
• Анатолий (1788—1792)
• Арсений (Тодорский) (22 мая — 16 декабря 1792)
• Досифей (Ильин) (1793—1795)
• Анастасий (Братановский) (1795—1796)
• Феофилакт (Русанов) (1796—1798)
• Амвросий (Протасов) (1798—1799)
• Флавиан (Ласкин) (1799)
• Амвросий (Протасов) (1799—1800)
• Вениамин (Жуков) (1800—1802)
• Евгений (Болховитинов) (1802—1804)
• Августин (Сахаров) (1804—1806)
• Израиль (Звягинцев) (1806—1808)
• Порфирий (Кириллов) (1808—1809)
• Анатолий (Максимович) (1809—1812)
• Мефодий (Пишнячевский) (1812—1813)
• Иннокентий (Смирнов) (1813—1816)
• Дамаскин (Россов) (1816—1819)

епископы Ревельские

• Владимир (Ужинский) (1819—1822)
• Григорий (Постников) (1822—1826)
• Никанор (Клементьевский) (1826—1831)
• Смарагд (Крыжановский) (1831—1833)
• Венедикт (Григорович) (1833)

архимандриты

• Игнатий (Брянчанинов) (1834—1857)
• Игнатий (Малышев) (1857—1897)
• Варлаам (Никифоров) (1897—1901)
• Михаил (Горелышев) (1901—1915)
• Сергий (Дружинин) (1915—1919)
• Иоасаф (Меркулов) (1919-1930)
• Игнатий (Егоров) (1930—1931)

Как добраться

• От ж.д. ст. Сергиево пешком или автобусами 229, 359.
• От ст. метро «Автово» — трамвай 36, автобусы 200, 210, 229.
• От ст. метро «Автово», «Ленинский проспект» или «Проспект Ветеранов» — маршрутные такси, идущие в Петергоф и Ломоносов.

Литература

• Владимир Котляров [www.krotov.info/libr_min/from_1/0036kotl.html Троице-Сергиева пустынь Петроградской епархии (Исторический очерк).] — Ленинград, 1958.
• Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир Обитель Северной столицы Свято-Троицкая Сергиева пустынь. Исторический очерк. — СПб: Сатисъ, 2002. — 232 стр. ISBN 5-7373-0233-4
• Антонов В. В., Кобак, А. В. Святыни Санкт-Петербурга: Историко-церковная энциклопедия: В 3-х тт. — СПб., Издательство Чернышева, 1996.
• Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Санкт-Петербурга: Христианская историко-церковная энциклопедия. — СПб.: Лики России, 2003. — 429 с.
• Сойкин П. П. Троице-Сергиева пустынь в Петергофском уезде // Православные русские обители: Полное иллюстрированное описание православных русских монастырей в Российской Империи и на Афоне. — СПб.: Воскресение, 1994. — С. 191. — 712 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-88335-001-1.
• Троице-Сергиева мужская пустынь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004072482#?page=1 Первоклассная Троицко-Сергиева Приморская пустынь С.-Петербургской епархии]. — СПб.: Издание Троицко-Сергиевой Пустыни, 1909. — 33 с.

Ссылки

• [www.pustin.spb.ru/ Официальный сайт Свято-Троицкой Сергиевой приморской мужской пустыни]
• [www.krotov.info/libr_min/from_1/0036kotl.html Троице-Сергиева пустынь] Курсовое сочинение (1958) священника Владимира Котлярова
• [al-spbphoto.narod.ru/Hram/tr-serg.html Свято-Троицкая Сергиева приморская пустынь]

Отрывок, характеризующий Сергиева Приморская пустынь

– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.