Троицкий мост (Москва)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Достопримечательность
Троицкий мост (Москва)

Тро́ицкий (Ризоположе́нский) мост — один из старейших каменных мостов в Москве через реку Неглинную и единственный уцелевший до нашего времени; соединяет Кутафью и Троицкую башни Московского Кремля.





История

По мнению историка Москвы И. Е. Забелина, первый каменный Троицкий мост, вероятно, был построен уже в 1367 году, одновременно с возведением каменных стен Кремля[1]. В документах 1475 года упоминается как «большой каменный мост».

Девятипролётный кирпичный мост был сооружен в 1516 году по проекту итальянского архитектора Алевиза Фрязина примерно в одно время с основным комплексом сооружений современного Кремля. Назывался он тогда Ризоположенский, по тогдашнему названию Троицких ворот.

Некоторые пролёты моста были непроточными и создавали дамбу на реке Неглинная, поэтому выше Троицкого моста находился пруд (аналогично, выше по течению находился пруд, созданный дамбой у Воскресенского моста). Запруды на реке Неглинная использовались в фортификационных целях.

Троицкий мост соединял район Кремля с торговым и ремесленным Белым городом за рекой Неглинной — Занеглименьем. Парадный путь через мост внутрь Кремля вёл к Патриаршим палатам и к покоям царицы и царевен (Золотая Царицына палата); из Кремля дорога через мост вела на северо-запад — по Волоцкой (Волоколамской) — и запад — Смоленской дорогам.

„На сем-то мосту 30 апреля 1598 года встречен был духовенством, синклитом, воинством и всеми гражданами избранный на царство Борис Годунов "[2].

В XVI — XVIII веках вблизи Троицкого моста располагалось большое количество торговых лавок.

В XVII веке мост имел деревянную подъёмную часть. В конце XVIII века вплоть до моста построили набережные, которые в 1817-1823 годах разобрали и у стен Кремля разбили сад и сохранили пруды. В это время мост имел 13 пролётов.

После пожара 1812 года была проведена реконструкция всей территории, прилегающей к Кремлю, под руководством архитектора О. И. Бове. Река Неглинная была перекрыта сводами, в результате Троицкий мост потерял своё прежнее назначение и оказался в центре Александровского сада, однако по-прежнему составляет часть пути в Кремль через Троицкие ворота.

При устройстве Александровского сада к Троицкому мосту пристроили пологие сходы и лестницы для прохода с моста в сад.

Троицкий мост неоднократно перестраивался. Около 1793 года были выложены своды над арочными проёмами и сделаны другие изменения. В 1876 году мост был реставрирован. А в 1901 году заново перестроен, после чего приобрёл современный вид. При этом заложили все арки, кроме центральной, сходы и лестницы сломали и по мостовому парапету поставили двурогие зубцы [3] В 1975 году мост отреставрировали и освободили его юго-западный фасад от пристройки.

Большие реставрационные работы были проведены в 70-х годах XX века, а также в 2000 году.

См. также

Напишите отзыв о статье "Троицкий мост (Москва)"

Литература

  • Надежин Б. М. Мосты Москвы. — М.: Моск. рабочий, 1979. — 192 с., ил. (с. 113—191). — 50.000 экз.

Примечания

  1. [www.rusarch.ru/zabelin1.htm И. Е. Забелин. История города Москвы. М., 1905.], с. 417
  2. Малиновский А.Ф. Обозрение Москвы, М. 1992, с. 131.
  3. Романюк С.К. Москва. Вокруг Кремля и Китай-города: Путеводитель, М. 2008, с. 19.

Ссылки

  • [www.kreml.ru/main.asp Московский Кремль]
  • [www.intomoscow.ru/modules.php?name=Contentp&pa=showpage&pid=415&cid=c Путеводитель по Москве]

Отрывок, характеризующий Троицкий мост (Москва)

– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.