Троицкий собор (Псков)

Православный храм
Троицкий собор Свято-Троицкий кафедральный собор
Страна	Россия
Город	Псков
Конфессия	Православие
Епархия	Псковская
Тип здания	Собор (храм)
Архитектурный стиль	Московская традиция XVII века
Автор проекта	Мастер Кирилл
Первое упоминание	вторая половина Х в.
Строительство	1682—1699 годы
Основные даты: X век — Строительство деревянного храма по поручению Ольги 1137 — Пожар и уничтожение 1137-1138 — Строительство второго храма 1363 — Обрушение свода храма 1365 — Строительство третьего храма на старом основании 1609 — Уничтожение внутреннего убранства в результате пожара 1682-1699 — Строительство современного здания собора
Реликвии и святыни	мощи святых благоверных князей: Всеволода-Гавриила и Довмонта-Тимофея, юродивого Николая Салоса, преподобномученика Иоасафа Снетогорского, иконы Божией Матери: Чирская и Псково-Покровская
Состояние	Хорошее

Свято-Троицкий кафедральный собор в Пскове — православный храм, кафедральный собор Псковской епархии. Входит в состав архитектурного ансамбля Псковского крома и является главным его строением.

Сегодняшнее, четвёртое по счёту, здание собора было построено в 1699 году, на том же месте, где стояли предыдущие храмы. Первый собор, построенный в X веке, по распоряжению княгини Ольги, был деревянным, и простоял до первой половины XII века, когда был уничтожен пожаром. Второй собор был уже каменным и заложен, по церковному преданию, в 1138 году святым благоверным князем Всеволодом Мстиславичем (по исследованиям Н. Н. Воронина, П. А. Раппопорта и Ю. П. Спегальского — в конце 1180-х — начале 1190-х годов). В 1363 году произошло обрушение свода храма и в 1365 году на старом основании заложен новый собор. В 1609 году, во время сильного пожара, в соборе все сгорело, кроме гробницы святого князя Довмонта и мощей святого князя Всеволода. Храм был исправлен и так простоял до 1682 года, когда на его месте было начато строительство нового каменного собора на старой основе. В 1699 году было завершено строительство четвёртого собора, дошедшего до наших дней.

Храмы-предшественники

Активное формирование города Пскова началось в начале X века на пересечении двух рек Псковы и Великой. Место строительства храма, который должен был стать центром поселения, выбрала урождённая здесь великая княгиня Ольга, посетив псковскую землю в 957 году. Как гласит летопись, когда она стояла на берегу реки, ей явилось видение в виде трёх лучей, указывающих на это место — именно поэтому храм решили посвятить Живоначальной Троице. Изначальный Троицкий собор был деревянным и сгорел в результате пожара. В 1138 году по распоряжению Всеволода-Гавриила его возобновили: по церковному преданию, в камне, по исследованиям Н. Н. Воронина, П. А. Раппопорта и Ю. П. Спегальского — в дереве, а каменный собор был построен в конце 1180-х — начале 1190-х годов). Каменный собор строили предположительно смоленские строители, — в те времена местная школа зодчества ещё не сложилась. В 1242 году перед началом Ледового побоища в этом соборе вместе с псковичами молился о победе над псами-рыцарями князь Александр Ярославич Невский — в субботу 5 апреля на Чудском озере он сразился с немецкими захватчиками, «овы изби, овы извязав, поведе босы по леду». Здесь молился брат Александра Невского, в будущем Великий князь владимирский Ярослав Ярославич. Литовский князь Довмонт принял в соборе Святое крещение с именем Тимофей, здесь он не раз молился перед битвами о даровании победы псковскому воинству, сюда же приходил, чтобы совершить благодарственный молебен после очередного сражения.

В 1365 году, после обрушения сводов, храм перестроили ещё раз, тоже в камне, но на сей раз возведение осуществляли псковские зодчие во главе с мастером Кириллом, при этом основным строительным материалом стал местный известняк. Постройка была приурочена к освобождению Пскова от новгородской зависимости в 1348 году, являясь одновременно и своеобразным мемориальным сооружением. Здание включало два придела и три главы, стены были расписаны фресками, широко использовались приёмы деревянного зодчества. Мастер старался как можно больше абстрагироваться от близких ему новгородских традиций, так как главной задачей при проектировании было — показать псковскую свободу и самостоятельность.

В 1609 году в результате пожара, охватившего весь город, в соборе все сгорело, кроме гробницы святого князя Довмонта-Тимофея и мощей святого князя Всеволода-Гавриила.

История строительства

Современное, четвёртое по счёту, здание Троицкого собора строилось на протяжении 17 лет и было закончено в 1699 году. Храм возводился на основе предыдущего строения, но при этом существенно вырос в высоту, простираясь вверх на 78 метров. Кроме того, большое влияние на его внешний вид оказали традиции московской архитектуры XVII века, в частности главной частью выделен вытянутый шестистолпный четверик, увенчанный пятью главами, символизирующими Христа и четырёх Евангелистов. В конце XVIII века из-за трещин, образовавшихся вследствие неодинаковой осадки собора, были заложены открытые боковые галереи, а само здание храма укреплено контрфорсами. C 1894—1895 годов внешняя часть строения оштукатурена.

Объёмно-планировочное решение

Несущую функцию выполняют шесть мощных столбов, на которые опираются подпружные арки. Собор имеет два боковых придела и закрытую галерею, соединенную с притвором. В первом ярусе собора устроена церковь во имя преподобного Серафима Саровского, за алтарем которой находится усыпальница, сохранившаяся с древнейших времен. В настоящее время в соборе открыты для богослужений четыре придела: в верхнем ярусе — Троицкий, Казанский и Александро-Невский, в нижнем — Серафимовский. Иконостас Серафимовского придела в 1988 году расписан знаменитым иконописцем архимандритом Зиноном. Во второй ярус ведёт крыльцо с широкой лестницей.

Административное значение

В древние времена перед Троицким собором находилась вечевая площадь — центр общественной жизни Пскова, здесь избирались посадники, призывались князья. В алтаре Троицкого собора хранился меч святого Довмонта-Тимофея (в настоящее время выставлен в Псковском музее-заповеднике), который вручался как благословение всем призываемым на псковский престол князьям. Именем Святой Троицы заключались союзные договоры о сотрудничестве и помощи между русскими княжествами, и скреплённые «крестным целованием» — клятвой на кресте, все грамоты хранились внутри. Подклет Троицкого собора стал местом погребения князей и священства, а впоследствии и псковских архиереев. В частности, здесь похоронен юродивый Никола Салос, который в 1570 году единолично спас город от карательного похода Ивана Грозного. При соборе велось летописание, хранился архив и казна.

В 1935 году собор закрыли, организовав в нём антирелигиозный музей. Возобновление работы храма началось во время немецкой оккупации 1941—1944 годов и с тех пор уже не приостанавливалось.

Святыни

• Мощи святых благоверных князей Всеволода-Гавриила и Довмонта-Тимофея, блаженного Николая Салоса, преподобномученика Иоасафа Снетогорского (находятся в одной большой серебряной раке). На раке изображена икона святого Всеволода-Гавриила.
• Частица Покрова Божией Матери, перенесенная в Свято-Троицкий собор в 2012 году.
• Чудотворная храмовая икона «Святая Троица с деяниями», конец XVI — начало XVII веков. В центре иконы изображено «Гостеприимство Авраама» (явление Аврааму трех Ангелов), в клеймах — другие ветхозаветные сюжеты.
• Чудотворные иконы Божией Матери: Чирская и Псково-Покровская, XVI века.
• Мироточивая обновившаяся икона великомученика Пантелеимона, XVII—XVIII веков.
• Икона святой равноапостольной княгини Ольги, написанная архимандритом Псково-Печерского монастыря Алипием (Вороновым) в XX веке.

Галерея

• Trinity Cathedral Night.JPG

  Троицкий собор ночью

• Крыльцо Троицкого собора в Пскове. Октябрь 2010.JPG

  Крыльцо

• Pskov sobor.jpg
• Krom.JPG

  Вид с южной стороны Псковского Кремля

• Троицкий собор и Советский мост окт2010.jpg

  Вид со Псковы

• Pskov Krom.jpg

  Вид с реки Великой

• Троицкий собор. Иконостас-2.jpg

  Иконостас

• Троицкий собор. Иконостас.jpg

  Иконостас

Литература

• Николай Окулич-Казарин. Спутник по древнему Пскову. — Издание Псковского археологического общества, 2001. — 331 с. — ISBN 5-94542-004-2.

Ссылки

• [www.pskovcity.ru/tserkvi_triniti.htm Свято-Троицкий кафедральный собор] — статья на сайте «Псков City»
• [culture.pskov.ru/ru/objects/object/213 Свято-Троицкий кафедральный собор] — статья на сайте «Псковская земля»

Отрывок, характеризующий Троицкий собор (Псков)

На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.