Троллоп, Энтони

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Энтони Троллоп
Anthony Trollope
Имя при рождении:

Anthony Trollope

Дата рождения:

24 апреля 1815(1815-04-24)

Место рождения:

Лондон (Англия)

Дата смерти:

6 декабря 1882(1882-12-06) (67 лет)

Место смерти:

Лондон (Англия)

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Род деятельности:

прозаик

Годы творчества:

1847—1882

Дебют:

Макдермоты из Балликлорана (1847)

Энтони Троллоп (англ. Anthony Trollope, 24 апреля 1815, Лондон, Англия — 6 декабря 1882, Лондон) — английский писатель, один из наиболее успешных и талантливых романистов Викторианской эпохи. В произведениях Троллопа отразились проблемы его времени — политические, социальные и семейные. В изображении нравов писатель выступал как наследник традиций английских писателей-юмористов XVIII века. Наиболее известными произведениями Троллопа являются его шесть романов из цикла «Барсетширские хроники», действие которых развивается в вымышленном графстве Барсетшир на западе Англии и его главном городе Барчестере. Предметом художественного изображения в этих романах стали жизнь, быт и нравы клерикального англиканского сословия, играющего наряду с помещиками ведущую роль в жизни провинциальной Англии.





Биография

Детство и учеба

Троллоп родился в Лондоне. Отец писателя, Томас Энтони Троллоп, был адвокатом Канцлерского суда. Потеряв всех клиентов, он вместе с семьей переселился в сельскую местность, где собирался завести образцовую ферму. Однако хозяйствование Томаса Троллопа привело его к полному разорению. Томас забросил хозяйство и работал над составлением «Церковной энциклопедии», которая никогда не увидела света. Семья жила в нищете. Из шести детей четверо умерли от туберкулеза. В живых остались двое — Энтони и его старший брат.

Ценой больших усилий матери удалось устроить сыновей в качестве бесплатных приходящих учеников в привилегированную школу Харроу. В школе Энтони страдал от презрения и насмешек богатых учеников.

Стремясь поправить материальное положение семьи, Фрэнсис Троллоп, мать Энтони, в 1827 отправилась в Америку в Цинциннати, где намеревалась открыть торговлю галантерейными товарами. Затея эта потерпела крах. Но, вернувшись в Англию, Фрэнсис сумела написать книгу «Домашний быт американцев» (1832), в которой беспощадно высмеивала нравы жителей Нового Света. Книга имела успех и принесла семье некоторое финансовое благополучие. Фрэнсис решила зарабатывать на жизнь литературным трудом, и из-под её пера один за другим стали выходить романы, потакавшие вкусам невзыскательной публики и в результате быстро раскупавшиеся.

В 1834 отец Троллопа окончательно разорился и был вынужден бежать от кредиторов в Бельгию. Туда последовала и вся семья. В 1835 Томас умер в Брюгге.

Жизнь в Ирландии и начало литературной карьеры

По возвращении в Англию Энтони вынужден был устраиваться на службу, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Он поступил клерком в почтовое ведомство в Лондоне. На этой безрадостной и угнетающей творческую личность службе он провел семь лет.

В 1841 почтовое ведомство предложило ему повышение — должность почтового контролера в Ирландии. На новом месте в 1844 Троллоп женился на Розе Хезелтин. В Ирландии он получил больше свободного времени и решил реализовать свою идею — написать по примеру матери роман. Первые произведения Троллопа были написаны на материале жизни ирландского общества («Макдермонты из Балликлорэна», 1847; «Келли и О’Келли», 1848). Но они не принесли ему признания, так же, как и исторический роман «Вандея» (1855).

Свою писательскую нишу нашёл Троллоп только в романе «Смотритель» (1855), который положил начало «Барсетширским хроникам». Успех Троллопа-писателя был закреплен в романе «Барчестерские башни» (1857) — одном из его лучших произведений. В цикле «Барсетширские хроники» рассматривается деятельность одного из влиятельнейших слоев английского викторианского общества — англиканских священников. В провинциальных городах, в которых нет ни промышленности, ни серьёзной торговли, главным местом действия является собор, а главными действующими лицами — священники, их жены и дети.

Жизнь в Лондоне

В 1859 году Троллоп вернулся в Лондон, занял высокий пост в иерархии почтового ведомства проводил почтовую реформу. В 1868 году он выставил свою кандидатуру на выборах от либералов.

После провала на выборах Троллоп более политикой не занимался, но на основе своих впечатлений от общения с политическим истеблишментом он создал новый цикл романов, объединенный вокруг главного героя — политика Плантагенета Паллисьера, раскрывающий хитросплетения парламентской и правительственной жизни Англии.

В 1871 Троллоп оставил службу. Он путешествовал по различным странам, в том числе по Австралии и Новой Зеландии. В последние годы в творчестве Троллопа нарастал пессимизм, от иронического юмора он перешёл к острой сатире (роман «Как мы теперь живем», 1875).

Упадок популярности и посмертная слава

Писателю пришлось пережить упадок его громкой славы. Причиной утраты популярности в конце 70-х годов были не только ремесленнический характер многих наскоро написанных романов, но и изменившиеся вкусы публики.

Троллоп умер в Лондоне. Похоронен на кладбище Кенсал Грин. После его смерти была опубликована «Автобиография», полная откровенных признаний писателя. В конце XIX - начале XX века творчество Троллопа было полностью забыто.

После мировой войны интерес к его наследию возрастает, и в настоящее время Троллоп — вновь один из самых популярных английских романистов. Лучшее исследование биографии и творчества Троллопа было написано Ч. П. Сноу «Троллоп. Его жизнь и творчество» (1975). Л. Н. Толстой об Энтони Троллопе: "Троллоп убивает меня своим мастерством,— Утешаюсь тем, что у него своё, а у меня своё” [2] .Запись в дневнике от2 ноября 1865 г. о романе "Бертрамы". Запись днём позже: "Кончил Троллопа. Условного слишком много” В 1901 году, в предисловии к роману Поленца “Крестьянин”, Толстой упоминал о судьбе литературного наследия Троллопа — и в дни его славы, и в дни падения — как о свидетельстве “поразительного понижения вкуса и здравого смысла читающей публики”, которая “от великого Диккенса спускается сначала к Джордж Элиоту, потом к Теккерею. От Теккерея к Троллопу, а потом уже начинается безличная фабрикация Киплингов, Голькенов, Ройдер Гагартов и т. п.”. Максим Горький отнёс Троллопа к той группе буржуазных писателей которая "восхваляла и забавляла свой класс " поставив его в один ряд с Полем де Коком. Уистен Хью Оден напротив восхищался троллоповским реализмом: "«Всех романистов в любой стране Троллоп лучше всего понимает роль денег. По сравнению с ним даже Бальзак слишком романтичен».

Романы

Барсетширские хроники

  • 1. Смотритель (1855, The Warden).
  • 2. Барчестерские башни (1857, Barchester Towers).
  • 3. Доктор Торн (1858, Doctor Thorne).
  • 4. Фремлейский приход (1861, Framley Parsonage).
  • 5. Домик в Оллингтоне (1864, The Small House at Allington).
  • 6. Последняя Барсетширская хроника (1867, Last Chronicle of Barset).

Романы о Плантагенете Паллисьере

  • 1. Можно ли её простить? (1864, Can You Forgive Her?).
  • 2. Финеас Финн (1869, Phineas Finn).
  • 3. Бриллианты Юстаса (1873, The Eustace Diamonds).
  • 4. Финеас возвращается (1874, Phineas Redux).
  • 5. Премьер-министр (1876, The Prime Minister).
  • 6. Дети герцога (1879, The Duke’s Children).

Прочие романы

  • Макдермонты из Балликлорэна (1847, The Macdermots of Ballycloran).
  • Келли и О’Келли (1848, The Kellys and the O’Kellys).
  • Вандея (1850, La Vendée:An Historical Romance).
  • Три клерка (1858, The Three Clerks).
  • Бертрамы (1858, The Bertrams).
  • Замок Ричмонд (1860, Castle Richmond).
  • Ферма Орли (1862, Orley Farm).
  • Война Брауна, Джонса и Робинсона (1862, The Struggles of Brown, Jones & Robinson).
  • Рэйчел Рэй (1863, Rachel Ray).
  • Мисс Макензи (1865, Miss Mackenzie).
  • Поместье Белтон (1866, The Belton Estate).
  • Клеверинги (1867, The Claverings).
  • Нина Балацка (1867, Nina Balatka).
  • Лотта Шмидт (1867, Lotta Schmidt & Other Stories).
  • Линда Трессель (1868, Linda Tressel).
  • Он так и знал (1869, He Knew He Was Right).
  • Булхэмптонский викарий (1870, The Vicar of Bullhampton).
  • Сэр Гарри Хатспур из Гумблетвэйта (1871, Sir Harry Hotspur of Humblethwaite).
  • Ральф наследник (1871, Ralph the Heir).
  • Золотой лев в Гронпере (1872, The Golden Lion of Granpère).
  • Гарри Хиткоут из Гэнгула (1874, Harry Heathcote of Gangoil).
  • Леди Анна (1874, Lady Anna).
  • Как мы теперь живем (1875, The Way We Live Now).
  • Американский сенатор (1877, The American Senator).
  • Попенджой ли он? (1878, Is He Popenjoy?).
  • Джон Кэлдигейт (1879, John Caldigate).
  • Око за око (1879, An Eye for an Eye).
  • Кузен Генри (1879, Cousin Henry).
  • Ангел Айалы (1881, Ayala’s Angel).
  • Школа доктора Уортла (1881, Doctor Wortle’s School).
  • Установленный срок (1882, The Fixed Period).
  • Пленник темноты (1882, Kept in the Dark).
  • Мэрион Фей (1882, Marion Fay).
  • Семья господина Скарборо (1883, Mr. Scarborough’s Family).
  • Любовь старика (1884, An Old Man’s Love).

Издание сочинений в русском переводе

  • Барчестерские башни / Перевод И.Гуровой. — М., 1970.
  • Рождество в Томпсон-холле // Годфри Г., [Троллоп Э., Эркман-Шатриан]. Дьявольский эликсир. М.: Столица, Гелеос, АрхивКонсалт, 2011. С. 215—288.

Экранизации

  • Барчестерские хроники / The Barchester Chronicles (Дэвид Джайлз), 1982 г.
  • Дороги, которые мы выбираем / The Way We Live Now (Дэвид Йейтс), 2001 г.
  • Он так и знал / He knew he was right (Том Вон), 2004 г.
  • Доктор Торн / Doctor Thorne (Найал Маккормик), 2016 г., мини-сериал

Напишите отзыв о статье "Троллоп, Энтони"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Троллоп, Энтони

Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…