Тропарь

Тропа́рь (греч. τροπάριον) в православной церкви — краткое молитвенное песнопение, в котором раскрывается сущность праздника, прославляется и призывается на помощь священное лицо. Тропарь в каноне — строфа, следующая за ирмосом, с распевом стихов по его (ирмоса) мелодико-ритмической модели. В западной литургии аналогичные тропарю (в первом значении) функции выполняет коллекта

Структура

В начале тропаря содержится напоминание о заслугах святого («Пленников освободитель…» или «Во плоти Ангел…») или описание праздника («В сей день…» или «Настал день светлого торжества…»), а в конце — просьба к святому о молитве («моли Христа Бога о спасении/ милости/ просвещении/ благословении/ исцелении/ прощении душ наших») или славословие («слава Совершающему через тебя всем исцеления»).

Краткий тропарь может представлять собой нерифмованное четверостишье:

Апостол святой Матфий, умоли милостивого Бога, да согрешений прощение подаст Он душам нашим

Происхождение и значение термина

В отношении этимологии термина нет полной ясности. Большинство склоняются ко мнению, что он образован от греческого τρέπω — обращать.

В узком значении богослужебного обихода Русской православной церкви термин в основном используется в значении тропаря отпустительного, то есть краткого молитвенного песнопения, прославляющего данный праздник, святого или явление иконы.

В греческих церквах тропарь отпустительный именуется ἀπολυτίκιον.

История

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Исторически тропарь был исходным элементом православной гимнографии; первоначально — краткий припев к определенным местам литургического песнопения; был введен в IV веке, вытеснив теософические гимны I—III веков, не удержанные Церковью, как своеобразный музыкально-поэтический комментарий к священному тексту, словесная икона события Священной истории или празднуемого святого. Возникнув на смешанной почве греческой и ближневосточной культуры, уже к V веку эволюционировал в особый текстомузыкальный жанр.

Ритмическая проза ранних тропарей переросла в стихи, метрика которых с распадом античной просодии и под влиянием семитической поэзии (особенно св. Ефрема Сирина) стала опираться на словесное ударение. Тропарь всегда встраивался в готовые музыкально-ритмические и смысловые «гнезда» (в составе канона, кондака, акафиста). В свою очередь мог служить моделью (образцом), называясь в этом случае ирмосом, по мелодической формуле которого строились икосы, то есть строфы, единообразные по числу слогов во взаимно соответствующих стихах.

Параллельно с кондаками и канонами, тоже организованными вокруг базовых тропарей, создавались как самостоятельные (автомелические), так и «уподобительные» (см. Подобен) тропари, различаемые по функции (назначению):

стихира — тропарь, вторящий стиху псалма;

ипакои — «отклик» на песнопение, затем стихира после малого входа;

кондак — в новом значении «лишнего» тропаря 3-й и 6-й песен канона;

кафизма (седален) — вставка между разделами основного пения;

богородичен — 9-я песнь канона или всякий тропарь Богородице;

катавасия — ирмос, повторяемый в конце песни сходящимися вместе хорами.

Древнерусская письменность

Тропари встречаются в древнерусских берестяных грамотах. Одна из таких грамот, датировавшаяся первой третью XIII столетия, была найдена в 2010 году в Новгороде. В ней содержится текст воскресных тропарей восьми гласов («Егда снизшел еси», «Да веселятся Небесная», «Собезначальное Слово Отцу и Духови» и т. д.) написанный в бытовой графической системе (ъ → о, є → ь, ѣ → ь). К примеру: «ДА ВЬСЬЛѦТЬСЯ NБ».

Знаменитые тропари

Древнейший и известнейший тропарь — «Свете тихий» (греч. Φῶς ἱλαρόν), который поётся на вечерне. Древнейшая его запись находится в Апостольских Постановлениях, относимых к концу III века по Р. Х. Уже Василий Великий называет пение этого тропаря древней и излюбленной традицией Церкви.

Оригинальный греческий текст:

Φῶς ἱλαρὸν ἁγίας δόξης, ἀθανάτου Πατρός, οὐρανίου, ἁγίου, μάκαρος, Ἰησοῦ Χριστέ, ἐλθόντες ἐπὶ τὴν ἡλίου δύσιν, ἰδόντες φῶς ἑσπερινόν, ὑμνοῦμεν Πατέρα, Υἱόν, καὶ ἅγιον Πνεῦμα, Θεόν, Ἄξιόν σε ἐν πᾶσι καιροῖς ὑμνεῖσθαι φωναῖς αἰσίαις, Υἱὲ Θεοῦ, ζωὴν ὁ διδοὺς • διὸ ὁ κόσμος σὲ δοξάζει.

Новогреческий:

<Kύριε Ιησού Χριστέ, πού είσαι> το γλυκό φως τής αγίας δόξας του αθάνατου, του ουράνιου, του άγιου, του μακάριου Πατέρα σου, τώρα πού φτάσαμε στη δύση του ήλιου και είδαμε το εσπερινό φως, υμνούμε τον Πατέρα, εσένα τον Υιό και το Άγιο Πνεύμα, τον ένα Θεό. Πρέπει σε κάθε ώρα και στιγμή να σε υμνούμε με καθαρές ψυχές και χαρούμενες φωνές, Υιέ Θεού γιατί εσύ δίνεις τη ζωή και γι' αυτό ο κόσμος σε δοξάζει.

Церковнославянский перевод:

Свѣ́те Ти́хій святы́я сла́вы, безсме́ртнаго Отца̀ небе́снаго, свята́го блаже́ннаго, Іису́се Хрістѐ: прише́дше на за́падъ со́лнца, ви́дѣвше свѣ́тъ вече́рній, пое́мъ Отца̀, Сы́на, и҆ Свята́го Ду́ха, Бо́га. Досто́инъ е҆сѝ во вся̀ времена̀ пѣ́тъ бы́ти гла́сы преподо́бными, Сы́не Бо́жій, живо́тъ дая́й: тѣ́мже мі́ръ Тя́ сла́витъ.

Существуют [en.wikipedia.org/wiki/Phos_Hilaron переводы этого тропаря] (в том числе поэтические) на латинский (Jucunda lux tu gloriae), английский и другие языки.

---

Другой весьма древний и знаменитый тропарь — в честь Воскресения Христова:

Χριστὸς ἀνέστη ἐκ νεκρῶν θανάτῳ θάνατον πατήσας, καὶ τοῖς ἐν τοῖς μνήμασι ζωὴν χαρισάμενος.

Русская транскрипция:

Христо́с ане́сти эк некро́н, фана́то фа́натон пати́сас, кэ тис эн тис мни́маси зои́н хариса́мэнос.

Церковнославянский перевод:

Хрісто́съ воскре́се и́҆зъ ме́ртвыхъ, сме́ртію сме́рть попра́въ, и҆ су́щимъ во гробѣ́хъ живо́тъ дарова́въ.

Тропарь на праздник Сретения Господня

Радуйся, благодатная Богородица Дева, ибо из Тебя воссияло Солнце правды, Христос Бог наш, просвещающий находящихся во тьме. Веселись и ты, старец праведный, принявший во объятия Освободителя душ наших, дарующего нам воскресение

Ссылки

• [commons.wikimedia.org/w/index.php?title=File%3ARumovskiy_novaya_skrizhal.djvu&page=72 Вениамин (Краснопевков-Румовский) Новая Скрижаль часть 2. глава 4. § 9. стр. 72]
• [www.canto.ru/index.php?menu=refer&id=tropar Тропарь: Сайт Вечерняя песнь]
• [www.pstbi.ccas.ru/institut/book/1997/vac.htm О древнейших Богородичных песнопениях]
• [www.krotov.info/libr_min/19_t/tau/shev_02.htm#_Toc525174089 Архиепископ Аверкий (Таушев). Литургика] (главка о тропарях)
• [azbyka.ru/dictionary/18/tropar-all.shtml из кн.: Киприан Керн. Литургика. Гимнография и эортология.]
• Отпустительные тропари: [www.liturgy.ru/grafics/chasoslov/page.php?p=270 на всю седьмицу] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3993 дня)); [www.liturgy.ru/grafics/psaltir1/page.php?p=232 8-ми гласов] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3993 дня)); [www.liturgy.ru/grafics/psaltir1/page.php?p=241 седмичные] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3993 дня)); [www.liturgy.ru/grafics/psaltir1/page.php?p=243 богородичны] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3993 дня)); [www.liturgy.ru/grafics/psaltir1/page.php?p=259 Триоди] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3993 дня))
• [www.liturgy.ru/grafics/psaltir1/page.php?p=312 Устав об отпустительных тропарях и кондаках] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3993 дня))
• [www.liveinternet.ru/users/isolophey/post104951345/ К истории тропаря «Свете тихий»]

Отрывок, характеризующий Тропарь

Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.