Тропарёво (Москва)
Тропарёво | |
Карта окрестностей Москвы 1823 года. Видно село Тропарёво и деревня Никулино | |
История | |
---|---|
Первое упоминание | |
В составе Москвы с | |
Статус на момент включения | |
Расположение | |
Округа | |
Районы | |
Станции метро | |
Координаты |
55°39′21″ с. ш. 37°28′45″ в. д. / 55.65583° с. ш. 37.47917° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.65583&mlon=37.47917&zoom=14 (O)] (Я) |
Тропарёво — бывшее село к юго-западу от Москвы, позже вошедшее в её состав. Топоним сохранился в названии московского района «Тропарёво-Никулино» и Тропарёвской улицы
В начале XIX века село входило в Голенищевскую волость Московского уезда, а в конце XIX — начале XX века в Зюзинскую. С 1929 года — в Кунцевском районе Московской области. С августа 1960 года — в черте Москвы, сначала в Ленинском, а с 1969 года — в Гагаринском районе.
Содержание
Местоположение села
Село Тропарёво располагалось на обоих берегах речки Очаковки (Тарасовки)[1] между Калужской и Боровской дорогами, ближе к последней, от которой до села шла хорошая дорога (позднее — Тропарёвское шоссе). «Боковая ветвь Старо-Калужского шоссе Боровский тракт… Близ д. Никулиной от него отходит на с. Тропарёво ветвь, носящая название Каменки, на протяжении 3 1/2 версты… От Москвы до Тропарёва считается 12 вёрст. С. Тропарёво находится в 3 верстах от Старо-Калужского шоссе; на селе церковь Михаила Архангела; место бойкое и оживлённое»[2].
Происхождение названия
Название «Тропарёво» происходит, предположительно, от прозвища жившего в конце XIV века владельца села, боярина Ивана Михайловича Тропаря, упомянутого в Троицкой летописи. В 1491 году село принадлежало купцу «сурожскому гостю» Фоме Тропарёву.
История
В XVII—XVIII веках Тропарёво входило во владения Новодевичьего монастыря. В 1693—1703 годах в селе на средства монастыря вместо деревянной сооружена пятиглавая каменная церковь Михаила Архангела в стиле нарышкинского барокко. При входе из села на территорию церкви поставлены ворота. В XVIII веке в результате секуляризации церковных земель село переходит от монастыря в ведение Коллегии экономии. В 1812 году во время отступления из Москвы французских войск церкви был нанесён значительный ущерб. В конце XIX века в Тропарёве было 60 дворов, земское училище и трактир[3].
В 1921 году около Тропарёва возникает толстовская коммуна «Жизнь и труд»[4]. По переписи в 1926 году в селе было 140 дворов.
«Народ в Тропарёве и Богородском был привержен церкви. Строго соблюдали все церковные праздники, гуляли по два, по три дня… Чайная была в селе своего рода клубом, сидя за чайником дешёвого чая, мужики беседовали о своих делах, о базаре и т. д.»[4]
В 1929 году в селе образован колхоз имени К. Е. Ворошилова, толстовская коммуна ликвидирована, а в 1939 году прекращено богослужение в церкви Михаила Архангела, а сама церковь разорена. В 1938 году в связи со строительством аэропорта Внуково около Тропарёва прошло шоссе в аэропорт (позднее Киевское). 1941 году вблизи Тропарёва была создана одна из линий обороны на ближних подступах к Москве, но немцы сюда не дошли. Около Ленинского проспекта сохранился бетонный дот. В 1946 году по Киевскому шоссе мимо села стал курсировать автобус № 11 из Внукова до центра Москвы.
К моменту включения в состав Москвы в 1960 году Тропарёво было большим селом с несколькими улицами, на главной из которых — Московской (с 1966 года — Рузская) было более сотни домов. В селе были школа и магазин. Вокруг села располагались многочисленные огороды и фруктовые сады. Жители держали коров, коз, свиней и домашнюю птицу. С начала 1970-х годов при строительстве жилого района село Тропарёво постепенно сносят, последние сельские дома сломаны в 1981 году. При сносе села в 1980 году ликвидировали кладбище у церкви, а также памятник жителям села, погибшим во время Великой Отечественной войны, стоящий на главной улице (восстановлен в 1990 году на территории церкви). Сейчас на месте села находятся территории Академии Генштаба, Педагогического университета и жилых комплексов «Корона» и «Корона-Эйр».
Улицы села Тропарёво
- Запрудная улица: «от слова "запруда". Шла вдоль реки от запруды на пересечении Рузской улицы и Очаковки " в бывшем подмосковном селе Тропарёве»[5]
- улица Зашохма: «укоренившееся местное название в бывшем подмосковном селе Тропарёве. Возможно, что название происходит от слова "жохма" — горелый лес, "за жохмой", искажённо "за шохмой", — т. е. за горелым лесом»[6]
- Киевская улица (Тропарёво) — «упразднена»[7]
- Наро-Фоминская улица (до 1966 г. — Школьная): «наименована в честь подмосковного города Наро-Фоминска в связи с расположением в юго-западной части Москвы, в районе Рузской улицы (Тропарёво)»[8]. Название перенесено на новую улицу в Солнцеве.
- Рузская улица (до 1966 г. — Московская): «названа по городу Рузе Московской области... Расположена в юго-западной части Москвы (Тропарёво)»[9]
Напишите отзыв о статье "Тропарёво (Москва)"
Примечания
- ↑ [retromap.ru/mapster.php?panes=1&left=0020090&right=051968&zoom=14&lat=55.655897&lng=37.478570 Схематический план Москвы, 1966 год. Приложение к изданию 'Москва. Путеводитель'. Изд. Мысль, 1966 г.]
- ↑ Магнуссен В. П., Уманец Лев. Окрестности Москвы. Справочная книга. М., 1902. С. 116—117.
- ↑ Афанасьев В. П. Описание Московского уезда. М., 1884.
- ↑ 1 2 [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages.xtmpl?Key=18241&page=94 Мазурин Б. В. Рассказ и раздумья об истории одной толстовской коммуны «Жизнь и труд» // Воспоминания крестьян-толстовцев, 1910—1930-е годы. М., 1989.]
- ↑ Имена московских улиц. Под общей редакцией А. М. Пегова. М., 1975. С. 153.
- ↑ Имена московских улиц. Под общей редакцией А. М. Пегова. М., 1975. С. 154-155.
- ↑ Улицы Москвы. Справочник. М., 1969. С. 151.
- ↑ Имена московских улиц. Под общей редакцией А. М. Пегова. М., 1975. С. 279.
- ↑ Имена московских улиц. Под общей редакцией А. М. Пегова. М., 1975. С. 360.
Отрывок, характеризующий Тропарёво (Москва)
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.