Трохимброд

Населённый пункт Трохимброд

Трохимброд (укр. Трохимбрід) — еврейское местечко, существовавшее на Западной Украине с конца XVIII века до 1942 года. С 1921 по 1940 годы входило в состав Польши. Расположено в 30 километрах к северо-востоку от Луцка, рядом с ныне существующими деревнями Яромель и Клубочин. Также известно как Софиевка или Зофиёвка (польск. Zofiówka), в честь русской царевны Софьи, разрешившей создать в этом месте еврейское поселение. В 1942 году полностью уничтожен нацистами вместе с населением.

История

Трохимброд был основан в 1835 году как деревня, выросшая затем в небольшой городок. Население выросло до 1 200 человек (235 семей) в 1889 году и до 1 580 человек в 1897 году.

В ходе Советско-Польской войны городок отошёл к Польше. К 1938 году еврейское население выросло до 3 000 человек. Большая часть населения занималась сельским хозяйством и дублением кожи.

В Трохимброде было семь синагог. В 1940 году вместе со всей Западной Украиной городок отошёл к Советскому Союзу (по пакту Молотова — Риббентропа). В то время раввином был Гершон Вейсманн. Коммунисты сослали его в Сибирь после того как обвинили его в участии в подпольной торговле солью.

Когда позже нацисты оккупировали Украину, они создали в Трохимброде гетто и свезли сюда евреев из соседних городов и деревень. Трохимбродское гетто было ликвидировано самими нацистами в августе и сентябре 1942 года. Большинство евреев Трохимброда, а также соседнего волынского городка Лозишт (Lozisht) были убиты. Местная полиция помогала убивать евреев, и сбежать из гетто удалось не более чем 200 евреям. Им помогали партизаны из соседней украинской деревни Клубочин. За помощь этим партизанам и евреям немцы при содействии вспомогательной полиции расстреляли 137 жителей деревни Клубочин и около 50 жителей польской колонии Оборки, включая десятки детей. Сам Трохимброд был полностью уничтожен огнём. Сейчас на этом месте остался только лес и поля.

Некоторым местным жителям удалось избежать казни. В конце войны в живых осталось по разным данным от 33 до 40 местных жителей. Все они были найдены в окрестностях Луцка.

Трохимброд в художественной литературе

Впервые в художественной литературе Трохимброд появился в 2002 году в романе Джонатана Сафрана Фоера «И всё осветилось». В 2005 году на её основе был снят фильм «И всё осветилось».

История Сафрана Фоера описывает события в деревне между 1791 годом, к которому относится первое упоминание о Трохимброде, до 1942 года, когда он был разрушен в ходе войны. Герой Сафрана Фоера приехал на Украину, чтобы найти женщину по имени Августина, которая спасла жизнь его дедушке.

Ссылки

• [bet-tal.com/index.aspx?id=2404 Сайт сообщества выходцев из Трохимброда и Лозишта].

Отрывок, характеризующий Трохимброд

– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.