Трубачёв, Зосима Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зосима Трубачёв
Имя в миру

Зосима Васильевич Трубачёв

Рождение

24 декабря 1893(1893-12-24)
Пучуга, Вологодская губерния, Российская империя,

Смерть

26 февраля 1938(1938-02-26) (44 года)
Бутово, Московская область, Россия,

Почитается

в Православии

Канонизирован

в 2000 году

В лике

Священномученик

Категория на Викискладе

Зосима Васильевич Трубачёв (24 декабря 1893, Пучуга, Вологодская губерния, Российская империя — 26 февраля 1938, Бутовский полигон, Московская область) — протоиерей Русской православной церкви, священномученик.

Память 26 февраля, в Соборе новомучеников и исповедников Российских, Соборе Ивановских святых, Соборе Вологодских святых и в Соборе Бутовских новомучеников.





Семья

Родился 24 декабря 1893 года в селе Пучуга Сольвычегодского уезда Вологодской губернии. Родители его происходили из духовного сословия. Отец — диакон Василий Петрович Трубачёв на протяжении своей жизни успел послужить в нескольких Северо-Двинских приходах: Нововыставочном Вознесенском, Пучужском Петро-Павловском, Ерогодском Покровском, Волчьеручьевском Знаменском и Ракульском Успенском, в котором и окончил свой земной путь в 1917 году в возрасте 49 лет. Его заслуги перед Церковью и Отечеством были отмечены многими наградами: бронзовой медалью «За труды по переписи 1897 г.», серебряными медалями «В память Царствования Императора Александра III» и «25-летия церковно-приходских школ», а также памятными крестом и медалью «В честь 300-летия Дома Романовых». Мать — Вера Петровна, урождённая Попова, скончалась в 1942 году в Архангельске, в возрасте 73 лет. Братья матери Николай, Владимир и Симеон — были священниками. В Пермогорье рядом с храмом в честь Воскресения Христова сохранилась могила иерея Симеона. В Красноборске служил протоиерей Николай Попов. Его старший сын, тоже Николай, был священником Евдской Вознесенской церкви, умер в лагере перед войной. Второй сын протоиерея Николая Попова — Пётр, после окончания Юрьевского Медицинского Императорского Университета работал врачом. Он состоял в браке с Анной Комиссаровой, дочерью Ивана Комиссарова, который в 1866 году толкнул руку террориста и тем спас императора Александра II от гибели. Сын Петра Николаевича и Анны Ивановны — Олег Петрович Попов, родившийся в 1916 году, был крестником царя Николая II, жил в г. Кириллове Вологодской области.

Образование

Дети диакона Василия Петровича Трубачёва — Николай, Зосима, Пётр, Пантелеймон получили начальное образование в Духовном училище г. Никольска, но только Зосима затем поступил в Вологодскую Духовную семинарию, а в 1914 году — в Московскую Духовную академию, которую окончил в 1918 году со степенью кандидат богословия.

Благодатное воздействие богослужебной жизни Троице-Сергиевой Лавры и несомненное влияние архимандрита Илариона (Троицкого) и о. Павла Флоренского стало определяющим в его стремлении к священству. Он глубоко почитал о. Иоанна Кронштадтского и сохранял как благословение образ прп. Иоанна Рыльского, написанный с портрета о. Иоанна и переданный ему Верой Верховцевой — духовной дочерью о. Иоанна.

Наделенный идеальным слухом и певческими данными, он ещё в семинарии обучился певческому искусству и с успехом заменял регента. В студенческие годы Зосима Васильевич управлял вторым академическим хором и хором при домовой церкви во имя равноапостольной Марии Магдалины в Сергиево-Посадском убежище сестер милосердия Красного Креста, где служил о. Павел Флоренский. Под руководством о. Павла он писал кандидатское сочинение «Космический элемент в богослужении по богослужебным книгам». Годы обучения в академии воспитали в нём верность и преданность Православной Церкви. Он часто посещал старцев Зосимовой пустыни, получая от них ответы на насущные вопросы духовной жизни.

За год до окончания академии он вступил в брак с Клавдией Санковой, отец которой, Георгий Прохорович, по профессии железнодорожный мастер, был большим почитателем преподобного Варнавы Гефсиманского, к которому часто обращался за советами. Венчание совершил отец Павел Флоренский. Участие отца Павла в судьбе отца Зосимы имело и дальнейшее продолжение: сын отца Зосимы — Трубачёв, Сергей Зосимович в 1946 году вступил в брак с дочерью священника Павла Флоренского — Ольгой (1918—1998). В этом браке родились детиː Мария (1951), искусствовед, научный сотрудник Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени И. Э. Грабаря, и Александр (в монашестве Андроник, 1952), игумен, насельник Троице-Сергиевой Лавры, доцент Московской духовной академии — продолжатель священства обоих родов.

Рукоположение

В марте 1918 года Зосима Васильевич был рукоположен в сан диакона, а 25 апреля того же года Святейший Патриарх Тихон в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры рукоположил его в сан священника. Первым местом его служения стал храм Покрова Пресвятой Богородицы при МДА.

С конца 1918 года стал служить в Богородице-Рождественском храме с. Подосиновец в Вологодской епархии. За несколько месяцев до приезда сюда о. Зосимы настоятель храма протоиерей Николай Подьяков претерпел мученическую кончину от рук безбожников.

Уроженец Вологодской губернии, он хорошо знал жизнь местных крестьян, занимавшихся хлебопашеством и возделыванием льна, из которого ткали полотно и шили одежду, её носили все местные жители. Поселившись в Подосиновце, отец Зосима целиком посвятил себя пастырской деятельности. Совершение богослужений, проповедь слова Божия, отеческая забота о вверенных ему прихожанах, христианское воспитание детей стало смыслом и содержанием его жизни. Он посещал больных в отдаленных селениях прихода, устраивал воскресные беседы, обличал сектантов, просто и доступно изъяснял истины православной веры, приходил на помощь всем нуждающимся. Отец Зосима очень любил детей. На Рождество в доме священника всегда устраивалась елка для приходских детей, пелись рождественские песнопения и детские игровые песни. Он взял на воспитание тринадцатилетнюю сироту Наташу Груздеву, дочку утонувшего помора и впоследствии она стала членом семьи священника.

В Подосиновце у отца Зосимы и его супруги, Клавдии Георгиевны, родилось трое детей: Сергей (1919 г.), Анастасия (1922 г.) и Алексей (1924 г.). С младшим сыном священника в младенческом возрасте произошло событие, которое вся семья однозначно восприняла как чудо. В один из праздничных дней собрались родные и гости; отец Зосима держал мальчика на руках, но кто-то его позвал. Он положил ребёнка на подоконник и поспешно вышел. Через несколько мгновений мальчик упал со второго этажа дома на улицу. Когда его принесли, он тотчас впал в забытье и по-видимому уснул. Отец Зосима ушел в другую комнату и стал горячо молиться. Мальчик проснулся вполне здоровым.

Служил отец Зосима внутренне собранно, сосредоточенно, истово, весь уходя в молитву. Возгласы произносил распевно, звучно, молитвы читал горячо и убежденно. На праздник Крещения водоосвящение в Подосиновце происходило на реке Юг. Летом водосвятные молебны совершались перед храмом на огромном камне-валуне.

В 1922 г. священника впервые арестовали во время кампании по изъятию церковных ценностей и заключили в тюрьму в Великом Устюге. Вскоре, однако, он был освобожден и вернулся служить в Подосиновец.

В 1924 г. о. Зосима перешел служить в Ивановскую епархию, которую возглавлял в то время епископ Августин (Беляев). Некоторое время отец Зосима служил в храме в селе Кохма неподалеку от города Иванова.

В середине двадцатых годов православные Иванова переживали один из самых тяжелых периодов своей церковной истории. Обновленцы при поддержке властей захватили почти все храмы в городе. Епископу Августину запретили жить в кафедральном городе, и он приезжал в Иваново только для совершения богослужений, по ходатайству верующих перед властями. В отце Зосиме владыка нашел твердого и мужественного защитника православия, и в 1925 г. направил его служить во Введенский храм в Иванове, так как настоятель этого храма отпал в обновленчество, и многие из клира храма склонялись к тому же. О. Зосима был назначен настоятелем и возведен в сан протоиерея. Введенский храм построен в начале ХХ века. Внутри он был украшен резным деревянным иконостасом с иконами, исполненными в стиле древнего письма. Стараниями протоиерея Зосимы отдельно от храма была заложена и выстроена небольшая колокольня; он освятил колокола и установил порядок ежедневного звона. По воскресеньям после вечернего богослужения отец Зосима проводил беседы на религиозные темы, привлекая к ним всех служивших в храме священников. Каждую неделю по вторникам читался акафист перед чтимой иконой Божией Матери «Нечаянная Радость». Он тратил много сил, чтобы наладить уставное совершение богослужений, преодолеть среди причта привычку к небрежному отправлению чинопоследований, в особенности таинства исповеди, настойчиво отстаивал обиходные традиции церковного пения, стремясь передать хору своё молитвенное настроение.

Для того, чтобы привлечь православных к обновленцам, власти разрешали им совершать крестные ходы по городу, в то время как православные на это права не имели, а в случае неповиновения им угрожали различными карами. Протоиерей Зосима, несмотря на угрозы, не согласился отменить крестные ходы. Во время ночной пасхальной службы, когда с пением «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на несебех…» священство и верующие вышли из храма, их стали теснить безбожники, выкрикивая ругательства и угрозы. Отца Зосиму, как и все духовенство, охраняли прихожане храма, ивановские рабочие. Они, взявшись за руки, оцепили процессию и не допустили избиения верующих.

Проповеди о. Зосимы убеждали силой веры; слушатели чувствовали, что перед ними человек, всецело предавший себя воле Божией. Изъясняя Евангелие, он призывал неуклонно исповедовать Христа, не отрекаться от Него, для укрепления веры в слушателях приводил примеры из жизни святых мучеников. Из русских подвижников он особенно почитал прп. Серафима Саровского.

В июле 1926 года он совершил вместе с прихожанами поездку в Саров. От Арзамаса паломники двинулись на подводе. Большую часть пути отец Зосима прошел пешком. Они пришли ко всенощной; на другой день побывали в пустыньке, на камне, где молился преподобный, и на источнике. На обратном пути остановились в Дивееве и прошли с молитвой вдоль Богородичной канавки. Отец Зосима побывал у блаженной Марии Ивановны, которая, отступив от своего обыкновения при посетителях бушевать и ругаться, приняла его весьма ласково.

Отец Зосима был характера общительного, легко сближался с людьми и церковными и мирскими, к нему тянулись люди и простые и образованные. Но при этом он всегда оставался священником, лицом, облеченным во иерейский сан, и интерес к различным сторонам жизни не заглушал в нём внутренней молитвенной настроенности.

Арест

В 1926 г. власти арестовали епископа Августина и выслали в Среднюю Азию. В Иванове остались его дочери, которые ещё во младенчестве лишились матери. Протоиерей Зосима обратился к прихожанам Введенского храма с просьбой оказать помощь сиротам. Как только это стало известно властям, они арестовали священника. 7 сентября 1928 г. Особое Совещание Коллегии ОГПУ приговорила протоиерея Зосиму к трем годам ссылки в город Вельск Вологодской области с запрещением служить. В 1929 г. наказание был ужесточено, и он был заключен в исправительно-трудовой лагерь и отправлен на лесоразработки неподалеку от станции Няндома Архангельской области, там о. Зосима встретился с высланным Павлом Александровичем Голубцовым (впоследствии архиепископом Сергием).

В 1932 г. священнику разрешили переехать в Юрьев-Польский. Он устроился работать счетоводом, а в свободные дни управлял хором в единственном действующем в городе храме во имя святых бессребренников Космы и Дамиана. После ссылки и заключения о. Зосима стал сосредоточен и сдержан, но не изменил ни своих убеждений, ни твердого намерения продолжать церковное служение.

Летом 1934 г., когда закончился срок ссылки, отец Зосима поспешил навестить свою мать, которая жила в то время в Архангельске, а затем, приехав в Москву для устройства своего церковного служения, он был направлен служить в храм в село Раменье Шаховского района Московской области (авг. 1934).

В 1934 г. в Москву из заключения вернулся епископ Августин, и заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) направил его на Калужскую кафедру. Протоиерей Зосима встретился с епископом, и тот предложил ему служить в Калужской епархии. Давно и хорошо зная владыку Августина, о. Зосима с радостью согласился и был назначен настоятелем Казанского храма в г. Малоярославце и благочинным приходов в Малоярославецком районе (1934). Он духовно окормлял свою паству, многих ссыльных монахинь и духовенство, среди которых был и вернувшийся из концлагеря священноисповедник Роман Медведь, которого во время его смертельной болезни о. Зосима посещал каждый день до самой кончины.

Мученическая кончина

26 января 1938 г. власти вновь арестовали протоиерея Зосиму, и он был заключен в Таганскую тюрьму в Москве. 29 января следователь допросил священника, спросив, признает ли он себя виновным в том, что вел активную контрреволюционную работу против советской власти. О. Зосима категорически отказался признать себя виновным в возводимых на него обвинениях. Тройка НКВД приговорила его к расстрелу. Протоиерей Зосима Трубачев был расстрелян 26 февраля 1938 г. на полигоне Бутово под Москвой и погребен в общей безвестной могиле.

Напишите отзыв о статье "Трубачёв, Зосима Васильевич"

Ссылки

  • [www.arhpress.ru/znamya/2006/3/21/2.shtml Биография по материалам журнала «Ныне и присно» — N 3-4. — 2006 г.]

Отрывок, характеризующий Трубачёв, Зосима Васильевич

Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…