Дело Трудовой крестьянской партии

Трудовая крестьянская партия (ТКП) — упоминаемое в материалах органов государственной безопасности СССР (ОГПУ и НКВД СССР) в конце 20-х — 40-х годах, но в действительности никогда не существовавшее «антисоветское политическое образование» в СССР в конце 20-х годов XX века. Обвинения в принадлежности к этой партии были частью сфабрикованных дел в отношении неугодных сталинскому режиму политических, общественных и научных деятелей.

По одной из версий название «Трудовая крестьянская партия» было придумано следователями для того, чтобы связать обвиняемых с организацией Трудовая крестьянская партия — «Крестьянская Россия», которая была создана в 1921 году в Праге С. С. Масловым.

Все проходившие по делу ТКП были реабилитированы после пересмотра дела в 1987 году.

Репрессированные «члены» региональных организаций ТКП

По неполным данным помимо лиц, обвинённых в руководстве партией, в связи с делом ТКП было арестовано 1296 человек. Ещё до утверждения председателем ОГПУ СССР В. Р. Менжинским 21 сентября 1931 года обвинительного заключения по делу «Центрального Комитета контр-революционной вредительской организации «Трудовая Крестьянская Партия» уже были осуждены:

• по делу Московской областной организации ТКП — 68 человек;
• по делу Ленинградской областной организации — 106;
• по делу Северо-Кавказской организации — 120;
• по делу Нижегородской Краевой организации — 24;
• по делу об­ластной организации Центрально-Черноземной обла­сти — 132;
• по делу Западной областной организации — 174;
• по делу Средне-Волжской организации — 107;
• по делу Западно-Сибирской организации — 35;
• по делу Крымской организации — 26;
• по делу Уральской областной организации — 26;
• по делу Ивановской областной организации — 96;
• по делу Нижне-Волжской организации — 56;
• по делу Украинской организации — 143.

Репрессированные «руководящие деятели» ТКП

Среди известных лиц, репрессированных по обвинению в участии в ТКП, был ряд советских деятелей. В 1930 году по «делу Трудовой крестьянской партии» были, в частности, арестованы заместитель наркома земледелия СССР Андрей Берзин, экономисты Николай Кондратьев, Александр Чаянов, Лев Литошенко. Николай Иванович Вавилов ходатайствовал за арестованных по этому делу, что послужило поводом для обвинения его в «руководстве антисоветской шпионской организации „Трудовая Крестьянская партия“» в 1941 году.

По показаниям арестованного профессора Н. П. Макарова, «вредители» наряду с Рыковым и Сокольниковым собирались включить в «коалиционное правительство» также Калинина. Молотов, руководивший в августе 1930 г. делами в ЦК во время отпуска Сталина, сообщил об этом Сталину, предположив, что Макаров «пачкает» Калинина «намеренно», в связи с чем выражал сомнения в целесообразности делать рассылку показаний арестованных всем членам ЦК и ЦКК, а также «руководящим кадрам хозяйственников». На это Сталин ответил:

Что Калинин грешен, в этом не может быть сомнения. Всё, что сообщено о Калинине в показаниях — сущая правда. Обо всём этом надо осведомить ЦК, чтобы Калинину впредь не повадно было путаться с пройдохами.

Открытого процесса по делу не проводилось. 26 января 1932 года коллегия ОГПУ вынесла постановление заключить в концлагерь:

• сроком на 8 лет — Н. Д. Кондратьева; Н. П. Макарова; Л. Н. Юровского;
• сроком на 5 лет — А. В. Чаянова; А. Г. Дояренко; А. А. Рыбникова;
• сроком на 3 года с заменой этого наказания высылкой на тот же срок — Л. Б. Кафенгауза; Л. Н. Литошенко; профессора Тимирязевской академии, заведующего опытным отделом Наркомзема РСФСР С. К. Чаянова (двоюродный брат А. В. Чаянова);
• сроком на 3 года с заменой этого наказания ограничением в месте жительства на тот же срок — старшего экономиста Наркомзема РСФСР А. В. Тейтеля; доцента Московского планового института и консультанта Наркомфина СССР И. Н. Леонтьева;
• сроком на 3 года с последующим освобождением от наказания — профессора Тимирязевской академии и редактора журнала «Агропром» А. О. Фабриканта.

16 декабря 1937 года органами НКВД СССР по Новосибирской области «за участие в контрреволюционной организации „Трудовая крестьянская партия“» был арестован писатель Георгий Вяткин. В том же году был арестован и осужден «за принадлежность к ТКП» будущий создатель и руководитель 29-й гренадерской дивизии СС «РОНА» Бронислав Каминский.

«Дело Трудовой крестьянской партии» являлось частью борьбы с «правыми уклонистами», наряду с «делом Промпартии» и «делом Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков)».

См. также

• Вавилов, Николай Иванович.
• Чаянов, Александр Васильевич
• Юровский, Леонид Наумович
• Литошенко, Лев Николаевич
• Кондратьев, Николай Дмитриевич

Литература

• [www.reabit.org.ua/files/store/Grig-Sprava.pdf Дело «Украинского филиала Трудовой крестьянской партии»] = Справа «Української філії Трудової селянської партії» / Под ред. Т. Ф. Григор’єва, В. І. Очеретянко. — К.: Головна редколегія «Реабілітовані історією», 2010. — 368 с. — ISBN 966-95963-4-3.
• Чаянов В.А., Петриков А.В. А.В. Чаянов в следствии ОГПУ по делу Трудовой крестьянской партии (1930 - 1932 гг.) // Сельский мир. Альманах / Отв. ред. А.В. Петриков, А.Б. Жильцов - М.: Общество "Энциклопедия российских деревень", 1998. [Вып. 2] - С. 4 - 146.

Отрывок, характеризующий Дело Трудовой крестьянской партии

– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.


На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…