Трын-трава
Трын-трава | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария | |
В главных ролях | |
Оператор | |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
87 мин |
Страна | |
Язык | |
Год | |
IMDb | |
Трын-трава — трагикомедия кинорежиссёра Сергея Никоненко, снятая в 1976 году. Премьера фильма состоялась 15 октября 1976 года.
Содержание
Сюжет
Непросто живётся механизатору Степану Калашникову (Сергей Никоненко) со своей любимой женой Лидией (Лидия Федосеева-Шукшина). Лидия любит помечтать среди подсолнухов, а Степану кажется, что она мечтает о принце, но никак не о нём, не о своём муже, «который труженик». Степан скандалит, уходит из дома, но всегда возвращается.
Во время очередного такого скандала в колхоз приезжает студент — практикант Вадим (Николай Бурляев). Его возмущает грубое отношение Степана к своей жене. Вадим берёт Лидию под свою опеку. Он читает ей стихи, рассказывает интересные факты из жизни насекомых, а также втолковывает, что она не должна терпеть грубое поведение своего мужа Степана.
В конце концов, по просьбе председателя колхоза (Евгений Шутов), Вадим уезжает. Но Лидия уже привыкла к нему и едет вслед за ним, в город. В городе, в институтском общежитии, Вадим объясняется с Лидией. На следующий день Лидия возвращается в своё село. На пароме её встречает верный Степан.
В ролях
- Сергей Никоненко — Степан Калашников
- Лидия Федосеева-Шукшина — Лидия Калашникова
- Николай Бурляев — студент — биолог Вадим
- Евгений Шутов — председатель колхоза «Заря» Жорж Жоржович
- Александр Пятков — Виктор, помощник Степана Калашникова
- Лариса Удовиченко — невеста Виктора
- Алексей Ванин — председатель райкома Александр Захарович
- Светлана Харитонова — Карповна, квартирная хозяйка студента Вадима
- Мария Виноградова — Паконя, соседка Степана и Лидии Калашниковых
- Виктор Уральский — Федька, житель села
- Игорь Безяев — Максимыч
- Екатерина Воронина — работница «Дома колхозника»
- Олег Савосин — человек на вокзале
- Клавдия Хабарова — эпизод
Съёмочная группа
- Режиссёр: Сергей Никоненко
- Сценарист: Виктор Мережко
- Операторы: Михаил Агранович, Владимир Захарчук
- Художник: Ирина Шретер
- Композитор: Владимир Мартынов
- Дирижёр: Юрий Николаевский
Интересные факты
- Это второй фильм Сергея Никоненко в качестве режиссёра.
- Лидию Федосееву-Шукшину около трамвая снимали в Евпатории.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 17 августа 2012 года. |
|
Напишите отзыв о статье "Трын-трава"
Отрывок, характеризующий Трын-трава
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…