Миядзаки, Цутому
| Цутому Миядзаки | |
| 宮﨑 勤 | |
 | |
| Прозвище |
«Отаку-убийца» |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: |
|
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Причина смерти: | |
| Наказание: | |
| Убийства | |
| Количество жертв: |
4 |
| Период убийств: |
1988—1989 |
| Основной регион убийств: | |
| Способ убийств: |
Удушение |
| Мотив: |
Сексуальный |
Цуто́му Миядза́ки (яп. 宮﨑 勤; 21 августа 1962 года — 17 июня 2008 года), также известный, как «Отаку-убийца» и «Убийца маленьких девочек» — японский серийный убийца.
Содержание
Ранние годы
Миядзаки родился недоношенным. В начальных классах был успешным учеником, но позже, с каждым годом его успеваемость ухудшалась. В школе одноклассники сторонились Цутому. Дело в том, что мальчик родился с деформированными руками[1], и как это часто бывает в школах, несчастный ребёнок стал изгоем среди других детей. На семейных фотографиях видно, что Цутому всегда старается спрятать свои руки. Его погруженность в себя и отчуждение от других людей со временем все усиливалась. Цутому не смог поступить в университет, и вместо того чтобы изучать английский язык и готовиться к карьере учителя, он был вынужден поступить в колледж для обучения по специальности фототехника[1]. Родители Миядзаки все время посвящали работе, и практически не общались с сыном. Две младшие сестры не любили своего брата, только дедушка проявлял интерес к жизни и проблемам Цутому. Возможно именно смерть дедушки в мае 1988 года способствовала началу серии жестоких убийств — Цутому лишился последней ниточки, связывавшей его с внешним миром, последнего человека, который понимал его. Через три месяца после смерти дедушки Цутому совершит своё первое убийство.
Серия убийств
В 1988 и 1989 годах Миядзаки убил и изуродовал четырёх девочек в возрасте четырёх и семи лет, обычно он заманивал жертв к себе в машину и душил, после чего совершал сексуальные манипуляции с трупом убитой. Японское общество было шокировано чудовищной жестокостью убийств.
Миядзаки отправлял родителям убитых девочек различные сообщения, так, например, семья его первой жертвы, Мари Конно, получила посылку с размолотыми костями и зубами девочки, кроме того в посылке были фотографии одежды Мари. Родителям Эрики Намбы пришла открытка за авторством Миядзаки — в ней были вырезанные из журналов слова: «Эрика. Холод. Кашель. Горло. Отдых. Смерть». Также родители жертв сообщили полиции, что после убийств им кто-то (предположительно — Миядзаки) звонил и молчал в трубку. Если трубку никто не брал, звонки могли продолжаться по 20 минут.
Арест
Японская полиция бросила много сил на поимку убийцы, однако арестовать Миядзаки удалось лишь благодаря удачному стечению обстоятельств и бдительности обычных граждан. 23 июля 1989 года на Миядзаки напал отец маленькой девочки, которую он обманом заставил раздеться и позировать для его снимков. Сразу после ареста Миядзаки полиция была уверена, что в руки к ним, наконец, попал зловещий «Убийца маленьких девочек». Обыск в квартире Миядзаки подтвердил их предположение — среди 5763 видеокассет, (среди которых были записи хентай-аниме, ужасы и эрогуро-фильмы[2]) были найдены фотографии убитых жертв. Отец Миядзаки отказался оплатить услуги адвоката для своего сына. В дальнейшем отец так и не смог смириться с мыслью, что его сын — серийный убийца, спустя некоторое время он покончил жизнь самоубийством.
Суд приговорил Миядзаки к смертной казни через повешение. Приговор приведен в исполнение 17 июня 2008 года[3].
Феномен отаку и дело Миядзаки
Один из самых острых и дискуссионных вопросов, который встал перед японским обществом после ареста Миядзаки это то, как повлияла массовая культура на формирование его личности и способствовала ли она превращению тихого, замкнутого мальчика в серийного убийцу. Речь в данном случае идет о манге, аниме и жестоких хоррор-фильмах, которыми Миядзаки очень увлекался, и даже можно сказать больше — он полностью погрузился в мир жестокой массовой культуры, забыв о реальной жизни. Этот феномен распространен в Японии, людей, которые фанатично увлекаются некоторыми разновидностями массовой культуры (в основном это упомянутые выше аниме и манга) называют «отаку». Также есть понятие «хикикомори», это люди, которые нигде не работают, живут на содержании родителей и не выходят из дома, как правило, проводя все время перед телевизором или за компьютером. Существуют полярные взгляды на феномен «отаку» — с позиции людей консервативных взглядов, отаку и хикикомори это ненормальные люди, чуть ли не сумасшедшие, и соответственно потенциальные убийцы. С другой стороны существует мнение, что людям во все времена было свойственно увлекаться чем-либо и «отаку» в этом плане мало чем отличаются от страстных коллекционеров. Когда в 2004 году другой педофил Каору Кобаяси убил семилетнюю девочку, произошёл новый всплеск ненависти к отаку, несмотря на то, что он не имел к ним никакого отношения.
Жертвы
- Мари Конно (яп. 今野真理 Konno Mari): 4 года
- Масами Ёсидзава (яп. 吉沢正美 Yoshizawa Masami): 7 лет
- Эрика Намба (яп. 難波絵梨香 Nanba Erika): 4 года
- Аяко Номото (яп. 野本綾子 Nomoto Ayako): 4 года
См. также
Напишите отзыв о статье "Миядзаки, Цутому"
Примечания
- ↑ 1 2 [web.archive.org/web/20070818192957/www.charlest.whipple.net/miyazaki.html Charles T. Whipple. «„The Silencing of the Lambs“». Retrieved on 2008-03-05. Internet Archive copy] (англ.)
- ↑ Ramsland, Katherine. [www.trutv.com/library/crime/criminal_mind/psychology/movies_made_me_kill/11.html Movies Made Me Murder] (англ.). truTV.com. Проверено 25 декабря 2009. [www.webcitation.org/60qqMUwcC Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ [www.newsru.com/world/17jun2008/hanging.html В Японии казнены четверо осужденных, включая серийного убийцу] // NEWSru.com
Ссылки
- [www.serial-killers.ru/karts/miyazaki.htm Биография Цутому Миядзаки]
Отрывок, характеризующий Миядзаки, Цутому
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
